Талли посмотрела на Робина. Тот внимательно рассматривал белые занавески на распахнутом окне, потом докурил сигарету и спокойно спросил:
— А если умрем мы? Что ты почувствуешь, Талли? Тоже облегчение?
О, ее просто тошнило от того, что он читал в ее душе.
— Ты просто смешон, черт тебя побери! — заорала она.
В понедельник Талли отправилась на работу, но все ее мысли крутились возле дома, который Джек уже начал красить. И все последующие две недели ни о чем другом она думать не могла.
Она приезжала домой в обед. И бросалась готовить еду, чтобы потом полчаса посидеть с ним и снова бежать на работу.
Иногда Талли удавалось задержаться подольше и тогда, счастливая, она наблюдала, как он работает.
Она смотрела, как он забирается на лестницу, как его руки соскабливают старую краску и размывают побелку, те самые руки, которые преследовали ее во сне. Иногда около трех-четырех часов она спрашивала его, не хочет ли он прогуляться.
Если Джек соглашался, они шли на прогулку. Забирались они далеко. От дома они шли к железнодорожному полотну и, перейдя его, углублялись в заросли кустарника, плавно переходившие в рощу. Перебравшись через несколько канав и изрядное число поваленных стволов, они, наконец, выходили к Шанга Парку — цели их похода. Талли и Джек обходили большое игровое поле, влезали на трибуны, пересекали бейсбольную площадку. Иногда, но не слишком часто, присаживались отдохнуть на трибунах.
Талли должна была забирать Бумеранга в пол шестого — в шесть, и к этому времени она возвращалась, а Джек отправлялся к себе домой. Робин приходил домой около восьми, и Талли, которая совсем перестала готовить с первого июня, смотрела, как муж ест стряпню Милли. Иногда она разделяла с ним трапезу, но чаще просто сидела напротив.
Конечно, мечтала она не об этом, но, по крайней мере, Талли могла видеть Джека каждый день.
В последнюю неделю июня Талли присутствовала при освидетельствовании супругов Слэттери, которое проводил доктор Коннели, психолог по контракту. Талли никогда раньше не принимала участия в подобных мероприятиях — обычно она оставалась присматривать за ребенком.
Ей тем более не хотелось идти туда, так как эта встреча могла лишить ее обеденного перерыва. Кроме того, она терпеть не могла чету Слэттери.
С этой супружеской парой Талли познакомилась около полугода назад, после чего доложила Лилиан, что все трое их детей нуждаются в постоянной опеке, а лучше всего отдать их на усыновление. Но Лилиан предпочла не принимать это к сведению. Лилиан очень не любила, когда приемная семья усыновляла воспитанников. В своем отчете она написала, что после необходимой психологической помощи и соответствующих консультаций супруги Слэттери смогут разрешить свои проблемы, которые заключались, как она выразилась, «в слишком суровой дисциплине», и дети смогут вернуться в семью.
Талли считала случай безнадежным. Миссис и мистер Слэттери уже шесть лет практиковали… «суровую дисциплину». Их среднюю дочь, появившуюся на свет в больнице, пришлось незамедлительно отнять у матери, которая хлестала двухдневную малышку по щекам за то, что та отказывалась пить молоко из соски. При следующих родах мамаша отказалась от помощи «слюнявых» нянечек. Младший мальчик родился дома.
Около месяца спустя старший сын, Джейсон, вызвал полицию. Он, бедняжка, знал только три цифры — 911[27]. Прибывший наряд обнаружил мистера Слэттери в ярости, его супругу с переломанным носом и недолго думая в седьмой раз забрал избитых малышей из этого дома. Миссис Слэттери тоже предложили уехать, но она осталась с мужем. Все это произошло несколько лет назад. А полгода назад супруги изъявили желание получить детей обратно. В своем докладе Талли настаивала, что никакие консультации, никакая психологическая помощь не помогут этой семье. Ребенку жить в доме Слэттери просто небезопасно.
Еще до того, как Роберт Слэттери женился и стал отцом, он вел не слишком респектабельный образ жизни: уличные драки, дебоши, мошенничества, отсутствие постоянной работы и так далее; примерно так же вела себя и его будущая супруга. Нельзя сказать, чтобы семейная жизнь сильно изменила их характеры и привычки.
К несчастью, их ночные драки очень беспокоили соседей, и после рождения Джейсона Слэттери переехали в уединенное место, где, кроме их жилья, располагалось лишь несколько домов, да и то на большом расстоянии друг от друга. Джейсона связывал с внешним миром только телефон.
Подняв многолетние полицейские сводки, где фиксировались похождения Слэттери, Талли рискнула высказать Лилиан предположение, что он по природе своей мерзкая злобная свинья.
Лилиан возмутилась, и они с Талли обменялись колкостями. В конце концов Талли отступила, понимая, что поколебать мнение Лилиан все равно не удастся.
— Людям свойственно меняться, тем более если они пытаются стать достойными родителями, — поучала Лилиан. — У Боба Слэттери было трудное детство…
— А у кого его не было? — сказала Талли.
— Он убегал из дому… — продолжала Лилиан.
— А кто не убегал? — вторила ей Талли.
— Ну и наконец, ты могла бы быть полюбезнее…
— Нет, Лилиан, я не могла быть полюбезнее. Я слишком хорошо представляю себе, что за человек стоит передо мной.
— Он имеет право на вторую попытку, — настаивала Лилиан.
— А почему не на восьмую? Почему бы нам раз по семь не возвращать и не забирать детей? — спрашивала Талли.
— Хватит, Талли, я рекомендовала для Боба Слэттери шестимесячный испытательный срок.
Талли не стала возражать. Она только попросила избавить ее от освидетельствования Слэттери, кто бы его ни проводил. То, что она наблюдала шесть месяцев назад, она видела и теперь. По ее мнению, весь этот испытательный срок был сплошным фарсом. Талли не хотелось принимать в этом участие.
— Я слишком занята, — процедила она сквозь зубы. — Пусть Джойс займется этим. Один из ее подопечных ударился в бега. У нее должно найтись время.
Но Лилиан настаивала на присутствии Талли. Талли отказывалась наотрез. Лилиан обещала, что это последний раз. Талли не соглашалась.
— Дай им шанс, — уговаривала ее Лилиан. — Дай им шанс.
В конце концов Лилиан настояла на их совместном присутствии. И теперь Талли должна была идти.
Всю встречу Талли просидела, крепко сцепив руки и временами закатывая глаза. Иногда ей хотелось просто испепелить Слэттери взглядом. Время от времени Лилиан разражалась прочувствованной речью, обращенной к Слэттери, о их выборе, о любви к детям и тому подобном. Голос ее начинал звучать мягче, она убеждала, уговаривала, наставляла. Талли хотелось убить Слэттери вместе с Лилиан.
— Талли, наша беседа подходит к концу. Вам нечего добавить? — поинтересовался доктор Коннели.
— Добавить? Нет.
— Скажите, хорошо ли обходились с детьми в приемных семьях?
— Очень хорошо. Настолько, что все трое, как вам известно, просили, чтобы их усыновили. Конечно, тогда дело вышло бы из нашей компетенции, но Джейсон, Ким и Бобби были бы окружены заботой и вниманием.
— Это мои дети! — завопила миссис Слэттери. — Я хочу получить их назад! Чего ради отдавать их черт знает кому!
Талли медленно обвела взглядом Лилиан, доктора Коннели и сказала как можно тише и спокойнее, стараясь не дать прорваться наружу охватившей ее ненависти:
— Доктор Коннели, дети очень счастливы. Им сейчас гораздо лучше, чем когда бы то ни было. За шесть лет мы перебрали девять приемных семей, прежде чем достигли такого результата. Вы сами знаете, что для адаптации в приемных семьях детям требуется немалый срок. Но он нужен и родным родителям. Я предлагаю продлить испытательный срок мистеру и миссис Слэттери.
— Мы и так ждали долго! — закричал мистер Слэттери, даже не пытаясь скрыть обуревавшую его злобу. — Ничего плохого у родных папы и мамы с ними не сделается.
Талли нервно сжала руки, пытаясь сохранить самообладание. Как она ненавидела мистера Слэттери! Талли повернулась к Лилиан, ища поддержки. Лилиан с состраданием смотрела на мистера Слэттери.
— Продлить срок, — упрямо повторила Талли. — Это все, что я могу рекомендовать. Продлить срок для более полной подготовки, прежде чем мы вынесем окончательное решение. Так будет лучше для детей. Вам будет разрешено навещать их в выходные. Если адаптация пройдет без проблем, что ж, тем лучше. Я рекомендую оставить детей у опекунов еще на шесть месяцев, за это время…
— Я не желаю, чтобы мои дети оставались у каких-то сволочных опекунов, — прервал Талли мистер Слэттери. — Они должны вернуться в родной дом. Я хочу, чтобы они жили с нами!
Талли сидела как на иголках. Она больше не смотрела в сторону Лилиан. И в воцарившейся тишине доктор Коннели решил разрядить обстановку:
— Я хорошо понимаю ваши чувства, мистер Слэттери. Думаю, вы любите своих детей. Но дети привыкли к новому месту, с ними там хорошо обращаются. Мы не должны спешить. Понимаю, что вы очень переживаете потерю детей. Но мы должны думать прежде всего об их благополучии.
— Да я первый об этом думаю! — завопил мистер Слэттери. — Никто с ними плохо не обращался! Их просто приучали к дисциплине!
«Ах, вот как! — подумала Талли. — Слава Богу! Я знала, что если ему дать возможность высказаться, он обязательно допустит промах. Спасибо тебе, Господи!»
Талли приподняла брови и бросила выразительный взгляд на Лилиан. Та не отрывала глаз от пола, а доктор Коннели выглядел каким-то взъерошенным.
— Доктор Коннели? — с надеждой в голосе сказала Талли.
Добрый доктор откашлялся.
— Гм, мистер Слэттери. Простите меня, но то, что с ними плохо обращались, гм, установлено. Гм… Вопрос, будете ли вы опять жестоко обращаться с ними?
— Мы даем вам слово, — ответила миссис Слэттери со слезами в голосе, — что будем обращаться с детьми самым наилучшим образом.
— Заткнись! — рявкнул на нее муж.
Миссис Слэттери покорно замолчала. Талли слегка удивила ее покорность. Уж очень она была похожа на мужа. «Я знаю, через что прошли дети. Что же пришлось пережить ей?»