Гарднер поднялся, взял со стола пакет с надписью «Джек Паркер» и вместе с ним вернулся назад. Он вынул оттуда медиатор.
— Что это?
— Медиатор! — простонал Джек. Руку невыносимо пекло.
— Что он представляет собой в Долинах?
— Я не знаю, о чем вы говорите.
— А это что?
— Мраморный шарик. Вы что, слепой?
— В Долинах это игрушка?
— Я не…
— Зеркало?
— …знаю…
— Это волчок, который исчезает, когда его быстро вращаешь?
— …о чем…
— ЗНАЕШЬ! ЗНАЕШЬ, ТЫ, ЧЕРТОВ КОЗЕЛ!
— …вы говорите.
Гарднер поднес руку прямо к лицу Джека. В ней он держал серебряный доллар. Его глаза горели.
— Что это?
— Это подарок моей тети Элен.
— Чем он становится в Долинах?
— Музыкальной шкатулкой.
Гарднер достал зажигалку.
— Твой последний шанс, мой милый мальчик.
— Монета становится музыкальной шкатулкой и играет «Сумасшедшие ритмы».
— Держите ему руку, — сказал Гарднер.
Джек сопротивлялся, но он был один, а их трое.
Ужин в кастрюлях на плите начал подгорать.
Джордж Ирвинсон неподвижно стоял у двери, не решаясь открыть ее. Царапающие звуки повторились.
— Бояться ровным счетом нечего, — убеждал скорее себя, чем Донни, Джордж. — Когда ты чист перед Богом, тебе нечего бояться на земле.
И с этим великим высказыванием на устах он открыл дверь. Нечто огромное, темное и косматое стояло в проеме, сверкая из темноты ярко-красными глазами. Взгляд Джорджа скользнул по огромной лапе, появившейся из мрака ветреной осенней ночи. Длинные когти блеснули в свете кухни. Они сняли голову Джорджа Ирвинсона с плеч, и она полетела, брызгая кровью, через всю комнату прямо к ногам истерически смеющегося Донни Кигана. Бедного сумасшедшего Донни Кигана.
Волк опустился на все четыре лапы и вошел в кухню. Он бросил беглый взгляд на Донни Кигана и выбежал в коридор.
Волк! Волк! Прямо здесь и прямо сейчас!
Это голос Волка звучал в его голове, но он был более глубоким, более сильным и более властным, чем Джек когда-либо слышал. Он врезался в сознание, словно хороший финский нож.
Волка захватила луна, думал он. Эта мысль наполнила его торжеством и печалью.
Гарднер стоял, приподняв голову. Его глаза сузились. Сейчас он был похож скорее на животное, чем на человека. Он был похож на животное, почуявшее опасность.
— Преподобный? — спросил Санни. Он мелко трясся, зрачки его глаз были сильно расширены. Он наслаждается, подумал Джек. Если я заговорю, Санни, вероятно, будет глубоко разочарован.
— Я что-то слышал, — сказал Гарднер. — Кейси! Сходи посмотри на кухне и в общей комнате.
— Хорошо.
Кейси вышел.
Гарднер снова посмотрел на Джека.
— Я очень скоро отбываю в Манси, — сказал он, — и когда я увижу мистера Моргана, мне хотелось бы немедленно сообщить ему некоторую информацию. Так что лучше отвечай мне, Джек. Не заставляй меня делать тебе больно.
Джек смотрел на него, надеясь, что бешеный стук его сердца не отражается ни на лице, ни в пульсации сонных артерий на шее. Если Волк вырвался из карцера…
Гарднер держал в одной руке медиатор Спиди, в другой — монету Капитана Фаррена.
— Чем они становятся?
— Когда я мигрирую, они превращаются в черепашьи яйца, — сказал Джек и громко истерически захохотал.
Лицо Гарднера почернело от злости.
— Свяжите ему руки, — сказал он Санни и Энди. — Свяжите этому ублюдку руки и спустите ему штаны. Посмотрим, как он запоет, когда мы поджарим его яйца.
Гек Баст смертельно скучал, выслушивая исповеди. Он уже знал их наизусть, эти дурацкие выдумки.
Я стащил деньги из сумочки моей мамы, я курил марихуану в школьном дворе, я опустил спичку в почтовый ящик, и он сгорел, я сделал то, я сделал это…
Чушь собачья! Ничего интересного. Ничего, что могло бы отвлечь его от постоянной ноющей боли в руке. Гек так хотел сейчас быть внизу и обрабатывать этого чертова Сойера. А потом они могли бы заняться здоровым идиотом, который искалечил… нет, уничтожил его любимую правую руку. Да, он с огромным удовольствием поквитался бы с ним. Отрезать бы ему яйца…
Мальчик по имени Вернон Скарда монотонно продолжал свое повествование.
— …и мы с ним, мы увидели, что ключи торчат в ее… ну вы понимаете, о чем я говорю? И тогда он сказал: «Давай сядем в нее и покатаемся». Вот что он сказал. Я понимал, что это плохо, и так ему и сказал. А он говорит: «Ты просто трусишь, дерьмо куриное». Я говорю: «Я не дерьмо куриное» или что-то типа этого. А он мне говорит: «Докажи это». Я говорю: «Я никогда не сидел за рулем», — а он мне говорит…
О Господи! — подумал Гек. Его рука уже не просто ныла — она вопила во весь голос, и он ненавидел всех этих малолетних придурков. В дальнем углу комнаты Гек увидел Стручка, который кривил рот, пытаясь подавить зевок.
— …и мы сели и поехали. А потом он мне говорит…
Внезапно дверь с такой силой открылась, что едва не слетела с петель. Она ударилась о стену и отлетела от нее, сбив с ног мальчика по имени Том Кэссиди. Тот упал на пол и остался лежать без сознания. Что-то ворвалось в комнату; вначале Гек Баст решил, что это самая большая и самая уродливая собака, какую ему только приходилось видеть в своей жизни. Мальчики закричали и повскакивали со стульев… И замерли, словно завороженные, глядя широко раскрытыми, обалдевшими глазами на то, как темно-серый зверь, в которого превратился Волк, пытается освободиться от форменных брюк и куртки, все еще болтавшихся на нем.
Вернон Скарда запнулся на полуслове.
Волк выгнулся и осмотрелся по сторонам. Мальчики отступили от него. Педерсен рванулся к двери. Волк поднялся во весь рост, едва не стукнувшись головой о потолок. Он молниеносно выбросил вперед лапу толщиной с железнодорожную шпалу и пропахал на спине Педерсена четыре глубокие борозды. На мгновение стал виден позвоночник — белая струна, натянутая в кровавом месиве. Темно-красные брызги заляпали стены. Педерсен сделал еще один широкий неуверенный шаг, затем рухнул на пол коридора и затих.
Волк развернулся… Взгляд его пылающих глаз остановился на Геке Басте. Гек попятился на внезапно окаменевших ногах, глядя не отрываясь на этот мохнатый красноглазый Ужас. Он понял, кто это… или по крайней мере кем это могло быть.
Геку больше не пришлось скучать в этом мире.
Джек снова сидел на стуле, и снова его руки были крепко прижаты к спине. Санни как можно туже завязал рукава смирительной рубашки, затем расстегнул и стащил с него штаны.
— Ну вот, — сказал Гарднер, держа зажигалку перед глазами Джека. — А теперь слушай меня, Джек. Слушай меня внимательно. Сейчас я буду снова задавать тебе вопросы, и если ты не ответишь на них немедленно и правдиво, то больше никогда не сможешь заниматься ни педерастией, ни даже онанизмом.
Санни Зингер отреагировал на эту остроту громким хохотом. В его глазах опять зажегся мутный мертвенный огонек вожделения. С нездоровой страстью глядел он в лицо Джека.
— Преподобный Гарднер! Преподобный Гарднер! — Это был Кейси, и Кейси был до смерти напуган. Джек снова открыл глаза. — Там какое-то чудовище наверху!
— Мне некогда отвлекаться на глупые шутки.
— Донни Киган на кухне смеется как сумасшедший и…
— Преподобный Гарднер сейчас не в настроении шутить, — сказал Санни. — Или ты плохо слышишь?
Но Кейси был слишком напуган, чтобы обращать внимание на слова.
— …и из общей комнаты доносятся такие звуки, будто там идет война! Вопли! Стоны! И еще такие звуки…
Неожиданно в голове у Джека громко и четко прозвучал призыв неописуемой силы:
Джеки! Где ты? Волк! Где ты, черт побери?!
— …словно там рычит свора бешеных собак!
Теперь Гарднер наконец-то взглянул на Кейси. Его глаза сузились, губы были плотно поджаты.
В офисе Гарднера! В самом низу! Где мы были раньше!
В СТАРОМ низу, Джеки?
В САМОМ низу, Волк!
Прямо здесь и прямо сейчас!
Голос Волка умолк. Сверху послышался топот множества ног и крики.
— Преподобный Гарднер… — прошептал Кейси. Его обычно красное лицо стало белым как мел. — Преподобный Гарднер, что это? Что…
— Заткнись! — оборвал Гарднер, и Кейси вздрогнул, словно получил пощечину. Он стоял с широко раскрытыми от ужаса глазами; его зубы отбивали мелкую дробь. Гарднер отвернулся от него и подошел к сейфу. Оттуда он достал огромный пистолет и опустил его в карман. Первый раз за все время Преподобный Сияющий Гарднер выглядел сбитым с толку и испуганным.
Сверху послышался слабый скребущий звук, сопровождаемый сдавленным стоном. Глаза Зингера, Уорвика и Кейси одновременно поднялись к потолку. Сейчас они были похожи на людей, захвативших пороховой склад и услышавших сверху нарастающий свист.
Гарднер взглянул на Джека. На его лице играла страшная улыбка. Уголки губ нервно подергивались, будто к ним были привязаны нити, за которые дергал не очень хороший кукловод.
— Он придет сюда? — спросил Гарднер и кивнул, как будто Джек ответил на его вопрос. — Он придет… Но я не думаю, что он уйдет.
Волк прыгнул. Гек Баст попытался заслониться правой рукой в гипсовом панцире. Все смешалось: горячая волна боли, громкий хруст, облако гипсовой пыли… И панцирь вместе с запакованной в него рукой остался в зубах у Волка. Гек тупо уставился на то место, где только что была рука. Рекой лилась кровь. Она насквозь пропитала белый свитер, и Гек всем телом ощущал ее горячее течение.
— Не надо, — шептал он, — прошу тебя, пожалуйста, не надо…
Волк выплюнул руку. Его голова рванулась вперед со скоростью разящей змеи. Гек, словно в замедленной съемке, увидел, как Волк разевает пасть, ощутил его влажное теплое дыхание… И больше ничего не чувствовал.
Войдя в общую комнату, Бобби Стручок поскользнулся в крови Педерсена и упал на одно колено. Он тут же вскочил и со всех ног помчался на первый этаж. Его рвало на бегу. Все дети разбегались кто куда мог, крича и визжа от ужаса. Бобби не дал страху окончательно победить себя. Он вспомнил, что ему следует делать в экстремальных ситуациях, хотя и не думал, чтобы кто-нибудь мог даже предположить вероятность ситуации настолько экстремальной, как