Воспользовавшись вызванной его заявлением немой сценой, юноша хотел уже идти, когда Анна резко дернула его за рукав, разворачивая к себе, и с ходу влепила пощечину.
— Вы негодяй! — Голос девушки дрожал от гнева и подступивших слез.
Вор пожал плечами.
— Да.
— Анна, что ты себе позволяешь, — зашипела мамаша. — Тут же люди…
В дальнейшей семейной беседе Тьен решил не участвовать.
Он догнал Софи, попытался отобрать у нее тюк, но девчонка вцепилась в бечеву намертво. Тогда поднял на руки малого и молча пошел рядом.
Так до самого дома и не разговаривали. Только в том проулке, откуда она когда-то вытащила его раненого, попытался взять девочку за руку, но она вырвалась и зашагала впереди, ни разу не обернувшись.
Дома тут же разошлись по своим комнатам.
Тьен зажег лампу. Огонек колыхнулся, из пламени показалась морда саламандры, и юноша раздраженно шикнул на любопытную ящерицу: уж чего сейчас совсем не хотелось, так это выслушивать ехидные замечания. Переоделся в домашнее, сходил к рукомойнику, а затем взял с полки конверт из плотной желтой бумаги и постучался в соседнюю спальню. Когда никто не ответил, заглянул.
— Не хочу тебя видеть, — тихо сказала Софи.
Она сидела на софе спиной к двери. Может, плакала, но по голосу было не понять.
— Значит, не смотри. — Тьен вошел и остановился в двух шагах от девочки. — Просто послушай.
Люк, чувствуя, что вмешиваться не стоит, затих с игрушками на своей кровати.
— Софи, я рассказал Ламилям о тебе и о твоих родителях совсем не для того, чтобы порисоваться благородством. И, естественно, не затем, чтобы обидеть тебя или рассорить с подругами. Я действительно считаю, что так правильно. Да, нельзя было вываливать правду на них вот так, и нужно было сначала поговорить с тобой. Но так уж вышло. Разозлился из-за того, как они говорили о нашей семье, и не сдержался. Но, если честно, с самого начала не понимал, зачем нужен этот обман. Зачем тебе быть такой, как они, если ты намного лучше? Ты умная, добрая, сильная, самостоятельная. И красивая… бываешь иногда. Вот. — Он через плечо протянул ей конверт. — Тут фотографии из музея, все забывал показать. Ты замечательно получилась, только грустная немного, а может, уставшая. Или это фотограф такой момент поймал. Но мы в другой раз в ателье пойдем и нормальный снимок сделаем, честно. И Люка возьмем обязательно, чтобы уже все… Софи?
Она по-прежнему не смотрела на него и в конверт не заглянула.
— Я порвал с Анной.
Плечи девочки вздрогнули и обвисли.
— Из-за того, что я наговорила? — спросила она.
— Нет. Папаша задал вопрос в лоб, и я честно ответил. Видно, у меня сегодня приступ честности случился.
— Ясно. — Софи вздохнула, но не заплакала. — Значит, подруг у меня больше нет.
— Их у тебя и не было, — Тьен осторожно присел позади нее. — Просто товарки по играм.
— Много ты понимаешь, — без злости, грустно проговорила девочка. — У самого, небось, и таких друзей нет.
— Неправда. У меня Ланс есть — самый настоящий друг. И Люк. Да, напарник? — Он подмигнул встрепенувшемуся при звуках своего имени мальчишке. — И… ты.
Услышал, как она зашуршала бумагой — достала из конверта фотографии. Рассматривала молча.
— А с Лансом я тебя на будущей неделе познакомить хотел, — добавил Тьен. — Он тебе понравится. И Манон, его невеста. Она вышивкой занимается, может хоть портрет вышить, а еще картинки лаком рисует. А Ланс он вообще Ланселот. Коммивояжер. Чтобы ты не думала, что у меня друзья какие-то там… вроде меня…
Она ничего на это не сказала, молчала еще какое-то время, а после спросила, не оборачиваясь:
— Можно я снимок, где мы с тобой, себе оставлю? У меня и рамка подходящая есть.
— Конечно.
Под выпуклым стеклом лампы появилась на миг ухмыляющаяся физиономия огненной ящерицы, показала длинный раздвоенный язык и пропала…
Глава 18
На площадь они с того дня не ходили.
И вообще не до прогулок стало. На следующий вечер Софи, как только из лавки вернулась, пирог с рыбой затеяла. В духовку поставила, взялась за Люка вещички: что подшить, что заштопать. Потом еще капусты нашинковала на засолку. Так до ночи и провозилась.
На другой день снова работу себе придумала, чтобы из дома не выходить. Решила белье, что в выходной не постирала, с нашатырным спиртом выварить, как мама когда-то. А с утра выполоскать хорошенько, подкрахмалить и во дворе развесить. Как раз еще на один вечер дело найдется — перегладить все…
Хотела, но Тьен не дал. Как нашатырь унюхал, все, сказал, окна настежь, а самим от этой вони подальше. И вообще, говорит, для такого дела прачечные есть, а дома и с мылом простирнуть хватит, не шахтеры, чай, на этих простынях спали. Вытащил выварку на двор, чтобы в кухне не паровала, и приказал Софи с Люком собираться.
— А белье? — запротестовала было девочка.
— Сам утром разберусь. Давай, одевайся. Поприличнее только, в ресторан пойдем.
— Зачем?
— Ужинать, естественно. А то у нас на кухне вместо еды не пойми чем пахнет, и кусок в горло не полезет.
Вот так и провела Софи вечер не у корыта с бельем, а в большой ресторации, где лампы электрические, портьеры бархатные, пол паркетный… И скатерти белые-белые — видно, вываривают…
А на следующий день Тьен заявил, что не дело всего одно платье на выход иметь, про намеченную встречу со своими друзьями напомнил и в магазины потащил. Вроде как стыдно ему за нее, что в одном и том же ходит, будто те друзья ее когда видели. Но спорить девочка не стала. И платье новое самой хотелось. И просто приятно, что кто-то о ней печется.
Не понравилось только, что Тьен ее в сторонке оставил и снова сам выбирать взялся. А продавщица по всему залу за ним на каблучках цок-цок: сейчас мы вашу сестричку, говорит, нарядим, не извольте беспокоиться. И дальше за ним, бедрами виляет, что та профурсетка, цок-цок, цок-цок… Кобыла!
— Гляди, — парень подозвал Софи к себе. — Вот это, голубое, тебе пойдет. Или то, кремовое.
— Красное хочу, — заявила вдруг девочка. — Вон то.
Просто из вредности сказала, а сама ничего подобного в жизни не надела бы.
— Красное? — озадачился вор. — Оно, как бы сказать… По фигуре тебе не подойдет. И длинное.
— А у нас свое ателье, — влезла кобыла… продавщица, то есть. — Снимем мерки, подгоним. Залог оставите и через час можете забирать.
— Нет, — обрубил сурово Тьен. — Вырез глубокий… Шея мерзнуть будет. Не лето все-таки.
Взяли кремовое. Софи как примерила, уже и снимать не хотелось. Шерстяное, но тоненькое-тоненькое, к телу приятное. Воротничок отложной, рукав свободный, а манжеты узкие, по запястью. Пуговки на груди под оборками спрятаны. И юбка не широкая, не узкая, а такая, что в самый раз.
Люку тоже обновку купили — костюмчик твидовый, в мелкую клеточку: пиджачок и брючки, как у взрослого, только маленькие, на его росточек. Даже галстук подобрали.
— Ты так совсем без денег останешься! — спохватилась девочка, когда узнала, сколько квартирант за все это заплатил.
— Я? — усмехнулся он. — Не останусь.
Но все равно неудобно было.
Дома решилась и сказала, чтобы он денег за комнату больше не давал.
Не в деньгах дело. И не в платье, пусть и красивое. Просто…
Просто жизнь, показалось, стала налаживаться, та самая, о которой Софи давно мечтала. Чтобы дом. Люк. И спокойно. И есть с кем поговорить. И на кого положиться…
А вечером можно чай заварить, полную вазочку печенья набрать и в карты играть под стук колес игрушечного поезда. На желания. И кукарекать потом на крыльце…
Еще сказки слушать. Софи давным-давно уже сказок никто не рассказывал, да и сейчас вроде как не ей, но интересно же…
И в парке гулять после работы. Костей Кусаю занести. Он вообще добрый, ласковый… Кусай, в смысле…
А после в кондитерской какао пить. С пирожными. И Люка затем от крема оттирать…
Почти неделю так было, тихо и мирно, а в тот день, когда нужно было на условленную встречу с его друзьями идти, с самого утра они с Тьеном разругались.
Началось с того, что прибежал мальчишка от господина Гийома. Принес записку, что с хозяином плохо, то ли поясницу, то ли почки прихватило, и надо, чтобы она, Софи, за него в лавке постояла.
— Никуда ты не пойдешь, — решил за нее постоялец. — У тебя выходной.
— Нельзя так, господин Гийом мне никогда не отказывает.
— В чем? В чем он тебе не отказывает? В лишней работе?
— Он меня отпускает, если спрошусь…
— Вот пусть сегодня и отпустит! — обрубил Тьен. — А если бы тебя дома не было? Если бы ты ушла куда-нибудь?
— Так я же не ушла, — понурилась девочка. Обманывать, тем более без весомой причины, она не любила, да и хорошего человека подводить не хотелось. — Я ему скажу, что мне на вечер надо, до двух постою, когда самая торговля, и сразу домой. Как раз к трем успеем. Нас же к трем ждут, верно?
— Меня ждут, — насупился парень. — А ты вообще можешь не ходить. Я вон, Люка возьму. Пойдем, погуляем, шоколаду попьем с бисквитами. А ты торгуй там своей картошкой!
Но Софи тоже бисквитов хотела, а потому постаралась до двух управиться. И домой со всех ног торопилась…
— Ох, ты ж, мать моя женщина! — схватился за голову Тьен, увидев ее сапог.
— Я за бордюр зацепилась, — чуть не плача объяснила девочка. — А подошва, она того… Может, примотать чем-нибудь получится?
— Примотать? — квартирант уже лютым зверем глядел. — Примотать?! Я тебе, еще когда пальто покупали, говорил, что новые сапоги брать надо! Говорил?! А теперь — примотать?!
Но примотать все равно пришлось.
А потом — на извозчике в магазины. Пока нужный нашли, пока обувку приличную выбрали и не слишком дорогую…
— Ну, спасибо тебе, мелкая. Погуляли. Встретились, познакомились…
Всего на несколько минут опоздали… на двадцать, если уж точно. А друг его с невестой их не дождались. Тьен у официанта расспрашивал, заходили ли похожие и когда ушли, но у того за день столько людей перед глазами было, что он и не вспомнил: вроде да, а вроде и нет. Побродили по улицам, если вдруг они неподалеку прогуливаются, но, видать, не судьба.