… За ней в темноте стояла тень — тень с тяжелым дыханием.
В середине июня Джек вернулся, и они с Талли отправились на озеро Вакеро.
— Смотри! Черт, ты только посмотри! — закричал Джек. — Посмотри, что случилось с нашим озером!
На берегу выстроили пять новых домиков и еще два были почти готовы. Со времени постройки Вест Ридж Молл в Топике застраивалась в основном западная сторона, а о восточной будто забыли, и она превращалась в пустырь.
Они спустились к пристани.
— Озеро Шервуд почти все застроено, — сказала Талли.
— Да оно всегда было таким, — сказал Джек. — Но здесь всегда было пустынно. Дорогу даже никогда не мостили, а посмотри на нее теперь! — добавил он грустно.
Он зашел в воду прямо в шортах.
— Слушай, Талл, кто-то взял нашу лодку!
Она уселась на песок.
— Да ладно, она все равно была старая!
Джек вышел из воды, отряхиваясь.
— Это была наша с тобой лодка, — сердито сказал он, — какой мы стишок сочинили, помнишь?
— Мы сочинили целых три стишка, — улыбнулась Талли.
— Я имею в виду последний.
— Джек Пендел и Талли Мейкер в озеро вместе прыгнули, — ты это имеешь в виду?
— Да! — Он поцеловал ее в щеку. — Именно это. Джек Пендел и Талли Мейкер и Буми туда же кинули.
Талли подхватила:
— Они сказали: Смотри! Они сказали: Нырни!
— А дальше как?
— Разве ты не помнишь? Нам ничего не приходило в голову, и я предложила: Так тому и быть.
— А я что предлагал?
— Ты сказал: Пора уходить.
Джек покачал головой.
— Нет, мне в голову пришло еще кое-что: Они сказали: Смотри! Они сказали: Нырни! А ты, Талли, меня сейчас обними! Ну как тебе?
Она улыбнулась.
У меня тоже есть вариант. Может быть, там не все в порядке с рифмой, но… Они сказали: Смотри! Они сказали: Нырни! Жизнь быстротечна, но люблю тебя вечно.
Джек опрокинул ее на песок.
— Мне понравилось, — прошептал он ей в лицо. — Когда ты это придумала?
Талли позволила себя поцеловать.
— Еще тогда, — ответила она, — всю дорогу домой сочиняла.
Прошел июль и часть августа. Живот Талли все больше становился похож на баскетбольный мячик. Джек, как настоящий джентльмен, делал вид, что не замечает этого. «Он наверняка считает, что я просто слишком много ем», — решила Талли. Ей так хотелось, чтобы он спросил ее! Так хотелось сказать ему!
В конце августа она вдруг сообразила, что опять надвигается сентябрь и Джек опять уедет.
Во время одной из воскресных вылазок на озеро Вакеро Джек сказал:
— Талли, ты сегодня просто великолепна!
Она решила, что это подходящее начало.
— Может быть, это оттого, что я на шестом месяце беременности?
— Беременна? — пробормотал он. — Ты беременна?!
Джек не сказал ничего, даже не посмотрел на нее, но просто сел и начал бросать камешки в воду. Спустя какое- то время он спросил наконец:
— Это мой ребенок?
— Я не знаю, Джек, — ответила она. — Я очень на это надеюсь.
Он холодно посмотрел на нее.
— Ты же говорила мне, что, когда я здесь, ты с ним не спишь!
Талли, чувствуя себя неловко, пробормотала:
— Ну не так уж часто я с ним сплю…
— Талли! Ради Бога! Не так уж и часто! А ребенок? Когда он должен родиться?
— В начале января.
Он молча рассматривал свои руки, и вдруг лицо его просветлело.
— Может быть, это мой. Вашингтонский.
Да. Вашингтон. Этим летом они уже не говорили о том, о чем говорили в Вашингтоне.
— Ты вроде говорила, что дни были безопасные, — вспомнил он.
— Наверное, я ошиблась. Я же не Господь Бог. — Она стиснула зубы. Ребенок. Никто на всем белом свете не радуется ему. Никто.
— И что ты собираешься делать?
— С чем? — пробормотала она.
— Что ты собираешься делать с этим ребенком?
— Не знаю, — холодно сказала она. — А какой у меня, по-твоему, есть выбор?
Джек не ответил. Видимо, что-то в лице Талли остановило его, хотя, казалось, у него был ответ.
— Ну, хорошо. Второй вопрос. Что ты собираешься делать со мной?
— Я хочу уйти с тобой.
— Тогда уйдем сейчас.
— Я не могу сейчас.
— Нет можешь. Собери чемоданы. Скажи Робину, что ты уходишь от него. Забери Бумеранга и уходи.
Она покачала головой. Или это просто нервное?
— Я не могу сейчас уйти, — повторила она. — Тебе некуда привести нас, нам негде жить вместе. Ты сам это говорил. Я без работы и двое детей. Никакой страховки — вдруг что-нибудь случится? Нет, я хочу подождать, пока родится ребенок.
— Нет, — возразил Джек. — Я так не хочу. Что может случиться? Ты что, когда ребенок родится, поймешь, что он — его?
— Да что ты говоришь, Джек? Ты что — хочешь сказать, что не возьмешь меня с двумя детьми?
— Я-то тебя возьму и с десятью, — сказал Джек. — Но отпустит ли он тебя, с двумя детьми?
Талли зажала руки между колен, чтобы Джек не увидел, как у нее дрожат пальцы.
— Я не знаю, — спокойно ответила она, — не знаю даже, отпустит ли он меня с одним?
Растерянные и встревоженные, они сидели молча. С другого берега озера доносился детский смех.
— Джек, сколько бы детей у меня ни было, я не могу уйти от него, не получив развода или хотя бы не составив соглашения о раздельном проживании.
— Это я понимаю, — сказал Джек. — Но ты твердо решила уйти со мной?
— Конечно. Как только родится ребенок, — с трудом произнесла она. — Единственное, чего я хочу, — это быть с тобой. Но я должна уйти от него достойно.
— Разве достойно вообще уходить от кого-нибудь? — спросил Джек.
— Я не знаю, — ответила Талли. — Я это скоро пойму на практике.
Чуть позже она спросила:
— Джек, ты снова уезжаешь?
— Талли, а ты уйдешь от Робина? Завтра? И уедешь со мной? Если да, то я останусь в Топике.
Положив ладони на живот, Талли больше не заговаривала на эту тему. Джек расслабился. Он потрогал ее выросший живот пальцем.
— Ребенок, — сказал он. — Это ж надо!
Джек пробыл в Топике еще месяц. Его мать умерла от рака груди, с которым она очень долго боролась. Джек похоронил ее в середине сентября и остался еще на две недели.
— Талли, я вернусь. Я обещаю. — Они сидели в доме у Джека. Он собирал чемоданы.
Она сидела очень тихо.
— Ты ведь не собираешься возвращаться, разве не так?
Джек, посмотрел ей в лицо.
— Я обещаю. Я обещаю. Ты же не собираешься уходить от Робина, не так ли?
— Я обещаю. Я обещаю. Я обещаю, — сказала Талли. — Почему ты уезжаешь?
Джек надавил коленом на чемодан и увидел, как она смотрит на него. Он подошел и поцеловал ее в живот, потом выпрямился и улыбнулся.
— Не расстраивайся, малыш, не расстраивайся. Я уезжаю, потому что ты не хочешь уйти от своего мужа. Но я вернусь. Я вернусь к тебе. В декабре. Между прочим, ты прекрасно выглядишь.
Талли сказала, что не верит ему.
— Это правда, Талли, — сказал он серьезно, — ты просто прекрасно выглядишь. Ты вся светишься.
Она подошла ближе и толкнула его животом, потом прижалась к нему.
— Я имела в виду не это, — заметила она.
Обняв ее за плечи, Джек сказал:
— Я знаю, Талли Мейкер. Мне не к кому возвращаться, кроме как к тебе. Я обещаю, что это будет в декабре. Я приеду к рождению твоего ребенка.
— И твоего тоже, — заметила она.
— И моего тоже. — Он прижал ладонь к ее животу.
— А ты не мог бы вернуться в ноябре? — спросила она. — Ты не мог бы устроить так, чтобы я увидела, как тебе исполнится тридцать?
— Чем меньше людей увидят, как мне исполнится тридцать, тем лучше, — заметил Джек.
Он вернулся после Дня Благодарения, и девятый месяц у Талли выдался просто сумасшедшим: она занималась любовью сразу с двумя мужчинами и предавалась безумным мечтам.
Однажды декабрьской ночью в субботу, когда Робин уехал в Манхэттен, Талли осталась у Джека на Лейксайд Драйв. Раньше они ночевали в мотеле «Медоу Экрс», но с тех пор, как умерла мать Джека, они переместились в его дом. Талли тут нравилось. Ей нравились кусты роз во дворе и близость церкви Святого Марка. Ей нравилась двуспальная постель, в которой однажды побывала Дженнифер. Талли все тяжелее становилось проводить ночи с Джеком, но Робин все реже и реже бывал дома, если вообще можно было бывать реже. Талли сказала матери, что она ночует у Джулии — та как раз приехала на Рождество, и снова без Лауры, — и всегда отключала телефон внизу, прежде чем уйти из дома. Робин по воскресеньям никогда не возвращался домой раньше Талли.
Этим вечером Талли лежала на постели голая, ее живот торчал вверх. Джек, тоже голый, положил голову ей на живот и прислушивался.
— Мне кажется, это будет девочка. Мне так кажется, — сказал он.
— Это было бы неплохо, если бы родилась девочка, — прошептала она. — Как хорошо было бы, если бы она была твоя! Все стало бы так просто!
— Ох, Талли, — грустно прошептал Джек в ответ. — Разве все может быть просто? Ты замужем за другим и родила ему сына. Он ни за что не отдаст Бумеранга. Я так думаю. Я бы на его месте не отдал.
Талли, побледнев, отвернулась. Она почувствовала какой-то холод и — совсем близко — тяжелое дыхание за спиной. Талли ничего не сказала и попробовала не дышать. Она одной рукой прикрыла бьющегося в ней ребенка, а второй сжала руку Джека. Подбородок она задрала вверх.
— Би-хоп-а-лулла, — замурлыкала она, пытаясь так заглушить все другие звуки. — Знаешь, Джек, если ты хотел этим поднять мне настроение, то считай, что у тебя ничего не вышло, — сказала она прямо в прыгающие отблески телевизора.
Они уснули. Голова Джека все так же лежала у нее на животе, и Талли положила ему на макушку руки. Они проспали так до рассвета, а потом Джек проснулся и выглянул в окно. Солнце еще не встало, и падал снег, покрывая ступеньки и машины. Не видно было дороги, людей, транспорта, деревьев — только снег. Задернув занавеску, Джек вернулся в постель. Талли спала посредине кро