хода в похоронную контору я переговорил с Горовицем и О'Нилом. Труп убитого служащего морга Питера Грира уже был сфотографирован и направлен в морг для обязательного вскрытия.
– Нашли что-нибудь, кроме ломика? – спросил я.
– Только это, – сказал Горовиц, извлек из кармана конверт с вещественными доказательствами и вытряхнул на платок какое-то ювелирное украшение.
– Что это? – спросил я. – Яшма?
– Похоже.
– Принадлежит старухе?
– Нет.
– Вы спрашивали ее?
– Да.
О'Нил был заметно моложе Горовица и меньше горел желанием сотрудничать со мной. Я легко представлял, о чем он думал. Он, понимаешь, гнет спину за двести семьдесят пять долларов в неделю, в то время как я частными расследованиями зарабатываю миллионы. Если они с Горовицем раскроют это убийство, пусть все лавры будут принадлежать ему, О'Нилу, нечего делиться с отставным полицейским. Он у меня помощи не просил и от меня помощи не ждал. С другой стороны, Горовиц – ему было за пятьдесят – работал в полиции достаточно давно и понимал, что он не станет – в один прекрасный день – комиссаром или начальником сыска. Он был умным, работящим вторым детективом, он знал, что я хороший специалист (и при этом скромен), и он также знал, что если я найду что-нибудь, что поможет ему раскрыть это дело, то они с напарником получат поощрение или продвижение по службе – но никак не я.
– Можно разглядеть получше? – спросил я.
– Разумеется, – сказал Горовиц, и мы подошли поближе к источнику света.
Подвеска имела овальную форму, яшма была вставлена в тонкую серебряную рамку, присоединенную к сломанной серебряной цепочке. На поверхности камня вырезан барельеф – профиль, похожий на египетский. Углом конверта Горовиц подцепил подвеску и перевернул. С тыльной стороны на серебре было выгравировано красивыми буквами: «Натали Флетчер, 69 г. до н.э.».
– Что-нибудь удалось узнать про это?
– Пока нет, – ответил Горовиц.
– Там внутри есть трупы женщин?
– Два.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал О'Нил. – Не упала ли подвеска с одной из женщин, когда ее вносили сюда. Ты ошибаешься, Смок. Я уже беседовал с директором. Умерших женщин звали Джанет Мюллер и Салли Дамьяно.
– Вам удалось узнать, как звали того, кто соскочил?
– Не понял?
– Труп, что украли?
– Ах да, – сказал О'Нил. – Этого человека звали Джон Хиллер.
– Возраст? – спросил я и вытащил записную книжку. Однако О'Нил не собирался говорить.
– Зачем мне надо делиться сведениями со Смоком? – спросил он у Горовица.
– А почему нет? – пожал плечами Горовиц, в эту минуту ставший похожим на раввина.
– А если он нам испортит все дело?
– Не испортит, – сказал Горовиц.
– Ему было тридцать семь, – неохотно проговорил О'Нил.
– Рост?
– Пять футов одиннадцать дюймов.
– Вес?
– Сто восемьдесят – сто девяносто.
– Волосы?
– Каштановые.
– Глаза?
– Карие.
– На столе была кровь?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
– Хочу понять, было ли осуществлено бальзамирование мистера Хиллера.
– Так чего же прямо не спросишь? – сказал О'Нил. – Нет, бальзамирование еще не проводили. Очевидно, Грир как раз собирался бальзамировать труп Хиллера, когда убийца на него напал.
– Эта пожилая дама, та, что сцепилась с убийцей... Она дала его описание?
– Она просто сказала, что это был крупный, здоровенный детина.
– Белый или черный?
– Белый.
– Что носил?
– Какой-то головной убор, кожаную куртку, черную или коричневую – она не разглядела.
– Как ее зовут?
– По-моему, мы не должны ему говорить это, Дэйв, – сказал О'Нил.
– Почему нет? – удивился Горовиц.
– Одно дело, когда мы с ним разговариваем, другое дело, когда он ходит и опрашивает свидетелей. Если мы доведем расследование до суда, я не хочу, чтобы все лопнуло только из-за того, что он совал нос куда не положено.
Горовиц снова пожал плечами:
– Может, он и прав, Смок-Дымок.
– Ладно, – сказал я. – Как тебе угодно.
К тротуару подкатил черный седан. Я тотчас догадался, что приехали специалисты из Нижнего отдела тяжких преступлений. В этом отделе любят черный цвет – он говорит об их профессии без обиняков. Из машины вышли два человека, посмотрели значки на груди О'Нила и Горовица и стали искать опознавательный знак на моем пальто. Один из них спросил, кто я такой. Я вынул свой значок и показал. У него оказалось достаточно острое зрение – под главной надписью «ДЕТЕКТИВ-ЛЕЙТЕНАНТ» он прочитал дополнительную, выведенную синей эмалью, крохотными буковками: «в отставке».
– Эта дрянь никуда не годится, – заявил он. – Впрочем, годится как проездной в метро, если при этом у тебя на дорогу найдется тридцать пять центов.
– Что ты здесь делаешь? – спросил другой.
– Он мой друг, – сказал Горовиц.
– А-а, – протянул первый и понимающе кивнул. – Ну-ка, друг, чеши отсюда. Здесь пахнет убийством.
– Доброй ночи, господа, – сказал я и пошел прочь. Я решил поискать кафе, бар или аптеку с телефоном.
Глава 14
В этом деле я отнюдь не стремился играть наперегонки с Горовицем или с О'Нилом, но я знал, что они еще по крайней мере час провозятся на месте преступления, а к тому времени Натали Флетчер, чье имя выгравировано на обороте подвески, может умчаться куда подальше – например, на Аляску. Конечно, подвеску мог уронить кто угодно – вовсе необязательно похититель тела, он же убийца работника морга. На самом деле трудно поверить, что убийца – которого пожилая дама, сцепившаяся с ним, описывает как мужчину – носил на шее определенно женское украшение. Однако цепочка все-таки разорвана, поэтому возникает предположение, что она была сорвана с шеи во время борьбы.
В телефонной книге была целая колонка Флетчеров, но только единственная Натали Флетчер, проживавшая по адресу Оберлин-Кресент, 420, в двух милях отсюда, в сторону окраины. Я сел в машину Марии и поехал по Клеридж-авеню, почти пустой в это позднее время. К дому Натали Флетчер я прибыл в час ночи – прекрасное время для допроса людей, подозреваемых в убийстве. Я поднялся на три лестничных пролета к дверям квартиры, номер которой был обозначен на почтовом ящике в вестибюле. Приложив ухо к двери, я принялся слушать. Полицейские – даже отставные – всегда слушают под дверью, прежде чем позвонить. Часто бывает трудно расслышать разговор, но обычно различимы несколько голосов (при условии, что говорят все, кто находится в комнате), и подслушивающий может составить себе весьма ясную картину, что ждет его за закрытой дверью. В данном случае меня ждала тишина.
Кнопки звонка не было. Я постучал. И опять – ни звука в ответ. Я снова постучал. Было начало второго ночи, так что, если Натали Флетчер спала, надо было стучать подольше, пока она не проснется. Я постучал еще раз, громче. Внезапно с другой стороны холла открылась дверь. Я обернулся и оказался лицом к лицу с высоким широкоплечим мужчиной старше сорока, с чисто выбритой, как у Юла Бриннера[7], головой. Глаза у него были карие, а брови светлые и мохнатые. Под глазом на правой щеке прилеплен пластырь, поверх пижамы халат, на ногах – теплые домашние тапочки. Из его квартиры доносились приглушенные голоса актеров из ночного телефильма.
– Вы ищете Натали? – спросил он.
– Да, – ответил я.
– Ее здесь нет.
– А вы не знаете, где она?
– Нет, – сказал он. – Кто вы?
– Офицер полиции, – я показал ему значок.
– Она попала в беду? – спросил он.
– Вы ее друг?
– Я мало ее знаю.
– Как вас зовут?
– Амос Вейкфилд.
– Когда вы видели ее в последний раз, мистер Вейкфилд?
– Я не веду учета ее приходов и уходов, – сказал Вейкфилд.
– Тогда откуда вы знаете, что ее здесь нет?
– Ну... Из ее квартиры не слышно никаких звуков. – Он помолчал. – Обычно она ставит пластинки.
– В котором часу вы пришли домой, мистер Вейкфилд?
– Трудно сказать... Пожалуй, в одиннадцать тридцать.
– Она живет здесь одна?
– Да.
– Какая у нее машина?
– Что? – спросил Вейкфилд.
– У нее есть машина?
– По-моему, да. Почему вы спрашиваете?
– Какого типа машина?
– Не знаю.
– А это не микроавтобус «Фольксваген»?
– Нет.
– Вы видели эту машину?
– Да.
– Но вы не знаете ни марки, ни года выпуска?
– Это какой-то микроавтобус.
– Мистер Вейкфилд, вам случалось видеть, чтобы Натали Флетчер носила подвеску с яшмой, на которой вырезан египетский профиль?
– Нет. А к чему все эти расспросы?
– Просто рутинное расследование, – ответил я.
– В час ночи?
– Ну, нам нужно внести ясность, – сказал я. – Мистер Вейкфилд, вы случайно не знаете, не проживают ли у нас в городе родители мисс Флетчер?
– Мне очень мало известно о ней. Мы говорим друг другу «привет» на лестнице, вот и все.
– Значит, вы не знакомы ни с кем из ее друзей.
– Нет.
– Ведь если ее нет дома в час ночи, значит, вероятно, она проводит ночь где-то еще.
– Откуда мне знать?
– Или она всегда приходит поздно?
– Не знаю.
– Ну, большое вам спасибо, – сказал я. – Извините, что разбудил.
– Я смотрел телевизор, – ответил Вейкфилд.
– Порезались? – спросил я.
– Что?
– Щеку порезали? – Я указал на кусок пластыря.
– Ах, это. Да.
– Ну, спокойной ночи, – сказал я.
– Спокойной ночи, – ответил он, закрыл и запер дверь. Я снова спустился в вестибюль и опять осмотрел почтовые ящики. Почтовый ящик коменданта был первым в ряду, обозначенный словом «Комендант». На ящике стоял номер квартиры: 1А. Я нашел ее на нижнем этаже рядом с лестничной клеткой. Под звонком также была надпись, от руки: «Комендант». Я позвонил и стал ждать.
– Кто там? – спросил из-за двери мужской голос.
– Полиция, – ответил я.
– Полиция? – Дверь приоткрылась на щелку, удерживаемая цепочкой. Через щель был виден кусок небритого подбородка, наполненный подозрениями глаз, уголок рта. – Покажите ваш значок, – потребовал он.