Джек пощупал Ричарду лоб и, хотя он был холодным — почти ледяным, сказал:
— У тебя еще сильнее поднялась температура, Ричард. Лучше полежи, пока не подействует аспирин.
— Еще сильнее? — Ричард посмотрел на него с трогательной благодарностью. — Разве?
— Да, — серьезно сказал Джек. — Иди и ложись.
Ричард лег и пять минут спустя уже глубоко спал. А Джек сел на стул Альберта Колобка. Его сиденье было таким же широким, как и кровать. Бледное, восковое лицо Ричарда тихо светилось в лучах восходящего солнца.
Прошел день, и около четырех часов Джек уснул. Проснулся он уже в темноте и не имел никакого понятия, сколько времени прошло с того момента, как он отключился. Единственное, что он знал, — ему ничего не снилось. И был благодарен за это. Ричард беспокойно ворочался, и Джек подумал, что он тоже скоро проснется. Джек встал и потянулся, разминая затекшую спину. Затем выглянул в окно и замер с широко открытыми глазами. Первой мыслью было: Ричард не должен этого видеть. Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы он не увидел.
Боже, нам нужно убираться отсюда, и как можно скорее! — с ужасом думал он дальше. Даже если по какой-то причине они боятся напасть на нас в открытую.
Но собирался ли он на самом деле забирать отсюда Ричарда? Он знал — они так не думают. Они надеются, что он не станет подвергать друга еще большей опасности, чем эта.
В Долины, Джеки. Ты должен отправиться в Долины, и ты сам это знаешь. И еще ты должен забрать с собой Ричарда, потому что это место медленно, но верно проваливается в ад.
Но я не могу. В Долинах у Ричарда «крыша» может съехать окончательно.
Не важно. Ты обязан это сделать. Это самый лучший, если не единственный, выход, потому что они этого не ожидают.
— Джек? — Ричард сел на кровати. Без очков его лицо выглядело странным и незащищенным. — Джек, все закончилось? Это был сон?
Джек присел рядом с Ричардом и положил руку ему на плечо.
— Нет, — сказал он тихим спокойным голосом. — Нет, Ричард, еще не закончилось.
— Мне кажется, мой жар опять усилился, — объявил Ричард, отстраняясь от Джека. Он подошел к окну, аккуратно держа очки за дужку большим и указательным пальцами правой руки. Затем нацепил их на нос и посмотрел вниз. По двору взад-вперед сновали расплывчатые тени каких-то существ с горящими глазами. Ричард стоял так долгое время, после чего сделал нечто настолько «неричардовское», что Джек сначала даже не поверил своим глазам. Он снова снял очки и нарочно уронил их. Одна линза с ледяным хрустом разбилась. Потом он так же нарочно наступил на них и растер обе линзы в порошок.
Несколько секунд спустя он нагнулся, поднял их, осмотрел и равнодушно кинул в корзину для мусора. И конечно же, сильно промахнулся. Теперь на лице Ричарда было написано какое-то тихое упрямство и еще что-то, говорящее: Я не хочу больше ничего видеть. И я не буду ничего видеть. Я позаботился об этом. Раз и Навсегда.
— Смотри, — сказал он Джеку совершенно безразличным голосом, — я разбил свои очки. У меня были еще, но я их тоже разбил, нечаянно, две недели назад. Теперь я почти слепой.
Джек знал, что это так, но он был слишком поражен, чтобы что-нибудь говорить. Он не знал, как следует относиться к этому совершенно несвойственному Ричарду поступку, — уж слишком все было похоже на последний бой разума с побеждающим сумасшествием.
— И еще мне кажется, что мой жар опять усилился, — сказал Ричард. — У тебя еще есть аспирин?
Джек открыл ящик стола и молча протянул Ричарду бутылочку. Ричард проглотил шесть или восемь таблеток и снова отправился спать.
Когда ночь сгустилась, Ричард, который постоянно обещал обсудить с Джеком сложившуюся ситуацию, опять не сдержал своего слова. Он не может разговаривать о побеге, сказал он, и вообще не может ни о чем разговаривать: температура опять поднялась, он чувствует себя намного хуже, у него, должно быть, уже тридцать девять и восемь, а может, даже сорок. И поэтому он должен спать, спать и только спать.
— Ну, Ричард, ради Бога! — кричал Джек. — Ты выводишь меня из себя. Ведь я никогда не просил тебя ни о чем таком…
— Я болен, Джек, — оборвал его Ричард, падая на кровать Альберта. — И ты не можешь просить меня, чтобы я разговаривал обо всех этих идиотских вещах, когда я болен.
— Ричард, ты хочешь, чтобы я ушел и оставил тебя?
Ричард посмотрел на Джека через плечо и медленно закрыл глаза.
— Нет, — сказал он и уснул.
Около девяти часов в Школе Тэйера наступил таинственный тихий период. Ричард, словно почувствовав, что нагрузка на его расшатанную психику стала меньше, проснулся и свесил ноги с кровати. Пока он спал, на стенах появились коричневые пятна; он не отрываясь смотрел на них, когда к нему подошел Джек.
— Я чувствую себя намного лучше, Джек, — необдуманно сказал он и поспешно добавил: — Но еще не настолько, чтобы говорить о побеге. Сейчас темно, и…
— Мы должны уйти сегодня, — твердо сказал Джек. — Все, что им приказано делать, — стоять и ждать, когда мы выйдем. На стенах начала появляться плесень. И не говори мне, что ты этого не замечаешь!
Ричард сочувственно улыбнулся — так, как улыбаются идиоту. Джек любил Ричарда, но сейчас готов был швырнуть его на покрытую плесенью стену.
В этот момент в комнату Альберта Колобка начали влетать большие толстые белые жуки. Они сразу же бросились на заплесневелые пятна, словно плесень была им жизненно необходима. Они с жужжанием ползали по стенам, падали на пол и слепо двигались к кровати.
Джек еще раньше думал о том, осталось ли зрение Ричарда таким, как было, или намного ухудшилось с тех пор, как он видел его последний раз. Теперь он понял, что Ричард видел достаточно хорошо. Он без труда рассмотрел этих мерзких тварей, падающих со стен.
— Жуки, Джек! О Господи, жуки! Жуки! — закричал Ричард и прижался к Джеку.
— Все будет в порядке, Ричард, — сказал Джек. Он поднял Ричарда на кровать и подивился своей силе, о которой никогда не подозревал. — Мы только подождем до утра, правильно? Все хорошо?
Теперь они ползли десятками, сотнями, эти жирные белесые твари, похожие на мокриц-мутантов. Одни из них лопались, падая на пол, другие двигались в сторону мальчиков.
— Жуки! Нам нужно уходить отсюда! Нужно…
— Слава Богу! Ребенок наконец-то прозрел! — сказал Джек.
Он перекинул рюкзак через левое плечо, а правой рукой схватил Ричарда за локоть. Они пошли к двери. Белые жуки превращались в мокрые лепешки под их ногами. Дождь из белых жуков падал с потолка и оседал на волосах и плечах Джека. Он отмахивался от них как только мог, увлекая за собой безумно вопящего Ричарда.
Я думаю, мы на правильном пути, подумал Джек, когда они оказались за дверью. Бог нам поможет.
Они снова были в холле. У Ричарда, как выяснилось, не было ни одной мало-мальски разумной идеи, как незаметно выбраться с территории Школы Тэйера, и Джеку пришлось думать самому. Одно он знал наверняка: он не собирается поверить в эту обманчивую тишину и спокойствие и выходить через двери Домика Нельсона.
Вглядевшись в темноту за широким окном холла, Джек увидел приземистое восьмиугольное кирпичное строение.
— Что это, Ричард?
— А? — Ричард смотрел на липкие потоки грязи, бегущие по дорожкам темного двора.
— Вон то маленькое кирпичное здание? Его почти не видно отсюда.
— А! Станция.
— Какая станция?
— Да название-то само по себе ничего не значит, — сказал Ричард, продолжая с беспокойством смотреть на селевые потоки. — Взять хотя бы наш медпункт. Его все называют Молочником, потому что раньше на его месте находился молокозавод. Года до 1919-го по крайней мере. Традиции, Джек. Это очень важно. Это одна из причин, почему я люблю Школу Тэйера. — Ричард снова с грустью оглядел грязный двор и поправился: — Почему я любил Школу Тэйера.
— Ну ладно, с Молочником разобрались. А откуда взялась Станция?
Ричард с упоением предался воспоминаниям о традициях Тэйера.
— Весь Спрингфилд сплошь покрыт железными дорогами, — начал он. — В старые времена…
— О каких старых временах ты говоришь, Ричард?
— Э… тысяча восемьсот восьмидесятые… и девяностые. Так вот…
Ричард замолчал. Его близорукие глаза медленно скользили по стенам холла. В поисках жуков, предположил Джек. Их не было… по крайней мере, пока. Зато коричневые пятна уже начали появляться. Да, жуков пока нет, но они не замедлят явиться.
— Продолжай, Ричард, — попросил Джек. — Мне очень интересно.
Ричард слегка улыбнулся.
— Спрингфилд был одной из трех или четырех крупнейших железнодорожных станций Америки на протяжении последних двух десятилетий девятнадцатого века. Он был географически связан со всеми точками земного шара… — Ричард поднял правую руку к лицу, собираясь привычным движением поправить очки на носу, обнаружил, что их там больше нет, и опустил ее, выглядя немного смущенным. — Ну вот, значит, железные дороги связывали Спрингфилд со многими другими городами. Эта Школа существует, потому что Эндрю Тэйер увидел открывающиеся за этим большие возможности. Он сделал упор на то, чтобы связать процесс обучения с путешествиями на запад. Преимущественно на Западное побережье. Он был первым, кому пришла в голову идея…
Внезапно словно яркий свет зажегся в голове Джека, озарив собой все его мысли.
— Западное побережье? — В желудке заурчало. Он все еще не мог узнать те странные очертания, которые высветил для него этот свет, но вдруг в его сознании четко и ясно зазвучало волшебное слово:
Талисман!
— Ты сказал — Западное побережье?
— Да, я сказал именно это. — Ричард как-то странно посмотрел на Джека: — У тебя что, появились проблемы со слухом?
— Нет, — сказал Джек. — «Спрингфилд был одной из трех или четырех крупнейших железнодорожных станций Америки…»