Сейчас, пробегая глазами экстренный приказ командующего, Мюллер был немало озадачен требованием находиться в готовности к немедленному вылету, чтобы потопить русский корабль, название которого сообщат дополнительно. Летчика, уничтожившего это судно, ждет слава национального героя рейха.
— Вот уж золотой корабль, — хмыкнул Мюллер, отложив приказ.
Он не подозревал, насколько близок к истине, как не подозревал и о том, что существует некий Гейнц — честолюбивый полковник абвера, опытный и расчетливый диверсант. Тот самый Гейнц, который решил сделать больше, чем целая дивизия фон Гребера, тот самый, чье предложение «на всякий случай» о перехвате корабля стало сейчас приказом командующего немецкой воздушной армией.
В стареньком костюме и соломенной шляпе, нахлобученной на лоб, с рюкзаком на спине и огромным чемоданом в руках Гейнц втиснулся в толпу беженцев. Отлично сработанный паспорт на имя жителя эстонского местечка, которое Гейнц превосходно изучил еще до войны, давал ему полную уверенность в успехе. Он заранее посмеивался над советскими пограничниками на контрольных пунктах.
Кому придет в голову заподозрить в худом, сутуловатом, напуганном мастере кирпичного завода Пауле Петсе полковника абвера? Ведь таких Паулей сейчас тысячи на эстонских дорогах. А главное — советские пограничники, если рассудить здраво, должны были больше думать о собственной шкуре, чем о каких-то диверсантах.
Последний КПП на развилке дорог, ведущих к Пярну — Манте. Это уже Таллин. Гейнц протянул паспорт командиру в зеленой фуражке, тот скользнул по нему беглым взглядом и, уже возвращая, глянул в лицо стоящего перед ним человека. Глаза пограничника, красные от бессонницы, были строги и внимательны. Как это случилось, Гейнц не смог бы объяснить, только вдруг ему стало очень неуютно под этим пытливым взглядом, и впервые за много лет холодок страха пробежал по спине.
— У нас есть боец из того же местечка, — сказал пограничник кому-то. Вызовите.
Гейнц сделал вид, что не понимает по-русски, но опыт разведчика уже говорил ему, что теперь это не имеет значения. К ним приближался плечистый белокурый эстонец в форме красноармейца, и с каждым его шагом Гейнц ощущал, как в душе усиливается нервный обессиливающий холодок. Ему вдруг захотелось по-заячьи метнуться к близким деревьям пригородного парка, но он слишком хорошо знал, что от пули убежать невозможно.
…Его ждали на окраине Таллина в добротном особняке четверо элегантно одетых молодых людей. Они сидели, покуривали сигареты и прислушивались к далекой канонаде. Изредка перебрасывались короткими фразами на немецком языке — здесь можно не скрывать своего происхождения. В саду, окружающем особняк, были расставлены посты местных фашистов.
Хозяйка накрыла стол и удалилась.
— Время выходит! — нетерпеливо встал с места и подошел к окну один из присутствующих.
— Не беспокойся, Ганс! Хозяин придет с минуты на минуту, — отозвался другой, спокойно пуская к потолку колечки дыма. — Он точен, как часы.
В столовой, подернутой вечерним сумраком, воцарилось молчание. Эти парни неплохо поработали и рассчитывали на благодарность шефа. Боевые группы из местной фашистской организации готовы к действию. В банке есть свой человек, и они ежечасно знают, что там делается. Составлен точный план расположения сейфов и кладовых, до мельчайших деталей разработана операция по захвату ценностей, которую шеф одобрил по радио. Готово надежное место для золота и денег. «Плутон» должен пройти, как по нотам, и не позднее нынешней ночи.
Какой-то звук, похожий на слабый возглас, раздался в саду.
— Я же говорил. Шеф точен, как часы!.. — начал было тот, что сидел, развалясь в кресле, но не кончил. Выстрелы прервали его речь. Двое метнулись к окнам, зазвенело стекло, и один мешком вывалился наружу, другой, слепо цепляясь за косяк, сполз по подоконнику назад в комнату. Двое других предпочли сидеть не двигаясь…
А через несколько минут в зарешеченной машине их везли к зданию НКВД. Они встретились там со своим шефом лишь с небольшим опозданием.
Откуда было знать командиру авиаотряда «Дойче штольц» о том, что ему теперь предстояло сделать то, что не удалось когда-то удачливому полковнику абвера?
Да простит меня читатель за то, что придется кое в чем повториться, вспоминая обстановку 28 августа 1941 года, когда армада кораблей во главе с крейсером «Кировым» прорывалась в Кронштадт. Правда, тут много новых деталей, они дополняют картину нашего отхода.
На рассвете 28 августа 1941 года к борту «Кирова» пришвартовалось посыльное судно «Пиккер» с Военным советом Краснознаменного Балтийского флота. Вице-адмирал В. Ф. Трибуц и член Военного совета контр-адмирал Н. К. Смирнов поднялись на ходовой мостик. За ними пронесли укрытое в чехлы Почетное знамя ВЦИК СССР с орденом Красного Знамени, первой наградой Советского правительства, которой флот удостоился в 1928 году.
Командующий эскадрой контр-адмирал Дрозд с мостика «Кирова» наблюдал за транспортами, медленно выползавшими из гаваней.
Транспорты занимали свое место в колоннах и медленно двигались на восток. В охранении каждого из четырех отрядов шли боевые корабли.
И только «Киров» и миноносцы еще оставались на рейде и по-прежнему вели артиллерийскую дуэль с вражескими батареями, прикрывая отход войск с переднего края и погрузку их на корабли.
У морских ворот Каботажной гавани высилась громада старого минного заградителя «Амур». В первую мировую войну на минах, поставленных им, погибло немало немецких кораблей. Настал день, когда он скажет свое последнее слово…
Спущен флаг, команда сошла на катер. Открыты кингстоны, в трюмы устремились потоки воды. Корабль все больше и больше оседает на дно… По палубе заходили волны. «Амур» выполнял последний долг — своим телом преградил путь в гавань немецким кораблям.
Начальник минной обороны Юрий Федорович Ралль проводил взглядом старый «Амур» и поспешил на сторожевик, чтобы успеть выставить мины на Таллинском рейде и загородить входы в другие гавани.
А в это время гремели взрывы на Аэгна. Над лесом взлетела башня с орудиями.
Груды металла утонули в густом черном дыму; двенадцатидюймовая батарея тоже стреляла до последнего часа…
Вот и последний артналет «Кирова». Самый последний… Почти все орудия стреляют в сторону наступающего противника. Лавина огня вырывается из орудийных жерл, воздух сотрясают громовые раскаты.
Дрозд поднял бинокль. Сквозь дымы пожаров показалась башня «Длинный Герман», и на ней красный флаг, как живое напоминание о том, что борьба не кончена. Она будет продолжаться…
«Киров», сопровождаемый тральщиками и миноносцами, шел полным ходом вперед, чтобы занять место в головном отряде. Дрозд стоял, опираясь на ограждение мостика, и смотрел вдаль. Возможно, вспомнилась ему Испания. Северный поход кораблей республиканского флота. Вот так же с боем они прорывались через Гибралтар, отражая удары авиации. Сейчас все сложнее: и ширина фарватера всего три кабельтовых, и сотни мин на всем пути от Таллина до Кронштадта. По обоим бортам «Кирова», рассекая пенящуюся волну, шли миноносцы — давней постройки и новые, которыми теперь командовал неизменный спутник Дрозда Серго, или Хавер Перес, как называли в Испании Сергея Дмитриевича Солоухина. Долго он со своими кораблями оставался в Моонзундском проливе. Они блокировали побережье Рижского залива, занятое противником, под покровом ночи ставили мины, а с рассветом шли навстречу немецким конвоям, направляющимся в Ригу, открывали по ним огонь, поджигали и топили вражеские транспорты, танкеры и корабли охранения. Сейчас и Солоухин здесь, на головном миноносце, что следовал точно за тральщиками.
Остров Аэгна скрылся из вида, и только дымы таллинских пожаров еще долго висели в небе, не рассеиваясь.
…Мюллер смотрел в окно, затянутое легким туманом. С утра он нервничал из-за плохой видимости, но вернувшийся полчаса назад разведчик успокоил его: туман стоит местами и быстро тает, над морем его почти нет.
Нетерпеливо шагая от окна к столу с телефоном в ожидании звонка из штаба, Мюллер думал о предстоящем деле. До Таллинского рейда считанные минуты полета. Мюллер со своим отрядом уже летал туда изучать новый район действий. На пробу он даже пустил ко дну какую-то шаланду. Потом взял курс на боевые корабли, но, встретив плотный огонь зенитной артиллерии, решил не лезть в огненную кашу. Пусть корабли выйдут в море, там будет проще… Мюллер вообще предпочитал ловить корабли на переходе — легче прорваться.
Ожидание становилось утомительным, и Мюллер вышел из дома. Туман действительно рассеивался, однако небо еще было обложено плотными серыми облаками.
Такую погоду он считал своей союзницей и мысленно торопил приказ на вылет. Облака надежно маскируют самолеты, подходишь к цели — тебя не видят, разве что засекут гул моторов и стреляют в божий свет наугад. Это у них называется заградительным огнем. А ты видишь разрывы, маневрируешь и вывалишься неожиданно, иногда над самыми кораблями. Зенитки бах, бах… А ты уже «положил» бомбы, и до свидания…
Мюллер считал полеты будничной, хотя и опасной работой, не видя в ней решительно никакой романтики.
В домике резко затрещал телефон, и Мюллер торопливо взбежал на крыльцо. Разрешение на вылет было получено.
Полет к заливу занял несколько минут. Когда над водой заголубело небо, внизу появились черные жучки, которые, казалось, карабкались по воде медленно и лениво… И этих жучков было такое множество, что Мюллер подумал: где же главная цель? «Фриц! Ты видишь крейсер?» — осведомился он у штурмана. «Пока не вижу. Пройдем в голову отряда», — ответил тот. Мюллер смотрел вниз, и, кажется, никогда еще его глаза не были столь остры, как в эти минуты! Жучки-черепашки оставались под плоскостями, мельтешили, и не понять было, где же этот проклятый крейсер? «Отто! Смотри, смотри, прямо по курсу…» послышался голос штурмана, в котором была радость внезапного открытия… Всматриваясь внимательно, Мюллер обнаружил корабль, выделявшийся своими размерами среди кораблей охранения: темный корпус с низкими приземистыми трубами и орудийные башни, вырисовывавшиеся, точно на картинке. На более детальный обзор не оставалось времени. Мюллер скомандовал летчикам развернуться, следуя испытанному тактическому приему: отвлечь от себя внимание, а самому устремиться в атаку. И тут снизу поднялся огненный смерч. Командиры зенитных батарей «К