Яша крепко пожал ее и спросил:
-- Что это вы таким щеголем?
Шпилер рассеянно оглянул себя.
-- Это? -- и лишь после минуты рассеянного раздумья объяснил. -- Это ничего!
Яша невольно улыбнулся. Заговорил Соловейчик:
-- А, пане Горлин? Как вам нравится этот бравый воин? Капитан Зеленский сердит на него, так он осерчал на капитана Зеленского! Недурно, ведь, пане Горлин, а? Не хочет идти в роту, и все тут! Ему и здесь хорошо! Напялил старый сюртук Миши и старую шляпу Арона и щеголяет... пока не поймают! Уже он числится в бегах, наш франт!
Яше не понравился насмешливый тон Соловейчика. Он ничего ему не ответил и обратился к Шпилеру:
-- Как живете, Шпилер, расскажите!
Мотль смущенно улыбнулся.
-- Я? -- переспросил он и вновь небрежно оглянул себя. -- Я ничего! -- и он благодарно посмотрел на Яшу.
Потом осторожно тронул Яшу за руку и тихо произнес:
-- Господин Горлин! Как вы мне нужны, господин Горлин!
-- Теперь? -- спросил Яша.
-- Теперь? А? Разве сейчас? -- внезапно струсив и растерянно оглядываясь, бормотал Мотль. -- Можно и теперь... Нет, не сейчас... Завтра... Можно завтра, господин Горлин?
-- Хорошо. Я завтра сюда зайду, -- и Яша, провожаемый благодарным и жалостливым взглядом Мотля, начал прощаться.
Старуха Сарра говорила ему на прощанье:
-- Приходите, Яков. Отчего бы вам не приходить к нам? Ведь это приятно -- уйти на минуту от грубой и пьяной казармы и посидеть с евреями, послушать, как играют...
Из второй комнаты показалась высокая сутуловатая фигура старого Арона, и послышался его голос:
-- Прощайте, господин Горлин! И не забудьте, что я вам говорил сегодня. Совсем не для вас служба! Если бы еще офицером, а то... Это надо устроить, это я вам устрою, господин Горлин! И вовсе не трудно. Вы только посоветуйтесь со мной, со мной посоветуйтесь!..
А у самых дверей его остановил Соловейчик и, нагнувшись к его уху, говорил взволнованным страстным шепотом:
-- Он будет говорить с вами, этот Мотль! Так я вас прошу, не слушайте его! Разве он человек? Разве можно верить его словам? Не верьте ему, пане Горлин, и скажите ему: "Мотль Шпилер, уезжай отсюда! Мотль Шпилер -- тебе здесь делать нечего! Дадут тебе деньги, дадут тебе платье -- уезжай!" Вы ему это скажете, пане Горлин, вы это ему скажете?
Яша посмотрел на Соловейчика долгим внимательным взглядом. Потом, улыбнувшись улыбкой начинающего понимать человека, он попрощался с Соловейчиком и открыл дверь в сени.
Но перед тем, как скрыться в эту дверь, он оглянул ищущим взглядом комнату. Геси не было.
В темных сенях надо было взобраться на несколько ступенек. Когда Яша, с непривычки оступаясь и скользя, вскарабкался на середину лесенки, он внезапно ощутил присутствие в сенях человека. Он остановился, с тревогой и любопытством прислушиваясь к порывистому дыханию этого неведомого существа. Внезапно в совершенно темном углу сеней что-то, как будто, сорвалось, и мимо Горлина прошмыгнула тонкая и гибкая тень. Он не успел оглянуться, как эта уже исчезнувшая тень вновь выросла перед ним большим черным пятном. Вместе с тем его обдало мягкой теплотой женского дыхания, на глаза его легли упругие и душистые руки, по щеке пробежала нежно щекочущая прядь волос, и в самом ухе, оглушая и опьяняя, раздался быстрый шепот, похожий на сдавленный смех:
-- Яша... Иди за мной, глупый!
И сейчас же руки оторвались от глаз. Прояснившимся после черной темноты взглядом Яша охватил игриво уплывающую фигуру Геси. Подчиняясь бессознательному порыву, он быстро вскочил на ступени и вслед за ней устремился за угол дома. Но, сделав несколько шагов, остановился. Порыв прошел. В душе проснулась оскорбленная гордость. Он уже изведал любовь женщины. Он привык встречать отклик в том сердце, в которое стучалось его желание. Но до сих пор женщина не посягала на него, до сих пор женщина не дерзала первая...
Он хотел уйти, но перед ним встала влекущая и манящая тайна. Соблазнительный образ Геси исчез; не было желания, но была страстная жажда уловить тайну, покорить эту заманчивую неведомость. Оставаясь на месте, он тихо позвал ее:
-- Геся!
Но из-за угла, откуда-то издалека, раздалось тревожное: "тс!" и вслед за этим тонкий, пронизывающий шепот добавил:
-- Я здесь!
Яша решительно сорвался с места и пошел на голос.
В темном уголку двора росло одинокое дерево. Под ним стояла Геся, протянув вперед руку и маня пальцем. Быстрым и неожиданным жестом она сбросила с головы Яши фуражку, одной рукой крепко зажала ему рот, другою обхватила его голову и прижавшись к нему своей упругой опьяняющей грудью, крепко и медленно поцеловала в глаза, сперва в один, потом в другой.
Взволнованный и безумно веселый, Яша вырвался из ее объятий и, не думая, спросил:
-- Что это такое, Геся?
Она звонко рассмеялась, но сейчас же спохватилась, сама закрыла себе рот, прошептала "тс!" и подошла к нему вплотную.
-- Ты не знаешь, Яша? -- коварно шептала она, притягивая к груди его голову. -- Это поцелуй!
Она не давала ему говорить. Каждый раз, когда он открывал рот для того, чтобы сказать о своем недоумении, она горячим поцелуем смыкала его уста. И он был в ее власти. Дрожа от наслаждения, он пил ее дыхание, аромат ее тела. И забыл о своей гордости.
Внезапно они услышали голос Сарры:
-- Геся! Где ты пропала? Геся, иди ужинать!
-- Иди! -- прошептал Яша. -- А то она придет сюда.
-- Не придет! -- уверенно ответила Геся. -- Посидим.
Они сидели на скамейке под деревом.
-- Геся, -- заговорил Яша, сделавшись снова серьезным. -- Ведь ты меня видишь в первый раз?
-- Ну, конечно, в первый.
С минуту Яша молчал". Потом снова спросил:
-- Зачем я тебе, Геся?
-- Я люблю тебя! -- мягко и лукаво сверкая глазами, ответила она.
-- Так, сразу, полюбила?
-- Так? Сразу? -- передразнила она его. -- А ты разве не любишь?
-- Нет.
-- Любишь!
-- Но я не знаю тебя! Кто ты?
Она быстро закрыла ему рот.
-- И не надо, и не надо! -- напевая, повторила она несколько раз и поднялась со скамьи.
Она проводила его до ворот.
-- Какой ты умный! -- с искренним восхищением произнесла она.
Он рассмеялся.
-- Но ведь я так глупо молчал с тобой!
Теперь она рассмеялась, и долго, звонко, раскатисто звучал ее смех. Насмеявшись вдоволь, она ответила:
-- Разве умный говорит, когда можно целовать?
Яша внезапно задумался и остановился.
-- Скажи, Геся, кого ты еще целуешь, кроме меня? -- тихо спросил он.
Геся опять закрыла ему рот.
-- Какой ты глупый! Какой ты глупый! -- произнесла она тем же тоном восхищения.
-- Почему глупый? -- обиделся он.
Но она звонко расхохоталась, закружилась вокруг него, теребя и щипля его и сквозь смех напевая:
-- Умный! Глупый! Глупый! Умный!
Он хохотал и кружился с ней. И долго и весело они прощались.
IV
Пьяная прохлада весеннего вечера ласкала лицо. По улицам шли веселые люди. Трезвые казались несколько выпившими, а пьяно-шатающиеся имели вид шаловливых школьников, представляющихся пьяными от избытка радости, счастья и молодости. Яше самому хотелось шалить, бросать свое тело из стороны в сторону, напевать бессмысленную песню, сплетенную из всех любимых мотивов и слов, затрогивать прохожих. Солдатский мундир его не стеснял. Идет солдатик! Не он, Яков Горлин, не он, красивый, талантливый, любимый, богатый -- солдатик идет! Серый, ничтожный, никому не интересный! И если он будет шататься из стороны в сторону, ударяться головой о каменные стены домов, падать на мостовую, цинично ругаться -- никто не скажет: "пьян Яков Горлин!" Все скажут: "идет пьяный солдатик". Эта мысль щекотала и дразнила, наполняя душу шаловливой дерзостью маскарада. Он два раза, притворясь пьяным, наваливался всей тяжестью тела на прохожих. Прохожие отступали и благодушно приговаривали:
-- Отчаливай, земляк!
А Яша мальчишески-радостно смеялся в душе над ними, которых он обманул, которые его, Якова Горлина, назвали "земляком", и шел дальше, ища новых приключений. Он брел без цели, сворачивая с улицы на улицу, без мыслей, без мечтаний, впитывая в себя воздух и счастье и уверенное ощущение грядущих удач. В порту он посмотрел дымящиеся пароходы и даже в этот праздничный вечер кишащие людьми грузовые барки, обменялся несколькими шутливыми и грубыми словами со столпившимися у берега босяками, хотел войти в сад, но, вспомнив, что солдатам вход воспрещен, без сожаления свернул в сторону, сквозь решетку полюбовался гуляющей нарядной публикой, несколько минут слушал издалека доносящуюся музыку и ушел дальше, вглубь города.
На Лондонской улице было тихо, красиво и богато, как всегда. Изредка проносился экипаж, мелькнув цветами шляп и блеском цилиндров. Из открытых окон доносились звуки рояля и тихой беседы. Яша любил эту улицу.
У одного дома он заметил низенькую, странно изогнувшуюся фигуру человека с поднятой вверх головой. Казалось, что он переговаривается с кем-то в окне или выслеживает кого-то. Но, когда шаги Яши раздались вблизи, странный прохожий внезапно повернул к нему голову и сейчас же испуганно-торопливо зашагал по мостовой, стараясь незаметно скрыться в темноте.
Яша остановился. В неровном шаге, изогнутой фигуре и странно приподнятой голове этого человека было что-то знакомое. Он напряженно думал, кто бы это был, а прохожий все удалялся. Внезапно он очутился под полосой света, падавшей из освещенного окна. Яше бросились в глаза изломанный котелок и серые голенища сапог.
-- Шпилер! -- крикнул он.
Прохожий сразу остановился, как пораженный выстрелом. Потом его тело наклонилось вперед, руки прижались к груди, и он побежал, надвинув котелок на глаза.
-- Шпилер! Мотль! -- сильнее крикнул Яша.
Тело бегущего качнулось вперед, но ноги его остановились.
-- Еврей? -- окликнул он громким шепотом.
-- Это я, Горлин! -- отозвался Яша.