И наконец увидала.
Двоих сразу, по разные стороны дороги раскинувшихся, но в этих иссушенных, облепленных серой ломкой кожей скелетах с трудом можно было узнать людей. Только одежда и выдавала мужчину и женщину.
Фира вскрикнула, вновь забилась в путах, в землю пятками упираясь, но Наина не остановилась и не оглянулась. А через несколько домов и вовсе на добрый аршин воспарила и так и летела дальше по воздуху, не давая натянутой верви ослабнуть.
Куда стремится она, без слов было ясно.
К детинцу, над которым клубилась тьма. К сердцу Яргорода.
– Не правда ль, похорошел град, очистился? – бросила Наина с высоты.
– Эти люди тебе ничего не сделали! – закричала в ответ Фира.
– Мы же договорились уже: если миру плевать на меня, то мне – на мир.
– Так чего ж волочешь меня за собой? – Она снова попыталась вырваться, но только на колени рухнула и еле успела подняться, пока ее не потащили дальше лицом по земле. – Если виновна я в слепоте, так меня и убей, а других не трогай!
– О, ты виновна. Вы все виновны. – Наина рассмеялась и махнула рукой еще на одно иссушенное мертвое тело, на бочке с водой повисшее. – Но, в отличие от этого рупоса, ты мне еще нужна.
– Зачем?
– Да ладно, разве ж плохо мы поболтали в пути, пока княжну разыскивали? Неужто не терпится разорвать эту дружбу?
– Зачем? – повторила Фира громче.
Голос дрожал и срывался, и тошнота уж в горле булькала, норовя выплеснуться.
– Не свои же силы тратить на этот сброд, – наконец ответила Наина и, через плечо короткую улыбку бросив, полетела дальше.
Фира то шла за ней, то бежала и по сторонам старалась боле не смотреть, не бередить душу, а вот внутрь себя заглядывала – чары пыталась призвать, выманить. Крепко их Наина запрятала – ни единой искорки не удавалось почувствовать, – а может, просто уж не осталось никаких чар, все по невидимой верви утекли в чужое тело.
Дорога размывалась из-за набежавших слез, расписные избы и пестрые стяги стали лишь мутными пятнами, а стук сердца в ушах напоминал о том, другом, что в подклети билось, подпитывая тьму, и заглушить его хотелось всё отчаяннее. Но даже он не помешал Фире расслышать жизнь, едва они к стене града днешнего приблизились.
Не бурную и веселую, скорее тихо вскипающую от гнева, но всё же жизнь. Голоса, глухие удары, короткие, резкие выкрики и топот ног.
Закрытые ворота Наина взмахом рук распахнула, и в тот же миг Фира не только ощутила, как что-то вырвали из ее груди, будто дыхание отняли, но и увидела ту самую вервь, что вилась вокруг, опутывая запястья и плечи к бокам прижимая, и вдаль тянулась. Сверкающая золотом, тонкая, что шелковая нить, но такая прочная…
«Если видишь, то можешь и разорвать».
Только веры одной могло оказаться мало…
Почти все укрылись в домах, в палаты княжьи набились, что рыба в бочку, заполонили гридницу да всякую сараюшку. Может, и впрямь верили, будто защитят стены от теней бесплотных, а может, лишь стремились оттянуть неизбежное, ведь видели, что случилось с замешкавшимися.
Как залилась тьма в их глаза, рты и уши, как прошила тела насквозь, и упали наземь уже не люди, но сухие древние останки.
Народ затих, только стучал где-то волхвов бубен, верно, к богам взывая.
Но все ж не опустели улицы детинца, высыпали на них храбры Владимира, верные воины княжичей, да его, Русланова, дружина. Все при мечах да с задранными головами, дабы не позволить боле ни одной тени спуститься в город и жизни людской испить.
Вот только битва предстояла бесконечная.
Крошилась тьма под напором железа, на куски распадалась и развеивалась по ветру, но, похоже, снова возрождалась в вышине, ибо, сколько ни сражались мужи, сколько ни махали клинками, меньше черный вихрь не становился, и отделялись от него все новые и новые тени.
А еще после всякого удара меч словно леденел и кожу жег невыносимым холодом, так что приходилось то и дело менять руку.
Руслан видел, что и другие делают так же; у одного из княжичей, что вместе с отцом за город бились, правая ладонь в какой-то миг и вовсе почернела да перестала слушаться, и он теперь левой справлялся.
Пока справлялся.
Владимира берегли, обступили кругом, не давали меч поднять, на что он гневался и все громче выкрикивал приказы.
– Вы меня еще в тереме заприте, остолопы! – гремел над головами его голос. – Чего они медлят?
Тени и впрямь все больше игрались, дразнили, а ежели спускались, то поодиночке, забавы ради, хотя явно могли единым махом весь град накрыть.
– Ждут, – пробормотал Руслан скорее себе, чем великому князю, стоявшему слишком далеко.
Но кое-кто оказался ближе и услыхал, да спросил, по плечу его хлопнув:
– Чего ждут?
Руслан вздрогнул и оглянулся.
– Куда ж без тебя…
Не видел он, когда хан степной в Яргород воротился, но не удивился даже. Такой завсегда в самую гущу влезет да побарахтается.
– Так чего они ждут? – повторил Ратмир, не отрывая глаз уж от чернильного вихря.
– Кого. – Руслан руку его с плеча стряхнул. – Хозяина.
– Думаешь, тот бородатый колдун не пережил потери?
– Нет.
О колдуне он даже не вспомнил, по крайней мере, о бородатом. А вот другой, северный, на ум пришел. И жена его, о которой Борька болтал без умолку. И Фира, которая в гости к ним поперлась.
Кабы не велел Владимир закрыть ворота, едва весь люд по домам разбежался, Руслан бы уж в посаде был. Да и что толку от врат и засовов, когда враг не посуху ходит, а в небе кружит?
И в тот же миг, словно боги в мысли его заглянули, распахнулись створки с треском и грохотом. Отлетели в стену скобы железные, что попречник удерживали, и вплыла в детинец, ногами земли не касаясь, ведьма.
Иного слова и не найдешь.
Тонкая и гибкая, что плеть, в сарафане черном, облепившем длинные ноги как вторая кожа, и в алой рубахе. Волосы черные по воздуху рассыпаны, зубы в оскале обнажены, а глаза сияют подобно светочам, искры вокруг рассыпая.
Загудели воины, зароптали, кто-то выдавил глухо:
– Наина…
Но Руслан и сам уже догадался, и с его уст совсем другое имя сорвалось:
– Дельфира…
Она вошла в ворота, отстав от ведьмы на пару-тройку саженей. Всё в тех же портах и рубахе, в каких он оставил ее в лесу, грязных и оборванных; вся покрытая пылью, паутиной и кровью.
Живая…
Только руки к бокам прижимает и запястья перед собой держит, будто связанные.
По сторонам Фира не смотрела – только перед собой, и на лице ее, перепачканном и изрезанном дорожками слез, застыло то самое упрямое выражение, к которому Руслан уже так привык и по которому скучал безумно.
– Что она?.. – начал Ратмир, но Руслан руку вскинул, заставив его умолкнуть.
– Ну здравствуйте, соседушки любимые! – пропела меж тем ведьма, и тени, заслышав голос ее, встрепенулись, задергались, закишели в небе, что черви в земле. – Слыхала, снова у вас пир, и снова без меня.
– Отзови тварей, Наина! – крикнул Владимир и попытался из плотного кольца храбров выбраться, но те не поддались. – Что нашло на тебя? И где твой муж?
– Му-у-уж? И всех-то волнует этот жалкий слизняк. Нет у меня больше мужа. Да не пугайтесь вы! Я, может, следующего пришла выбрать. Что скажешь, Владимир, чем я тебе не великая княгиня?
Ведьма остановилась и ниже опустилась, и пусть не коснулись стопы тверди, зато острие зажатого в руке меча в нее и уперлось.
Тогда-то Руслан его и заметил. Тогда-то и признал и понял, на что Фира так упорно смотрела, словно притянуть силилась.
Он Ратмира локтем пихнул и, на ведьму покосившись, одними губами промолвил:
– Меч.
Степняк кивнул.
Но не успели они и шагу ступить, как кто-то из княжичей нетерпеливых – Вышеслав вроде бы – рявкнул:
– Убить!
И воины его, вскинув клинки, к ведьме бросились.
Та лишь рукой взмахнула – и добрая их дюжина отлетела прочь, по воздуху кувыркаясь. Взмахнула второй – и десяток теней на оставшихся ринулись да за удар сердца иссушили их до донышка. Осыпались на землю мечи да шеломы, повыскальзывали из доспехов обтянутые кожей изломанные скелеты.
А Фира, так и стоявшая чуть поодаль, выгнула спину и с болезненным криком рухнула на колени.
– Стоять! – крикнул Владимир, когда новая дружина оружие вскинула, и воины покорно замерли. – Чего хочешь ты, Наина?
Ведьма задумчиво склонила голову, постучала пальцем по алым губам и наконец улыбнулась:
– Тебя. Не в мужья, не бойся, этого счастья мне навек хватило. Нет… – Она проплыла чуть вперед, и Фира, не успевшая подняться, лицом в пыль повалилась.
Руслан дернулся, но удержался, на степняка глянул. Они уже обходили ведьму с двух сторон, готовые меч отнять, и, похоже, не только Руслан заметил блеск протянувшейся меж девами золотой нити.
Ратмир изогнул брови и снова кивнул. Не почудилось, значит.
– Нет, – повторила ведьма уже без улыбки, – я хочу тебя… на коленях. Хочу тебя сломленного. Пред большей силой беспомощного, какой была я все эти годы. Хочу тебя… мертвого.
Вновь тревожно взвились голоса, да громче стала требная песнь волхва, словно не терял он надежды божьего грома дождаться, но спокойный ответ Владимира все равно не потонул в гомоне.
– Хорошо, – ответил великий князь. – И других ты не тронешь?
– Почто они мне? – Наина фыркнула. – Безвольное стадо. Рыба-то с головы гниет. Ну что, выйдешь ко мне из-за спин широких?
– Да.
– Отец! – кинулся к нему Мстислав, а за ним и Всеволод с другого конца.
Но Владимир лишь руку вскинул, прикрикнул:
– Стоять!
И княжичи остановились.
Расступились храбры, зубы стискивая. Руслан и сам бы ими поскрипел да от крепкого словца не удержался, но ведьма была уже так близко…
– Сдается, ты и впрямь великий, – пробормотала она. – Жаль, не все достойны твоей величайшей заботы.
И в тот же миг, как шагнул Владимир из круга воинов, а ведьма торжествующе рассмеялась, Руслан с Ратмиром напали.