Степняк по левому боку ее клинком полоснул, Руслан – по правой ладони, что меч сжимала, и выпал тот из ослабших пальцев, в пыль камнем рухнул. Подхватить его сразу, однако ж, не вышло.
Завизжала ведьма, взлетела выше, и Ратмира невидимой силой в хлипкую стену сарая отбросило, проломив которую он и скрылся с глаз. А к Руслану сразу несколько теней устремилось.
Первую он разорвал одним ударом, вторую едва задел, а еще одна о чужой клинок разбилась.
– Что ты творишь? – прорычал Третьяк, вставая к Руслану спиной, помогая ему отбиваться.
Остальные были заняты тем же – забавы кончились, и тени на град полчищем обрушились.
Руслан не ответил. Наина уже спускалась обратно к мечу, и лишь отчаянным рывком удалось рукоять из-под нее выхватить.
– Меж нами! – раздался хриплый голос Фиры, но Руслан уже опустил клинок на мерцающую нить.
– Знаю.
Хлынул свет золотой во все стороны, на миг рассеяв каждую тень в детинце и ведьму вопящую загнав в самую высь, в сердце побледневшего, почти прозрачного вихря. Но недолгим было сияние, и, пока воины силились отдышаться да глаза ладонями прикрывали, тьма начала сгущаться вновь.
– Мне нужен меч.
Проморгавшись, Руслан посмотрел на Фиру, что уже стряхнула остатки пут колдовских и стояла пред ним, протягивая руку.
Хотелось ее обнять. Хотелось запихнуть в ближайшую дверь и снаружи заколотить досками. Хотелось…
– Скорее! Теперь она свою силу в них вливает.
– Да… да… – Он ослабил хватку, и тонкие грязные пальцы обхватили рукоять волотова меча. – Что ты будешь делать?
– В ее доме алтарь. – Фира глянула в небо, где парила распятая ведьма, вокруг которой вились тени, с каждым кругом становясь все чернее. – Нужно его разрушить.
– Я могу! – Руслан запястье ее сжал, навис сверху, в глаза всмотрелся.
– Нет. Там безопаснее, чем здесь. – Фира растянула дрожащие губы в улыбке. – И хоть какой-то толк от меня будет.
– Ты…
– Я за конем! – бросил проскочивший мимо Ратмир, и Руслан едва не застонал с досады.
Лешак вездесущий.
– Ты только не умри, – тихо попросила Фира.
– Больше не умру.
Она вспыхнула, за спину ему уставилась и кивнула кому-то. Оглянувшись, Руслан успел заметить ответный кивок великого князя, но тот тут же отвернулся и заорал:
– Готовсь! Сейчас хлынут!
– И правда хлынут… – Фира отступила, меч за собой волоча. – Я все исправлю.
– Ты ничего не…
И опять степняк не дал договорить, подоспев верхом на Кхасе. За руку ее в седло перед собой подтянул, меч тяжеленный забрал и подмигнул:
– Домчу как ветер, только путь указывай.
Руслан не слышал, откликнулась ли Фира, – они уже мчались к вратам, – да и недосуг стало глазеть и уши развешивать. Спускалась с небес обозленная ведьма, и тьма с раскинутых рук ее точно гниль поганая на землю стекала.
Похоже, не будет боле разговоров и требований.
Только ненависть черная супротив каленого железа.
Дыхание выровнялось лишь после десятка разрубленных тварей. Теперь-то Фира точно далече, и не ринулся за ней никто, не заметил, не вспомнил. Глядишь, и успеется. Руслан пот со лба смахнул и на новую тень кинулся. Вот бы ему еще чуть-чуть продержаться…
Не только ему, им всем.
Мелькнула рядом лысая голова Драгана, а следом лохматая – Беляя. Оба так яростно орали, вспарывая чернильные кляксы, что отбери у них мечи, и голыми руками бы справились. Третьяк привычно прикрывал Руслану спину, чуть дальше бились княжичи и Владимир.
Вот вскрикнул кто-то, прощаясь с жизнью, вот зарычал другой, а следом рухнули Руслану под ноги доспехи Лада – самого юного из его дружины, – и тело хрупкое, до дна испитое, прямо в них прахом и рассыпалось.
Еще немного…
Он ведь не надеялся, что получится, не верил даже. Просто хотел, чтобы Фира ушла отсюда, укрылась, спряталась. Пусть вернется в святилище этой твари, туда-то тени точно не сунутся. Пусть присядет на миг, выдохнет… и если не убежит прочь, в безопасность, плевать, что со степняком, – а она не убежит, Руслан точно знал, – то хоть сил наберется.
Много ль ведьма из нее высосала? Оставила ли хоть каплю?
Он не надеялся ни на что, лишь пытался рассчитать, на сколько ударов его еще хватит. С каждым из них меч тяжелел, словно вбирал в себя всякую тень, которую рассекал на части, и ледяная корка на пальцах Руслана крепла, твердела, ползла все дальше по рукам.
Дойдет до локтей – тогда уж ни согнуть, ни разогнуть их не получится.
Неважно.
Кто-то другой подберет меч и продолжит рубить черную гниль, пока тоже ледяным истуканом не обратится. И так снова, и снова, и снова.
Много кругом отменных воинов, не победить ведьме их всех до единого. А Руслану бы еще чуть-чуть продержаться, пусть только Фира уедет подальше…
Новая тень прямо из-под ног его выскользнула. Дымом взвилась, засочилась мерзкими смоляными каплями, подразнила очертанием людским и тут же в лицо бросилась – Руслан едва замахнуться успел.
Ударил, разорвало железо мутный воздух на клочки, а вот тень… ее рядом уже не было.
Ни ее, ни других изменчивых черных пятен, что кружили над детинцем скверной, в уши и рты заползали, лишая кожу людскую красок, а сердца – биения.
Замер Руслан, поймал взгляды Драгана и Беляя – верно, такие же растерянные, как у него, – а потом чуть не рухнул наземь, сметенный воплем, накрывшим город. С трудом на ногах удержался, мечом землю вспорол, заиндевелой ладонью в колено уперся. И только тогда вверх посмотрел.
Там, над головою, мелькали тени, в поток единый сливаясь, закручиваясь, и кружила в этом черном вихре распятая ведьма. Рот ее был распахнут, хотя вопль уж стих, глаза стали блеклыми бельмами, космы извивались в воздухе змеями, и гниль цеплялась за них отращенными руками, сотней сотен рук.
Черные пальцы с когтями-лезвиями рвали рубаху алую, а следом – и темную, исцелованную солнцем кожу. Сдирали до мяса, жил, костей… Ведьма не кричала больше, лишь голову запрокидывала все сильнее да глядела глазами белыми все выше, словно к Прави взывая, но коли не пришли боги к детям любимым на выручку, то над тварью темной, поди, и вовсе только посмеивались.
Руслан и отдышаться не успел, а гниль уже обтекла истерзанную ведьму блестящей жижей, свернулась жгутом, что простыня в руках прачки, и прыснула во все стороны, словно напруги не выдержав.
Не каплями теперь – хлопьями.
Пеплом серым, что таял, едва касаясь земли.
Глава V
Ворона неволить – завсегда дурная затея, и, похоже, один любопытный ворон прекрасно о том знал, потому по сеновалу над птичником расхаживал не таясь, еще и с гордостью, а на девиц громких и суетных поглядывал с недовольством.
Ворон не вещий был, самый обыкновенный, и бесед их надрывных, сокровенных не то что не принимал, не понимал даже. А вот трели птичьи под полом – вполне, вот и норовил раскидать солому и клюв в щель меж досок просунуть.
– Кыш, дурень пернатый! – Людмила платком на него махнула, ворон отскочил, и она вновь на спину откинулась, руки за голову завела да потянулась сладко. – Эх, век бы так пролежала.
– Угу. – Фира покосилась на нее и хмыкнула. – Ты хоть полчасика продержись.
Самой ей так точно хотелось только лежать и только здесь. Подальше от глаз людских, от голосов, от прикосновений. Не видеть, не слышать, не чувствовать и, желательно, не думать, но последнее совсем не давалось, потому лучше уж мысли эти не в пустоту излить и не кому попало, а подруге верной.
Ну то есть… так Людмила сказала. И на сеновал ее затащила да такой горой вопросов засыпала, что как бы хоть на треть до вечера ответить. И ей, и себе тоже.
Фира поерзала, руки на животе скрестила и, так и не найдя слов, о другом заговорила:
– Борьку-то на гульбу отпустят?
– Вряд ли. Ох как они орали! – Людмила на локте приподнялась, глаза выпучила и надула щеки, видимо, Стоума изображая, отца Борькиного. – Будешь знать, как с ведьмами якшаться! Так зад надеру, до седых волос бабу оседлать не сможешь!
И с хохотом обратно в солому завалилась.
Фира же только улыбнулась криво и вздохнула:
– Верно, и со мной якшаться теперь нельзя.
– Ты что! – Людмила под бок ей подкатилась, голову на плечо опустила, обняла крепко. – Стоум знаешь как тебя любит? Только о твоей доблести и талдычит, Томица того и гляди заревнует.
– Еще слаще…
– Ой, да она скорее его пристукнет, чем к тебе сунется. Но ты не балуй и отвлечь меня не пытайся. – Хватка ее усилилась, пальцы Фире в бок впились. – Говори прямо, пойдешь за Руслана?
– Да что ж ты мучаешь меня?! – Она отстранилась, села, на балку спиной опершись, и на Людмилу воззрилась исподлобья. – Не звал никто, чтоб идти куда-то.
Та фыркнула, отмахнулась:
– Позовет.
– Угу.
– Увидишь!
– Угу.
– Я вот видела.
– Угу… – Фира вскинулась. – Что?
Людмила тоже села, ноги под юбкой скрестила и улыбнулась хитро:
– Ага! Интересно стало?
– Выдумываешь всякое…
– А вот и нет. Своими глазами видела, какими вы счастливыми будете. – Она мечтательно прикрыла глаза. – Волосы у тебя длиннее, чем теперь, а у него шрам на брови откуда-то – видать, не усидит, снова в битву сунется. У моря вы, синего-синего, и волны на песок набегают, на стопы ваши босые. Стоите рука в руке, сначала вдаль смотрите, а потом как давай лобызаться…
– Эй! – Фира ладони к щекам горячим прижала, потупилась. – Хватит. Не надо так…
– Думаешь, вру? Кто из нас перо вещее жег, ты или я?
– Ты…
Вообще-то, Фира тоже жгла, но не как Людмила, огнем обычным, лишь края опалив, а чарами, до пепла, ибо не в грядущее заглянуть силилась, а ворона призывала. Вот только никому-никому не желала о том рассказывать. О смерти Руслана, которая до сих пор ей во снах являлась. О братоубийстве, что грубым шрамом на сердце застыло. Об одинокой ночи в лесу…
Руслан многое понял, но ни о чем не спрашивал, и за молчание это Фира любила его еще сильнее. Даже слов покаянных от него не ждала, но Руслан всё ж шепнул их, когда мгновение выдалось.