«Ты просто помни, что моя
и я тебя не отпускаю…»
Вот он, твой дракон, забирай, пользуйся. Чего ж затосковала?
Людмила медленно голову набок свесила и посмотрела на свою лежащую на полу руку. На зажатые в ней небольшие серебряные ножны, которые бездумно, от страха, сорвала с пояса Черномора. На самоцветы в сверкающем перекрестье кинжала. На свое крошечное перевернутое лицо в самом крупном и самом багровом камне.
Вот и внутри нее все было так же перевернуто и скукожено. И так же обливалось кровью.
Губы все еще горели от неслучившегося поцелуя, щеки – от стыда за отказ свой, разум – от возмущения, ибо разве ж не вправе Людмила отказать? Пожалуй, это Навь сыграла с ней злую шутку, запутала, затуманила взор. Черномор был прав – ведь смотрела она, трогала, улыбалась, – но…
Боги, как же просто с ним ощутить счастье неистовое и как просто ему не угодить!
Оступиться.
В первый раз за это ее окунули в жижу черную. Во второй – в воду соленую.
Третьего Людмила ждать не собиралась.
Глава V
Терем был простой и сложный, высоченный, но будто приплюснутый, не то деревянный, не то каменный, с широким тяжелым крыльцом, заросшим корнями и вьюнком, и тощей кривой башенкой на макушке, на которой точно чешуйчатая шапка сидела двускатная крыша. Неказистый, но притягивающий взор, одновременно и добротный, и словно наспех из лоскутов сшитый.
На терем хотелось смотреть. И хотелось бежать от него, сверкая пятками, но, скорее, потому что из выжженной дочерна земли вокруг тут и там торчали ржавые обломки мечей, осколки колонтарей да обглоданные кости.
Пожалуй, в одном только обманчивом лунном сиянии Фира могла ничего и не заметить, но путевик в ее руке, будто в насмешку, медленно поворачивал «голову», и лучи света из пустых глазниц исправно озаряли одну страшную находку за другой.
Чудесное местечко. Приветливое.
Фира вздохнула, окинула взглядом темные окна, чуть посеребренные снаружи лунной дымкой, и отступила к вороному, с которого едва успела слезть.
– Едем дальше.
– Зачем? – Руслан, напротив, оставил Бурана у полусгнившей коновязи и приблизился к крыльцу. – Есть кто живой?!
Крик его вспугнул восседавшую на печной трубе сипуху, и она серой тенью растворилась в ночи, напоследок укоризненно похлопав крыльями.
Фира поморщилась:
– Когда кругом столько мертвых, с живыми встречаться уже не хочется.
– Ты опять…
– Кто? Что? – сонный Ратмир встряхнулся и отчаянно заморгал, словно на миг все же погрузился в дрему. – Мы заходим или нет?
– Нет!
– Да! – ответили Фира с Русланом разом, и степняк вскинул руки:
– Не надо так вопить. Продолжайте свои любовные игрища, но, если можно, решайте побыстрее. Так спать хочется, что я готов рядом вон с той милой косточкой прикорнуть.
После чего вопреки речам своим тоже привязал Кхаса, явно намереваясь остаться.
Фира его понимала. Похоже, дни в граде чудском не прошли бесследно, и теперь на нее – на всех них – навалилась такая усталость, что не хватало сил даже возмутиться словам о «любовных игрищах». Она только еще раз вздохнула и уткнулась лбом в лошадиную шею.
– Вы правда готовы встретиться с хозяевами, которых не тревожит подобный вид из окна? – пробормотала, вяло взмахнув рукой.
– Может, это хозяева тут и лежат рассыпанные, – не очень-то уверенно отозвался Руслан. – Слишком все вокруг… заброшенное.
– Угу. Словно поле брани.
– Это же просто терем!
Фира со стоном распрямилась и закатила глаза:
– А раньше была просто изба. Просто пещера. Просто тропа. Как ты жив-то до сих пор?
– Между прочим, череп, которого ты так испугалась на «просто тропе», тебе верно служит. – Руслан подбоченился и грудь выпятил что гусак. – А в избе ты неплохо отдохнула, помылась…
– …И согрелась прямо в печи, да, – перебила Фира. – Давай иди! Может, тебя здесь тоже помоют, натрут травами и согреют.
– Она тебя натерла? – Он склонил голову и изогнул бровь. – Правда?
– Кривда! Если ты настолько глуп, чтобы… Проклятье! Ратмир!
Только что степной хан стоял неподалеку, сонно покачиваясь, а теперь уже открывал кособокую рассохшуюся дверь терема, как-то умудрившись миновать скрипучее крыльцо и не привлечь внимания.
– Мы едем дальше! – прикрикнула Фира, но Ратмир уже скрылся с глаз, а Руслан лишь разулыбался:
– Идем. Ты же не бросишь в беде это милейшее существо, чудодейка?
– С каких пор ты считаешь хана милым?
– Хана? О нет, я про чудище, сожравшее хозяев терема. На гарипа-пустобреха мне плевать.
– Глумила, – фыркнула Фира и всплеснула руками. – Хорошо… хорошо! Но если мы не выберемся…
– Знаю, – кивнул Руслан. – Стребуешь с богов для меня самое жуткое наказание.
Она только плечом дернула, привязала коня и быстро, пока не передумала, взлетела на крыльцо. Надо же, и впрямь не скрипит, а с виду такая развалина…
Руслан тотчас оказался рядом, и друг за другом они просочились в приоткрытую дверь вслед за Ратмиром.
– Мы даже не постучали, – прошептала Фира, вглядываясь в полумрак сеней.
Отчего-то путевик здесь словно обессилел и едва окутывал их двоих тусклым прерывистым мерцанием. Все остальное же вязло в темноте, как в черном болоте, лишь углы да грани – сундуков, балок, поставцов – мутными пятнами плавали на поверхности.
– Полагаю, если б тут кто-то был, давно бы вышел навалять вам за крики, – пробормотал Ратмир, не пожелавший или не осмелившийся уйти далеко.
Фира подняла посох повыше, и круг света выхватил из бездны его чуть накренившуюся фигуру: хан стоял, скрестив руки на груди и опершись плечом на балясину.
– Никого нет, я звал. Предлагаю каждому найти уютный уголок и не встречаться до утра.
– Согласен, – тут же отозвался Руслан, а Фира только и успела выдать:
– Но…
Однако Ратмир уже развернулся и растворился в чернильной жиже, затопившей терем сверху донизу.
– Как можно глаза закрыть, когда?..
– Я постерегу твой сон, – внезапно выпалил Руслан и умолк, а на озаренном желтым светом лице застыло недоумение.
Словно он сам не понял, зачем такое ляпнул.
– Что?
– Я… постерегу. Ты спасла нас, я ведь вспомнил… многое… по дороге. – Слова явно давались ему с трудом, но Руслан упрямо их выдавливал. – Ты нас вытащила. И если боишься, что ночью из сундука выползет чудовище или затаившийся хозяин, я…
– Ничего я не боюсь, – перебила Фира, задрав подбородок. – Просто… ложницы надо проверить.
Руслан не ответил, но к лестнице за нею пошел, а когда Фира отвела руку с посохом, в темноте за спиной раздался тихий смешок.
Весело ему.
Что один, что второй… безголовые, а еще бравыми воинами слывут.
К счастью, опасения оказались напрасны: Фира открывала дверь за дверью, обходила с путевиком горницу за горницей – и да, заглядывала в сундуки, полные пыльных рубах и сарафанов, а не чудищ неведомых, – но ни единой души не встретила. И в последней, самой маленькой и чистой, комнатке в третьем жилье[17] она и решила остаться. Гор скарба тут не было, перина оказалась мягкой, и от удара ладонью пыли из нее вылетало гораздо меньше, чем из прочих.
Много ли им надо?
Прилечь поверх старых истлевших простыней в одежде да подремать до рассвета, до которого оставалось часа три, не боле.
– Не надо меня стеречь, выдумал тоже, – проворчала Фира, когда Руслан вдруг начал озираться, словно и впрямь собирался остаться подле и искал местечко поудобнее.
– А как же.
– Я сейчас стану опаснее всей нечисти вместе взятой, так что ступай… куда-нибудь.
Он явно хотел что-то сказать, но только открыл и закрыл рот, зыркнул из-под сведенных бровей и, крутанувшись на пятках, рванул на себя дверь.
– Погоди! – спохватилась Фира, и Руслан остановился.
Спина прямая, одна рука створку хлипкую стискивает, другая – рукоять меча.
– Я понимаю, что неловко тебе с Ратмиром странствовать. Если… если бередит он сердце твое ревностью, утром можем разойтись.
– Ах, так?! – Руслан обернулся так резко, что чуть дверь с корнем не выдрал. – Решила с ним отправиться?!
– Что? – Фира отпрянула. – Нет! С тобой, конечно. А он пусть… сам Людмилу ищет, вдруг да получится. Верно, не остыли еще его чувства…
Хотя с чего тогда степняк к ней самой целоваться лез, оставалось неясным, но ведь в такой путь не пускаются забавы ради.
– Чувства… – Руслан улыбнулся криво и головой покачал. – Много их таких, с чувствами, вьется вокруг. Но если им что и нужно, то не сама Людмила. Ни один ее не любит. Ни один не знает!
Стоило промолчать. Опустить взгляд, отвернуться, вновь отправить его восвояси – ведь ушел же почти, зачем только остановила? Но Фира не удержалась.
– А ты… знаешь? – спросила тихо.
«А ты… любишь?» – добавила про себя.
В ответ же услышала только скрип своей двери и хлопок соседней – Руслан решил прикорнуть прямо за стенкой.
Глаза саднило и царапало, будто под веки кто-то от души насыпал острого песка. Фира с трудом их разлепила через боль и снова зажмурилась, еще и руку перед собой выставив, ослепленная бьющим со всех краев светом.
Не может быть, она же едва прилегла!
С перины ее как ветром сдуло. Все еще не в силах как следует оглядеться, Фира нащупала путевик и, спотыкаясь, устремилась к зыбким очертаниям двери, которые еле различала сквозь прищур и набежавшие слезы.
– Руслан? – позвала сипло, выбравшись в сень. – Рассвело давно!
Ответа не услышала и, стукнув пару раз костяшками по косяку, толкнула соседнюю дверь. Тогда-то глаза сами собой распахнулись, презрев жжение и боль, ибо рассвета за крошечным оконцем Руслановой ложницы не было и в помине. Впрочем, как и самого Руслана поблизости.
А вот что было…
Белый шелк, чистый, свежий, укрывавший постель и с потолка свисавший лентами невесомыми, да рассыпанные повсюду розовые лепестки. И запах, резкий, сильный, в котором горечь полыни со сладостью яблок переплеталась.