Черный отель — это звучало как название мрачного мистического романа. Да и… да и вообще… все это началось в отеле, не так ли? «Альгамбра» в Нью-Хэмпшире на Атлантическом побережье. Был ли какой-нибудь другой отель, еще один монстровидный вариант старого викторианского отеля на Тихоокеанском побережье? Был ли он тем местом, где должно было закончиться его долгое странное путешествие? В каком-нибудь аналоге «Альгамбры» с занюханным парком аттракционов поблизости? Эта идея была ужасно привлекательна, кроме того, она перекликалась с идеей двойников и двойственности…
— Почему ты смотришь на меня так, господин мой?
Андерс говорил взволнованно и расстроенно. Джек быстро перевел взгляд.
— Извини, — сказал он. — Я просто задумался.
Он обезоруживающе улыбнулся, и извозчик неуверенно улыбнулся в ответ.
— И я хочу, чтобы ты перестал называть меня так.
— Называть тебя как, мой господин?
— Моим господином.
— Моим господином? — Андерс выглядел озадаченным. Он не повторил слова Джека, а переспросил для ясности.
— Я хочу, чтобы ты рассказал мне все, — сказал Джек. — Можешь?
— Я попробую, мой господин, — сказал Андерс.
Сначала он выдавливал слова медленно. Он был одиноким человеком, который провел всю свою жизнь на Заставах и не привык говорить много в лучшие времена. Сейчас ему было приказано говорить мальчику, которого он считал царственной особой и, возможно, даже кем-то вроде Бога. Понемногу он стал говорить быстрее и под конец нескончаемого, но интригующего рассказа слова почти текли рекой. Джеку было нетрудно следить за его рассказом, несмотря на акцент, который разум Джека преобразовывал в некий эрзац шотландского говора Роберта Бернса.
Андерс знал Моргана, потому что Морган был ни много ни мало Хозяином Застав. Его настоящий титул — Морган из Орриса — звучал не так громко, но на практике оба имени имели почти одно и то же значение. Оррис был самым восточным Поселением на Заставах и единственным действительно цивилизованным местом этой большой, заросшей травой области. Из-за того что он правил Оррисом целиком и полностью, Морган правил и остальными Заставами. Кроме того, плохие Волки начали тянуться к Моргану в течение последних пятнадцати лет или около того. Сначала это не имело значения, потому что было мало плохих (слово, используемое Андерсом, в ушах Джека звучало похоже на «бешеных») Волков. Но в последние годы их становилось все больше и больше, Андерс сказал, что он слышал о том, что с тех пор как заболела Королева, больше половины племени пастухов сгнило от болезни. Но Волки были не единственными тварями в команде Моргана из Орриса, сказал Андерс, были еще другие, еще хуже, некоторые из них, как говорили, могли свести с ума человека одним взглядом.
Джек подумал об Элрое, ковбое из Оутли, и содрогнулся.
— Имеет ли имя эта часть Застав? — спросил Джек.
— Что, мой господин?
— Часть, в которой мы сейчас.
— Настоящего имени нет, мой господин, но я слышал, что люди называют ее Эллис-Брейкс.
— Эллис-Брейкс, — повторил Джек. Картина географии Долин, смутная и, вероятно, во многом неправильная, наконец начинала приобретать очертания в голове у Джека. Были Долины, которые соответствовали американскому Востоку, Заставы, соответствующие американскому Среднему Западу и Большим равнинам (Эллис-Брейкс? Иллинойс? Небраска?), и Проклятые Земли, которые соответствовали американскому Западу.
Он посмотрел на Андерса таким пристальным и долгим взглядом, что в конце концов извозчик снова начал беспокойно ерзать.
— Извини, — сказал Джек. — Продолжай.
Его отец, сказал Андерс, был последним кучером дилижансов, ездивших на восток из Заставного депо. Андерс был его помощником. Но даже в те дни, сказал он, была большая смута на востоке; убийство старого Короля и короткая война, последовавшая за этим, послужили началом этих действий, и хотя война закончилась воцарением доброй Королевы Лауры, потрясения продолжались, похоже, прокладывая свой путь неизменно на восток, за пределы испорченных и исковерканных Проклятых Земель. Были некоторые, сказал Андерс, которые верили, что зло началось на самом западе.
— Я не уверен в том, что понимаю тебя, — сказал Джек, хотя в душе он думал, что понимал.
— На краю суши, — сказал Андерс, — на краю большой воды, там, куда я должен отправиться.
Другими словами, это началось в том же месте, откуда пришел… мой отец, и я, и Ричард… и Морган. Старый Пузырь.
Беды, сказал Андерс, пришли на Заставы, и теперь племя Волков было частично сгнившим — насколько сгнившим, никто не мог сказать, но извозчик сказал Джеку, что гниение может означать для них конец, если это не остановить. Беды пришли сюда, и теперь они почти достигли востока, где, как он слышал, Королева больна и близка к смерти.
— Это неправда, мой господин? — спросил Андерс почти умоляющим голосом.
Джек посмотрел на него.
— Могу ли я знать, что ответить? — спросил он.
— Конечно, — сказал Андерс, — разве ты не ее сын?
На миг Джеку показалось, что весь мир вдруг притих. Приятное гудение жуков снаружи стихло.
Даже его сердце, казалось, приостановилось…
Потом его голос, удивительно ровный, сказал:
— Да… Я ее сын. И это правда… она очень больна.
— Но не умирает? — настаивал Андерс, его глаза открыто умоляли. — Она умирает, мой господин?
Джек слегка улыбнулся и сказал:
— Ну, это мы еще посмотрим.
Андерс сказал, что, прежде чем начались несчастья, Морган из Орриса был малоизвестным пограничным властителем и не более того, он унаследовал свое опереточное имя от отца, который был жирным, дурно пахнущим шутом. Отец Моргана был посмешищем при жизни, продолжал Андерс, и стал также посмешищем умирая.
— Его одолела икота после того, как он целый день пил персиковое вино, от нее он и умер.
Люди собрались было сделать посмешище и из его сына, но смех прекратился вскоре после того, как в Оррисе начались казни. Когда начались беды в годы после смерти старого Короля, Морган стал гораздо более заметной фигурой.
Все это мало значило на Заставах — эти большие пустые пространства, сказал Андерс, делали политику малозначительной. Только смертоносные изменения в племени Волков имели какое-то значение для них, а когда многие из плохих Волков ушли в Другое Место — и это стало для них безразличным.
Вскоре после того как новости о болезни Королевы достигли дальнего запада, Морган послал команду гротескных уродливых рабов, с ними были пропавшие Волки и другие, более странные твари. Их вожаком был ужасный Человек-с-кнутом, он был здесь постоянно с тех пор, как все началось, но потом он пропал. Андерс, проведший большую часть этих ужасных недель и месяцев, скрываясь в своем доме, который был в пяти милях к югу отсюда, был рад узнать, что его нет. Он слышал разговоры о том, что Морган отозвал Человека-с-кнутом обратно на восток, когда события там достигли своего апогея; Андерс не знал, было ли это правдой или нет, да и не желал знать. Он просто радовался, что человек, которого иногда сопровождал костлявый, отвратительно выглядевший маленький мальчик, наконец исчез.
— Его имя, — потребовал Джек. — Как его звали?
— Господин мой, я не знаю. Волки называли его Он-с-плетками. Рабы называли его просто дьяволом. Я сказал бы, что все они правы.
— Он одевался как щеголь? Бархатные куртки? Туфли с пряжками?
Андерс утвердительно кивал.
— От него сильно пахло духами?
— Да! Да, пахло!
— И кнут состоял из сыромятных ремней с металлическими колпачками?
— Да, господин мой. Злой кнут. И он здорово с ним обращался, да, это так.
Это был Осмонд. Это был Солнечный Гарднер. Он был здесь, руководя каким-то проектом Моргана… Потом Королева заболела, и Осмонд был отозван в Летний дворец, туда, где я впервые с ним повстречался.
— А его сын? — сказал Джек. — Как он выглядел?
— Тощий, — сказал Андерс медленно. — Один глаз выбит. Это все, что я могу вспомнить. Он… Господин мой, сына Человека-с-кнутом было трудно увидеть. Похоже, Волки боялись его больше, чем его отца, хоть сын и не носил кнута. Они говорили, что он был тусклым.
— Тусклым?.. — задумался Джек.
— Да. Этим словом они называют тех, кого трудно увидеть, как бы ты его ни искал. Невидимость невозможна — так говорят Волки, — но можно сделаться тусклым, если знаешь, как. Многие Волки умеют это, и этот маленький сукин сын умел это тоже. Так что все, что я помню, — это то, что он был худым, и его выбитый глаз, и то, что он был гадок, как черный сифилитический грех.
Андерс помолчал.
— Ему нравилось причинять боль животным. Маленьким. Он обычно затаскивал их под крыльцо, и я мог слышать ужасные крики… — Андерс содрогнулся. — В частности, и из-за этого я старался отсидеться дома, ты понимаешь. Я не люблю слушать, как звери кричат от боли. Это в самом деле ужасно.
Все, что говорил Андерс, рождало у Джека сотню новых вопросов. Отчасти ему хотелось бы узнать все, что Андерс знал о Волках, — рассказы о них вызывали у него одновременно удовольствие и глубокую боль потери его Волка.
Но времени было мало: этот человек должен был ехать утром на запад, в Проклятые Земли; кодла сумасшедших школяров, ведомая Морганом, могла прорваться из того места, что извозчик называл Другим Местом, в любой момент; Ричард мог проснуться и спросить, о каком это Моргане они говорили и кем был этот тусклый парень — этот тусклый парень был подозрительно похож на парня, жившего по соседству с ним в Домике Нельсона.
— Они пришли, — отметил он. — Эта команда пришла, и Осмонд был у них главным — во всяком случае, пока его не отозвали или ему не понадобилось проводить ночные покаяния в часовне в Индиане…
— Мой господин? — Лицо Андерса снова стало озадаченным.
— Они пришли и построили… что? — Он был уверен, что уже знал ответ на этот вопрос, но хотел услышать ответ от Андерса.