– Куда ты отослал ведьму, великий князь? – спросил громко и на сей раз уверенно. – Ты ведь понимаешь, что она…
– Не она жену в первую же ночь потеряла! – перебил его Владимир, и видно было, как трудно ему не вскочить и не броситься в сермяжную драку. – Не она дочь мою защитить не смогла, будучи воином отборным! Как ты земли-то свои бережешь? Или и их ты недостоин?
Горечь вскипела в груди, на языке осела пылью, и Руслан сглотнул, прежде чем снова рот открыть:
– Я найду жену.
– Не стала она тебе женой и уже не станет.
А теперь его словно вновь о сундук приложили, вторым виском…
– Обряд свершен. – Руслан шагнул вперед, наконец оттолкнув побратима. Еще на шаг ближе, и еще. – И боги…
– Боги – не твоя забота, с ними я сам договорюсь, – не дал ему закончить Владимир. – А ты о Людмиле позабудь! Если только…
Он затих, и кажется, все вокруг затаили дыхание в ожидании Слова. Руслан так точно затаил.
Если только… что?
– А знаешь, ищи мою дочь. Без братской и дружеской помощи, один. Как и потерял в одиночку.
Руслан улыбнулся бы облегченно, если б не сковала лицо так и не утихшая ярость, а потом Владимир добавил:
– И всякий, кто на руку ее зарился, тоже может отправляться в путь. Кто приведет княжну домой, тот и мужем ей станет.
Сей же миг вылетел к скамье один из гарипов, весельчак курчавый, до земли склонился и распрямился, сияющий что новенький медяк:
– Ратмир из степей восточных, и я верну прекрасную Людмилу!
– Рогдай из клана горных львов, – медленно подошел к нему второй чужак, широкий, темный, и тоже Владимиру в ноги поклонился. – Мы женщин своих стережем как величайшее сокровище. Я найду княжну и не потеряю.
Руслан заскрипел зубами, стиснул кулаки, позабыв, что в одном из них острое перо зажато, и потекла по пальцам горячая кровь.
– Фарлаф Мавлерон, принц Луарский, – встал перед скамьей третий, рыжий, гарип и коротко кивнул. – Я отыщу княжну Людмилу и обелю имя своей… – он скривился, но закончил: – своей сестры. Никто не смеет обвинять мою семью в скверне.
Камень был брошен и достиг цели, но вины Руслан не почувствовал, только новую волну злости. Поджав губы, он замер четвертым в ряду, поклонился… и промолчал.
Все уже сказано, осталось сделать.
– Без дружины, без помощи, – напомнил Владимир и рукой взмахнул: – Ступайте.
Руслан выбежал в сень первым, слыша, как в палате вновь поднимаются споры, а за спиной топочет Третьяк.
– Ты же понимаешь, что вас просто отослали в никуда, чтоб под ногами не путались? – пропыхтел он.
Руслан обернулся – пока за ними никто не шел.
– Понимаю.
– И что Владимир дружину поднимет. Храбров на поиски отправит, сыновей…
– Да.
– А то и сам на коня взберется.
Тут Руслан не удержался, фыркнул. Трудно было представить великого князя в полном боевом облачении после долгих лет мирной жизни. Пышная древесная борода с проседью, может, и скрывала новые подбородки, но округлившийся живот лишь подчеркивала, укладываясь на него как на стол.
Нет, великий князь по-прежнему был могуч, но притом еще и мудр, а потому позволит вершить дела молодым.
– Не тужи, брат, я справлюсь, – заверил Руслан, минуя опустевшую гридницу.
Со столов прибрали не до конца, тут и там валялись ковши и обглоданные кости, темнели на полу медово-пивные пятна, дотлевал в очаге потерянный кем-то платок.
Бесславно завершился пир.
И дружина его, Русланова, уже не присядет на эти скамьи, за третью стену будет выдворена, где станет ждать его возвращения, с Людмилой или…
Нет, о таком и думать нельзя.
Нельзя…
– Я с тобой…
– Не пойдешь, – прервал побратима Руслан.
– Ну и как же ты тогда? – всплеснул тот руками медвежьими.
– Как-нибудь… Я знаю, у кого спросить дорогу.
На улице дышать стало легче. Костры угасли, на светлеющее небо наползали северные тучи, и воздух едва не звенел в предвкушении скорого дождя.
– Волхвы? – догадался Третьяк. – Нельзя тебе к ним, всё великому князю доложат.
– К здешним и не собираюсь.
Руслан остановился ненадолго, посмотрел на закрытые ставни терема и поморщился от боли… в сердце и в голове. Затем сорвал с чела обмотку кровавую. Хватит уже хворью своей упиваться.
– Есть один отшельник, в кривельских землях за рекой, к нему и отправлюсь. Но сначала…
– Нет! – вскрикнул Третьяк, за плечи его встряхнул и повторил тише: – Нет. Не трогай Фиру, ни при чем она.
– Как же. – Руслан сплюнул, высвободился, но спорить с очарованным другом не стал.
Без толку.
Ишь ты, Фира… Ведьма злосчастная.
– Я только поговорю с ней, – успокоил Третьяка.
– Если найдешь.
– Если найду…
Борька плелся за Фирой от палат до конюшен, смотрел, как она уже оседланную Сивушку выводит, и даже тут не остановился, к птичнику тоже пошел. И все говорил, говорил, говорил, как купец на ярмарке.
– А Руслан все про тебя да про тебя: мол, ведьма это, кто ещё такое может?! Винит…
– Знаю.
Фира была там, под сводами палаты роскошной, среди трофеев древних и черепов чудовищ, пусть и не замеченная южным князем. Была, слышала каждое горькое слово и с сутью их соглашалась. Кто еще виноват, как не она? Недоглядела, не уберегла…
– И пером этим клятым потрясает, дескать, терлась ты у птичника, а значит…
– И это знаю.
Перо она сразу в его руке разглядела. Застывшее, опаленное огнем и чарами, навье…
Людмила, Людмила, что же ты наделала? Где ж его раздобыла, взаперти сидя?
– Но великий князь не поверил, и тятька мой сказал, что чушь это псовья, чтоб ты да Милочке навредила.
– Угу.
Сейчас не поверили, потом поверят. Если не вернется Людмила, если боль потери невыносима станет, с ума сведет… Там уж и богов обвинишь, и друзей, и чужачку, под крылом пригретую.
– И чего этим дурехам не сиделось спокойно? Зачем повели Руслана в терем? Явно ж против тебя что замыслили. Может, сами перо и подложили.
Ах, если бы… Будь хоть какая-то надежда, что не ведьмачила княжна, что не распахнула дверь для темной силы и что другое с ней стряслось, Фира б этих дурех уже расцеловала.
– Правильно, что повели, – сказала она Борьке. – Теперь хоть ясно, что случилось.
Сказала и язык прикусила. Вот ведь… заболтал.
Он тут же уши навострил, вскинулся:
– И что случилось?
«Беда».
Фира задумалась и огляделась, не торопясь с ответом.
Светлело небо, к новому дню готовясь, и двор пусть тих был, но не безлюден. Сновали туда-сюда дружинники с лицами хмурыми, ожесточенными; бегали с поручениями мальчишки – кто до ворот, а кто и в сам посад; челядь расчищала угли после костров, мела тропы. И все это в молчании, так что ясно было: ни от кого не ускользнула весть о пропаже княжны.
Скорбью Яргород накрыло, как вскоре накроет и дождем, судя по бегущим с севера тучам. А если где за стенами еще стучали скоморошьи бубны, то с требной песней к богам, не потехи ради.
На Фиру с Борькой, что двигались медленно, но уверенно, и Сивушку под уздцы вели, поглядывали украдкой, опасливо, и не приближался никто, не лез с вопросами. Даже Драган, проходивший мимо, едва не отшатнулся, кивнул и шаг ускорил.
«Не верит никто словам Руслана, как же, – подумала Фира. – Того и гляди камнями швырять начнут…»
– Любопытный ты больно, – промолвила она вслух. – Чего ж тогда на совете не остался? Там всяко интереснее, чем со мной.
– Скажешь тоже! Они там до заката ругаться будут, прежде чем решат в путь трогаться. А ты уже готова.
Фира остановилась, как в землю вросла, и Сивушка, коротко заржав и махнув гривою, тоже застыла.
– Я до Нижгорода только…
– Ага, верю. – Борька глаза закатил и горловину мешка седельного ослабил. – А тут у нас что? Знакомые портки, да и рубаха тоже…
Конечно, знакомые, его собственные, с тех времен, когда еще не вымахал до размеров лесоруба, а потому Фире все было в самый раз, вот она и сохранила. Борька не вытаскивал тряпки целиком, лишь уголки теребил и поглядывал на нее насмешливо.
Загорелись щеки, и Фира нахмурилась, скрывая смущение.
– Я в Нижгород, – повторила упрямо, – по поручению великого князя.
– Ага, ага… А шапку ты в Нижгород прихватила?
– Шапку?
Рука сама собой к затылку потянулась, но Фира ее отдернула.
– Эх, бестолочь… – Борька вздохнул и стянул с головы мурмолку, выпустив на свободу кудри. – Держи. Косу твою под такую не спрячешь, но… может, не сразу поймут, что девка скачет.
– Не спрячешь… – эхом повторила Фира и шапку к груди прижала, с трудом сдерживая слезы. – Спасибо.
– Да чего там… Ты только… – Борька носом шмыгнул и заблестевшие глаза отвел, отступил от лошади. – Только вернись, хорошо? Вернешься, и я… я… женюсь на тебе! Вот!
Смеяться хотелось, но не моглось, и Фира лишь крякнула и тоже вдаль уставилась. На солнце восходящее, пока еще бледное, но готовое озарить весь мир.
Мир без Людмилы.
– Не надо жертв и громких слов. И так вернусь, я же всего-то в Нижгород и обратно.
– Ну да, всего-то, туда и обратно… – Борька носком сапога в землю ткнулся, поковырял, под ноги глядя, и вновь на Фиру уставился исподлобья. – Не одумаешься?
– Ступай к отцу, – покачала она головой. – Расскажешь потом, о чем спорили да какие глупости сочиняли.
Казалось, возражать начнет, заартачится, но Борька кивнул, потрепал Сивушку по морде и к Фире потянулся, не то обнять, не то по плечу хлопнуть, но в последний миг передумал.
Молча ушел, не прощаясь, будто она и впрямь всего лишь в град под холмом собиралась.
Фира вслед ему посмотрела, затем убедилась, что нет никого окрест, и завела лошадь в просвет меж сараем и птичником, где совсем недавно с Русланом гавкалась… Вон даже лестницу убрать не удосужились. Не успели…
А еще, как и обещала Чаяна, нынче двери никто не стерег.
– Пусть оставшихся девиц охороняют, – мягко улыбнулась княгиня, когда Фира просьбу свою озвучила. – Или вдоль реки стоят и врага в кустах выискивают, толк одинаковый будет. Найду я куда их отослать, а ты… делай, что задумала.