Снова злорадное хихиканье, больше похожее на истерический вопль.
— Плохое место, Джек! Волк! Джейсон! Плохое! Плохое! Плохое!
Вдоль всего коридора открывались двери. Джек услышал шарканье множества ног, обутых в грубые форменные ботинки «Дома Солнечного Света».
Джек с трудом заставил себя спрыгнуть с кровати. Чувство реальности медленно возвращалось к нему, он еще не проснулся, но уже и не спал. Ему казалось, что воздух вокруг превратился в малиновый сироп… или кисель, так тяжело давался каждый шаг.
Он так устал… очень устал.
— Волк, — сказал он. — Волк, перестань.
— Не могу, Джеки, — хныкал Волк. Он все еще держался руками за голову, словно боясь, что она лопнет.
— Ты должен, Волк.
— Не могу, Джеки, — заскулил Волк. — Плохое место! Плохие запахи!
Из коридора кто-то, Джек предположил, что Гек Баст, крикнул:
— Все на исповедь!
— Все на исповедь! — отозвался кто-то еще, а затем к этим двум присоединилось множество голосов: «Все на исповедь! Все на исповедь! Все на исповедь!» Было похоже, что все они болеют за футбольную команду со странным названием.
— Если мы хотим унести отсюда ноги живыми и невредимыми, мы должны вести себя спокойно и быть послушными.
— Не могу, Джеки! Не могу быть спокойным! Не могу быть послушным! Плохие…
Их дверь должна была открыться с минуты на минуту, впустив в комнату Баста или Зингера… а может, и того, и другого. Они не шли «на исповедь», что бы здесь под этим ни подразумевалось, и, пока новичкам в «Доме Солнечного Света» позволялись некоторые вольности во время их «карантинного периода», Джек решил, что их шансы на побег намного возрастут, если они как можно более тесно смешаются с общей массой… как только смогут. С Волком это предприятие не обещало быть легким.
«Господи! Прости меня, друг, это я втянул тебя в эту историю, — думал Джек. — Но что случилось, то случилось. И теперь я должен найти выход из создавшегося положения, придумать, как нам отсюда убежать. А если я временами слишком строг с тобой, то это для твоей же пользы…»
Он подумал и добавил мысленно: «Я надеюсь».
— Волк, — прошептал Джек. — Ты хочешь, чтобы Зингер снова меня побил?
— Нет, Джек. Нет…
— Тогда лучше иди со мной в коридор, — сказал Джек. — Ты должен помнить, что из-за любого твоего слова или поступка Баст и Зингер могут меня сильно побить. Зингер свалил меня на пол, потому что твоя дурья…
— Кто-нибудь может и его свалить на пол, — сказал Волк; его голос звучал мягко и кротко, но в сузившихся глазах вспыхнул ярко-оранжевый огонь. На мгновение Джек увидел, как сверкнули зубы у него во рту, но не потому, что Волк улыбался, — казалось, его зубы начали расти.
— Никогда больше не думай об этом, — строго сказал Джек. — Этим ты никому не сделаешь лучше.
— Джек, но я не могу…
— А ты пытался? — спросил Джек и бросил еще один быстрый взгляд на дверь.
— Я попытаюсь, — дрожащим голосом сказал Волк. На его глазах выступили слезы.
Коридор, вероятно, должен был освещаться светом вечернего солнца, но этого не было. На окнах в обоих его концах стояло что-то вроде светофильтров. Мальчики могли выглядывать наружу, ловить там настоящий солнечный свет, но сам этот свет не мог проникать внутрь. Он, казалось, умирал на подоконниках этих высоких окон.
У двадцати дверей стояло сорок мальчиков. Волк и Джек сильно запоздали со своим появлением, но их отсутствие не было замечено. Зингер, Баст и еще двое мальчиков нашли кого-то другого, на ком можно было потренировать глотки и кулаки, и не удосужились проверить присутствие всех остальных.
Их жертвой стал щуплый мальчик лет пятнадцати, в очках и с узким подбородком. Он стоял с виноватым выражением на лице, опустив голову и разглядывая свои черные ботинки. Штанов на нем не было. Трусов тоже.
— Ты прекратил или нет? — спрашивал Зингер.
— Я…
— Заткнись! — крикнул один из тех двоих, что были с Зингером и Бастом. Четверка была в голубых джинсах вместо грубых форменных штанов и белых свитерах под горло. Джек потом узнал, что того, кто кричал последним, звали Уорвик. Четвертый, толстый, был Кейси.
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — снова заорал Уорвик. — Ты все еще продолжаешь дрочить? Продолжаешь, Мортон?
Мортон задрожал и ничего не сказал.
— ОТВЕЧАЙ! — взвизгнул Кейси. Это был толстый коротконогий мальчишка, слегка похожий на злобного хоббита.
— Нет, — прошептал Мортон.
— ЧТО? ГОВОРИ ГРОМЧЕ! — крикнул Зингер.
— Нет! — расплакался Мортон.
— Если ты не будешь дрочить всю неделю, тогда получишь свои трусы обратно, — сказал Зингер властным голосом. — Надевай свое рванье, ты, овца тупорылая! — Он бросил ему под ноги штаны.
Мортон, хныкая, наклонился, поднял их и натянул на себя.
Мальчики направились на исповедь и на ужин.
Исповедь проводилась в большой комнате с голыми стенами, как раз напротив столовой. Головокружительные запахи вареной фасоли и сосисок долетали до них, и Джек видел, как ноздри Волка ритмично расширяются. Первый раз за весь сегодняшний день мрачное выражение покинуло его лицо, и он начал выглядеть заинтересованным.
Джек настороженно относился к предстоящей исповеди и боялся за Волка. Лежа на своей верхней койке, подложив руки под голову, он заметил в углу комнаты что-то маленькое и черное. Секунду или две он думал, что это мертвый жук или клоп, в общем, какое-то насекомое. Он думал, что если подойдет поближе, то сможет увидеть паучьи сети и попавшую в них жертву. Впрочем, можно сказать, что это и было насекомое, только неприродного происхождения. «Клоп». Старый маленький микрофон, намертво встроенный в стену. Тонкий проводок, извиваясь, уходил сквозь заделанную гипсом дыру. Его даже не пытались замаскировать. Часть сервиса, мальчики. У Преподобного Гарднера Большие Уши.
Увидев «клопа», а затем неприятную сцену с Мортоном, Джек предположил, что исповедь должна быть мрачным и, возможно, болезненным процессом. Кто-нибудь, может быть, сам Преподобный Гарднер, но скорее всего Гектор и Баст будут пытаться выбить из него признание в том, что он употреблял наркотики, вламывался в чужие квартиры по ночам и грабил честных людей, что плевал прямо на тротуар, играл в карманный бильярд каждую ночь, и еще в чем угодно. И даже если он никогда ничего этого не делал, они будут мучить его, пока он все равно не признается во всех своих «злодеяниях». Они, возможно, будут сильно бить его. Джек знал, что сможет выдержать подобную пытку, но вот насчет Волка он не был уверен.
Но самым ужасным в этой исповеди было то, с какой страстью ее приветствовали все мальчики в «Доме».
«Внутренняя дружина» — парни в белых свитерах — сидела впереди. Джек оглянулся по сторонам и увидел, что остальные смотрят на открытую дверь с выражением тупого ожидания. Он решил, что они ждут ужина — пахло чертовски приятно, честное слово, особенно после этих недель дорожных гамбургеров. Но затем в проеме появился Преподобный Гарднер, и Джек увидел, что выражение ожидания сменилось благоговением. Стало ясно, что они ждали совсем не еды. Даже Мортон, который не далее чем пятнадцать минут назад стоял с голой задницей в коридоре на верхнем этаже, выглядел почти восторженным.
Мальчики встали. Волк остался сидеть, его нос подергивался, и выглядел он подавленным и испуганным. Джек схватил его за ворот рубашки и поднял.
— Делай то, что они, — пробормотал он.
— Садитесь, дети, — улыбаясь сказал Гарднер. — Садитесь, пожалуйста.
Они сели. Гарднер был одет в синие потертые джинсы и ослепительно белую шелковую рубашку с расстегнутым воротником. Он посмотрел на них и снова милостиво улыбнулся. Тут Джек увидел, как один мальчик с темными волнистыми волосами, густыми прядями спадавшими ему на лоб, скошенным подбородком и руками, такими же бледными, как фаянсовые фигурки в доме у дяди Томми Вудбайна, отвернулся в сторону и прикрыл рот рукой, чтобы скрыть зевок; и тогда он, Джек, почувствовал странную бодрость. По крайней мере не все головы были одурманены тем, что здесь происходило, хотя, к сожалению, таких было большинство. Мальчик с большими кривыми зубами смотрел на Преподобного Гарднера с обожанием.
— Помолимся. Гек, ты начнешь?
Гек начал. Он молился быстро и механически. Было похоже, что молится робот, у которого сломался блок речи. Попросив Бога сохранить их до конца дней, отпустить им грехи, спасти их души и помочь им стать лучшими людьми, Гек Баст протараторил «воимяотцаисынаисвятогодухааминь» и сел.
— Спасибо, Гек, — сказал Гарднер. Он взял стул, развернул его задом наперед и оседлал, словно ковбой в вестерне Джона Форда. Теперь он выглядел обворожительно — самолюбие и явное сумасшествие, которые Джек увидел утром, исчезли с его лица. — Ну а теперь выслушаем десять — двенадцать исповедей. Не больше. Ты поможешь мне, Энди?
Уорвик, с выражением ироничной почтительности на лице, занял место Гека.
— Благодарю тебя, Преподобный Гарднер, — сказал он и обратил свой взгляд к «аудитории».
— Исповедь, — продолжил он. — Кто начнет?
Раздался шорох и бормотание… и руки начали подниматься. Две… шесть… девять рук.
— Рой Оудерсфелт, — сказал Уорвик.
Рой Оудерсфелт, высокий мальчик с бородавкой размером с хороший волдырь на кончике носа, поднялся и сложил свои худые руки перед грудью.
— Я украл десять долларов из кошелька моей мамы в прошлом году! — объявил он высоким, пронзительным голосом. Одна расчесанная рука потянулась к носу и с пугающей силой ущипнула бородавку. — Потом я пошел в парк, поменял их на жетоны и играл во все игры подряд: в «Звездные войны», в «Космических пиратов» и другие, пока деньги не кончились. Это были деньги, которые мама отложила, чтобы заплатить за газ, и поэтому у нас его отключили… — Он моргнул и посмотрел вокруг. — …и мой брат заболел и попал в больницу в Индианаполисе с воспалением легких! Потому что я украл эти деньги! Вот моя исповедь.