Я сберег свое стадо. Джек Сойер больше не был стадом. Я сберег свое стадо. Много раз водители грузовиков или страховые агенты, подбиравшие этого странного, непохожего на других мальчика — подбиравшие его, хотя мальчик был грязнее самой грязи, хотя он был оборванным, подбиравшие, несмотря на то что никогда раньше не обращали внимания на голосующих у дороги, — замечали, как он борется с подступающими слезами.
Путешествуя по дорогам Иллинойса, Джек горевал по Волку.
Он каким-то образом догадался, что у него в этом штате не будет проблем с передвижением. Действительно, стоило ему поднять руку и посмотреть в глаза проезжающего водителя, как спустя несколько секунд он уже сидел в машине. Большинство водителей даже ни о чем не спрашивали, так что ему не приходилось заново сочинять историю. Все, что от него требовалось, — дать более или менее удовлетворительное объяснение тому, что он путешествует в одиночестве. «Я еду навестить друга в Спрингфилде», «Я пытаюсь добраться домой». «Да, да», — отвечали водители. Слушали ли они его? Джек этого не знал. Перед его глазами проплывал бесконечный ряд видений: Волк бросается в воду, пытаясь спасти своих несчастных животных, Волк вылизывает пустую тарелочку из-под гамбургера, Волк приносит ему еду под дверь сарая, Волк врывается в студию звукозаписи, содрогается под пулями, растворяется в воздухе… Джек не хотел видеть это снова и снова, но ему приходилось, и его глаза наполнялись слезами.
Недалеко от Дэнвилла его подобрал невысокий человек лет пятидесяти со стальным ежиком волос и одновременно веселым и строгим выражением лица человека, уже два десятка лет ведущего уроки в пятом классе. Он смущенно посмотрел в его сторону из-за руля, затем наконец спросил:
— Слушай, тебе не холодно? Тебе не нужно что-нибудь потеплее, чем эта тоненькая накидка?
— Пожалуй, — ответил Джек. Преподобный Гарднер считал хлопчатобумажные куртки достаточно теплой одеждой для полевых работ даже зимой. Но сейчас заметно похолодало, и Джек чувствовал, как ветер насквозь продувает тонкую ткань.
— На заднем сиденье лежит пальто, — сказал водитель. — Возьми его. И не пытайся отказываться. Это пальто теперь твое. Поверь мне, я-то не замерзну.
— Но…
— Никаких «но», я сказал. Теперь это твое новое пальто. Надевай его.
Джек перегнулся через спинку сиденья и потянул на себя тяжелую груду материала. Вначале она была бесформенной. Затем показался огромный карман, а следом — продолговатая деревянная пуговица. Пальто было слежавшееся, пропитанное табачным дымом.
— Это мое старое, — продолжал водитель, — я вожу его с собой в машине, потому что не знаю, куда деть. В прошлом году дети подарили мне новое, на гусином пуху. Так что теперь это твое.
Джек закутался в огромное пальто, надев его прямо поверх пиджачка.
— Ух ты! — сказал он, сразу почувствовав себя так, будто его обнял курящий медведь.
— Вот, — сказал водитель, — теперь, когда ты будешь стоять на дороге под холодным ветром, можешь поблагодарить Майлса П. Кайгера из города Огдена за то, что он спас твою кожу. Твою…
Майлс Кайгер, похоже, собирался сказать что-то еще: слова на мгновение повисли в воздухе, он продолжал улыбаться, затем на его лице отразилось глупое смущение, и Кайгер отвернулся. В сером утреннем свете Джек увидел, как на щеках человека появляются красные пятна.
Твою какую кожу?
О нет! Только не это…
Твою красивую кожу. Твою прелестную кожу, которую так приятно гладить, ласкать, целовать… Джек глубоко засунул руки в карманы пальто и втянул голову в плечи. Майлс П. Кайгер из города Огдена, не оборачиваясь, смотрел на дорогу.
— Гм… — сказал он совсем как человек из книги комиксов.
— Спасибо за пальто, — сказал ему Джек. — Я правда буду очень благодарен вам, пока буду его носить.
— Не стоит благодарности, — ответил Кайгер. — Забудь это.
Но на мгновение его лицо приобрело такое же выражение, какое было у бедного, обделенного умом Донни Кигана в «Доме Солнечного Света».
— Здесь неподалеку есть одно местечко, — продолжал Кайгер. Его голос был полон ложного спокойствия, но тем не менее дрожал и срывался. — Мы можем там перекусить, если хочешь.
— У меня совсем нет денег, — сказал Джек, отступив от истины на два доллара тридцать восемь центов.
— Не беспокойся об этом. — Кайгер включил поворотные огни.
Они въехали на почти пустую, продуваемую всеми ветрами автостоянку перед приземистым серым строением, напоминавшим железнодорожный вагон. Над его дверьми горела новая вывеска: «ВАГОН-РЕСТОРАН». Кайгер затормозил напротив одного из длинных окон, и они вышли из машины. Джек обнаружил, что пальто хорошо сохраняет тепло. Казалось, его грудь и руки защищены шерстяным покровом. Он направился к двери, но, обернувшись назад, увидел, что Кайгер все еще стоит, облокотившись о машину. Седой пожилой человек, всего на дюйм, от силы на два выше самого Джека, стоял и смотрел в его сторону.
— Послушай… — начал Кайгер.
— Если хотите, я отдам вам ваше пальто, — прервал его Джек.
— Да нет, я не о том. Пальто твое. Просто я подумал, что еще совсем не голоден, а если я сейчас поеду дальше, то смогу пораньше попасть домой.
— Конечно, — подтвердил Джек.
— Здесь ты сможешь поймать другую машину. Запросто. Я обещаю. Если бы я не был в этом уверен, то ни за что не бросил бы тебя здесь.
— Верю.
— Подойди ко мне. Я сказал, что накормлю тебя, и я это сделаю. — Он опустил руку в карман брюк, затем перегнулся через крышу машины и протянул Джеку зеленую бумажку. Холодный ветер трепал его короткие седые волосы. — На, возьми.
— Нет, спасибо, — сказал Джек. — Не нужно. У меня есть пара долларов.
— Купи себе чего-нибудь мясного.
Кайгер еще сильнее перегнулся через крышу, протягивая банкноту. Он выглядел как человек, подающий руку утопающему.
Джек неуверенно подошел к машине и взял деньги. Десять долларов.
— Спасибо вам большое. Я никогда этого не забуду.
— Послушай, а почему бы тебе не взять и газету? У тебя ведь нечего читать? Чтобы не скучать, если придется немного подождать. — Кайгер открыл дверцу, нагнулся и достал с заднего сиденья свернутую вдвое бульварную газету. — Я уже прочитал ее.
Карманы пальто оказались на редкость вместительными — газета без труда поместилась в один из них.
Майлс Кайгер еще на секунду задержался возле открытой дверцы своей машины, скосив глаза на Джека.
— Если не возражаешь, я скажу тебе кое-что: у тебя впереди очень интересная жизнь.
— Она и сейчас уже достаточно интересна, — с горечью в голосе ответил Джек.
Бифштекс с жареным картофелем стоит пять долларов сорок центов. Джек присел за дальний столик и открыл газету. Статья находилась на второй странице. Днем раньше — еще в Индиане — он видел ее на первой странице другой газеты. «ШЕСТЬ УЖАСНЫХ СМЕРТЕЙ. ПРОИЗВЕДЕНЫ АРЕСТЫ. Верховный судья Эрнст Фэйрчайлд и офицер полиции Фрэнк Б. Уильямс обвинены в присвоении государственных денег и получении взяток во время расследования по делу о трагической гибели шестерых мальчиков в «Доме Солнечного Света» Преподобного Гарднера, находящемся в г. Кайюга, штат Индиана. Популярный евангелист Роберт Сияющий Гарднер скрылся из дома для беспризорных детей незадолго до прибытия полиции, и хотя ордер на его арест пока не выдан, поиск его продолжается».
«ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ОН ВТОРЫМ ДЖИМОМ ДЖОНСОМ?» — вопрошала надпись под фотографией Гарднера, где он был во всей своей красе: руки воздеты к небесам, волосы волнами стекают на плечи. Собаки привели полицейских к тому месту, где под забором из находящейся под напряжением колючей проволоки были без всяких погребальных церемоний похоронены тела мальчиков. Пять трупов, большинство из них настолько разложившиеся, что не поддаются опознанию.
Возможно, им еще удастся опознать Ферда Джанклау. Родители смогут похоронить его по-настоящему, не переставая думать о том, что же они делали неправильно, не переставая задавать себе один и тот же вопрос: «Как могла их любовь к Христу привести к смерти их любимого, ненаглядного сына?»
Бифштекс оказался недожаренным и пересоленным, но Джек съел все до последнего кусочка. Он уже собирался уходить, когда к нему подошел водитель грузовика, здоровенный детина с бородой, в кепке с надписью «ДЕТРОЙТ ТАЙГЕРС» и парке, которая, как показалось Джеку, была сшита из волчьей шкуры. Его длинные черные волосы были зачесаны назад, в уголке рта торчала толстая сигара.
— Тебе нужно на запад? — спросил он. — Я еду до Декатара.
Полпути до Спрингфилда. Что-то около того.
В эту ночь в трехдолларовой гостинице, про которую ему рассказал водитель грузовика, Джеку приснилось два отдельных сна, или, может, он просто запомнил только два из великого множества, или наоборот — разделил пополам то, что на самом деле было одним длинным сном. Он замкнул за собой дверь, сходил в грязный зловонный туалет, подложил рюкзак под тощую подушку и заснул, зажав в руке большой стеклянный шарик, который в другом мире превращался в волшебное зеркало. Откуда-то доносилась музыка, почти как в кино — волшебные, тревожные аккорды. Они звучали очень тихо, и Джек не мог понять даже того, что солируют труба и альт-саксофон.
Ричард, подумал Джек, засыпая. Завтра я увижу Ричарда Слоута. Эта мысль захватила его и, покачивая в такт далекой музыке, понесла в небытие.
Волк бежал ему навстречу по горящей, дымящейся земле. Их разделяли несколько рядов колючей проволоки. Глубокие траншеи пересекали выжженную местность. Волк с легкостью перепрыгнул через одну из них и чуть не напоролся на колючую проволоку.
— Осторожно! — крикнул Джек.
Волк затормозил в полете и плавно опустился на землю. Он поднял лапу, показывая Джеку, что он не ранен, а затем с необыкновенной легкостью перепрыгнул через проволоку.
Джек почувствовал, как его наполняют радость и облегчение: Волк не умер, Волк снова с ним!