– Стой! Да стой же! – пробился сквозь свист ветра в ушах голос Фиры. – Не выйти ей дальше тына!
Услыхал он не сразу, еще позже осознал и только через дюжину шагов остановился. Выдохнул. Обернулся. Избушка и впрямь дальше изгороди не пошла, так и стояла за плетенкой, покачивалась, скрипела, бранилась будто бы. И старух никаких окрест не виднелось, никто не бежал за ними, не размахивал дряблыми руками, не сыпал проклятиями.
Но не сама же Фира в печь полезла!
А еще Руслан вдруг понял, что за пределами двора она от мычания к речи людской перешла.
– Думал, тебе рот завязали, – проворчал он, развернувшись, и пошагал дальше, к Бурану, силуэт которого уже мерцал в предрассветной мутной дымке.
– Чары. – Фира поерзала. – Может, отпустишь и развяжешь?
Руслан даже не замедлился, только голову чуть отвернул, чтоб не касаться щекой ее… ягодиц.
– А ведьма что?
– В лес пошла за какой-то вкусной травкой. Сказала, к утру обернется, а я как раз подрумянюсь.
К утру… Значит, мало времени, но есть еще.
– Отпусти, а?
– Почти пришли. Как же она тебя одолела-то?
– Я… бессильна в доме другой ведьмы.
– Ну да. И поесть, поди, не отказалась, и помыться.
– Слушай, я…
– Нет-нет, я все понимаю, сам был бы не прочь. Просто от той, кто с такой опаской в дом шел, ожидал большей прозорливости.
– Ах так?! Это просто изба… никто тебя там не съест, – передразнила Фира, извиваясь, точно гусеница, но тем лишь крепче затягивая узлы. И касаясь его слишком часто. Слишком много. – Сам вломился в горницу что медведь в берлогу. А если б не вышла ведьма? Вдвоем бы запекались!
Руслан вздохнул и прикрыл глаза.
Откусить рыжую голову хотелось все сильнее, так что он прекрасно понимал старуху. Милую, наверняка добрую, просто голодную… И разве не должно князю помогать немощным и обездоленным? Разве правильно отбирать ужин у одинокой пожилой женщины?
– Я сейчас отнесу тебя обратно.
Фира умолкла, но дергаться не перестала, благо они как раз добрались до коней. Руслан как мог аккуратно поставил ее на ноги подле вороного, бросил сверток с одеждой на седло, парой взмахов разрезал путы и отступил к Бурану, так ни разу и не посмотрев…
Ладно, может, одним глазком, да и то случайно.
Одевалась Фира быстро, нервно. Ежом пыхтела, посапывала, но, вот ведь чудо, говорить больше не рвалась. А когда кончила и в седло взобралась, тут Руслан сам не выдержал:
– Полагаю, в Навь нас тут не проведут.
– Нет. Но женщины за готовкой болтливы. – Фира поводья тронула, и вороной в чащу свернул. – Есть прореха, которую никому не залатать, вот и эта ведьма туда не совалась.
Руслан направил Бурана следом, головой покачал:
– Что ж там такое?
– Не знаю. Чудовище, как ты любишь? Дойдем и посмотрим.
– На восток?
– На восток.
Глава V
Ладно, не стоило брать цветочный отвар из рук старухи, а раздеваться и лезть в воду – тем более. Но нутро уже едва ли не выло от голода, и кожа от грязи чесалась так, что хотелось ее содрать, да и ведьма отнюдь не казалась злой, скорее… родной какой-то.
И встретила тепло, и утешила, помочь с Навью пообещала, и вся от макушки до пят так напоминала няньку Дотью, что Фира не устояла. Поверила. Теперь-то понятно было, что зря, но крепость задним умом еще никого никогда не выручала…
Стыд жег почище стенок печных, и частило неловко сердце, не от поступка даже, не от дурной слабости своей, а оттого, что валялась перед Русланом в одну веревку одетая.
Он-то, знамо дело, притворился, будто не видел и не трогал ничего, но Фире казалось, что каждое его касание навсегда в тело ее ожогами въелось. Вот так влюбится однажды, пред мужем рубаху скинет, а там повсюду следы княжьих ладоней.
Позорище!
И все ж Руслана хотелось поблагодарить. И за спасение, и за молчание, и за то, что после полудня привал у реки устроил, позволил смыть с себя запах трав, которыми ведьма ее от души натерла, и даже вздремнуть.
Хотелось… но Фира так и не осмелилась открыть рот. Боялась, что вместо добрых слов опять гадость какую ляпнет, ибо самодовольная улыбочка князя так и выпрашивала…
Заговорила Фира, лишь когда снова в путь трогались, и она, подтянувшись в седло, вдруг заметила привязанные сбоку гусли.
– Ты и их от ведьмы спас… – пробормотала удивленно, сама не зная, рада ли этому спасению.
Вроде и да, а вроде и ляд бы с ними да с пером вещим, в оконце спрятанным. Резное деревянное крыло неустанно напоминало о мертвых разбойниках, отчего снова ныло в груди и глаза щипало.
Но Руслан только брови вскинул:
– Кого?
– Гусли.
– А ты разве брала их в избушку?
Брала.
Или нет?
В голове было мутно с самой встречи с лешим, и Фира не могла сказать точно, стягивала ли ремень с плеча. Вот про крестик помнила… как спугнул он хозяина чащи, да как ведьма пыталась его сорвать, а не сумев, лишь рукой махнула, мол, огонь печной, особенный, все по местам расставит.
Фира нахмурилась:
– Не знаю.
– Видать, нет, раз тут они. – Руслан развернул Бурана на восток и бросил через плечо: – Я забрал только тебя да портки твои.
Вот ведь… про портки обязательно надо было упомянуть!
К вечеру поредела чаща, подлеском сменившись, и тропа стала шире, крепче, не петляла почти и уверенно вела к темному облезлому холму, за которым снова разрастались ветвистые дебри и явно ждало что-то интересное.
Важное. Волшебное.
Фира это всем сердцем чуяла и этого же страшилась. Не задавались у них как-то встречи с важным и интересным, а с волшебным – тем паче.
Руслан же без всякого дара тоже что-то ощутил, насторожился, сам спешился и ей велел. Так и шли к пригорку манящему молча, тихо, коней под уздцы ведя. Шли, пока Фира не замерла как вкопанная, а вместе с нею и вороной.
– В чем дело? – недовольно вздохнул Руслан, и она кивнула, подбородком на находку пакостную указав.
То был посох, ничем не примечательный, обыкновенная оструганная жердь, чуть изогнутая в середке, неказистая. И подумаешь, торчит поперек дороги, всякое случается: может, какой старец проходил тут в непогоду, всадил ее во влажную прожорливую землю, да не сумел вытянуть.
А вот венчавший макушку череп – другое дело.
Такой гладкий и белый, что даже в густых сумерках виден отчетливо. Человеческий. Не обглоданный зверьем, а очищенный с трепетом и заботой, как любимое платье или клинок.
Удивительно жизнерадостный череп.
Он скалился и подмигивал светлячком, приютившимся в пустой глазнице, и чудилось, что вот-вот щелкнет зубами и заговорит.
Фира попятилась и мотнула головой:
– Я туда не пойду.
Руслан остановился так резко, что пыль под сапогами взметнулась облаком, а Буран недовольно заржал.
– Что? Ты же сама сказала, на восток!
– Найдем иной путь. Без… – Фира махнула на жердь с черепом, – таких вот украшений.
– Украше…
Руслан наконец тоже его заметил – так бы, глядишь, снес и даже не моргнул, – щеку почесал, прищурился, усмехнулся, а потом и вовсе заржал не хуже коня своего.
– Прости… ох, прости… – выдавил сквозь хохот. – Стриженая да в портках… забываю порой… что ты девица пугливая.
– Я пугливая?!
Фира подбородок повыше задрала, руки на груди скрестила и покрепче ногами в землю уперлась, решив, что теперь уж точно с места не сдвинется. Так и будет стоять и слушать крики бравого князя, который не внял разуму и в чащу потопал.
В чаще таких любят. Будет у нечисти пир.
О том, как сама днесь в печь к оголодавшей старухе угодила, Фира предпочитала не думать. Другое это. К тому же кто ее в ту избу отправил?
– А ты дурак непуганый, раз простого знака прочесть не в силах.
Руслан, все еще посмеиваясь, поближе к жерди шагнул, склонился к мерцающей белой кости, пальцем по ней постучал:
– И что же тут начертано? Не вижу ни одной руны.
– Начертано: «Бегите. Дальше – только смерть».
А может, и не дальше. Может, уже здесь…
Зябко сделалось. Фира плечи потерла и по сторонам глянула, но деревья оставались спокойны, шелестели на ветру едва уловимо, будто засыпали со светилом вместе. И не щерил никто в полумраке зубы, не мелькали меж стволами горящие глаза нежити, не стучали по корням, камням и палым веткам острые когти.
Лес как лес…
– Это просто лес, – вторил ее мыслям Руслан. – И просто тропа, сотни раз сотнями ног хоженная. А это… – он вдруг ухватился за посох, играючи его из земли вытянул и в ладони взвесил, – просто стариковская подпорка. Не съест она тебя. – И вдруг подле Фиры очутился и сунул его прямо ей в руку. – Держи вот…
Никогда бы она не взяла эдакую пакость, оттолкнуть хотела, но пальцы сами собой на изгибе жерди сомкнулись, точно намертво вросли в дерево, и побежала тут же по жилам сила, потянулась, откликнулась, признала родство ведьмовской вещицы. Так что Фира даже не удивилась, когда крутанулся череп на посохе, что игрушка-вертушка, раз, другой, и вспыхнул в глазницах свет, двумя желтыми лучами к пригорку ринулся, рассек вечер да так и застыл в воздухе, подрагивая.
Пальцы жгло не то огнем, не то холодом, но разжать их так и не удавалось, а вскоре Фира и пытаться бросила.
Ибо жжение быстро стало теплом, пробравшимся в самое сердце.
Таким правильным и уютным, что не все ли равно, от чего оно исходит?
– Хороша подпорка, – пробормотала Фира и наконец взгляд от черепа оторвала, настороженная молчанием Руслана.
– Назад, – произнес он и даже попробовал ее за спину себе задвинуть, но не тут-то было.
Фира изогнулась, руку его стряхнула и отскочила – пронзавшие сумрак лучи света подпрыгнули вместе с нею и вновь в пригорок уперлись. Тогда-то она и увидела то же, что и Руслан…
Увидела и обомлела.
Потому что холм, к которому они так стремились, и холмом-то не был. Потому что высь пронзало отнюдь не чахлое лысое деревце, а навершие железной тульи. И тулья эта, поросшая мхом, временем изъеденная, перетекала в необъятный наносник, а уж под ним болтались, путаясь в диких кустах, остатки бармицы