Со стороны водопада — никого, а у этих — слуга добрался до брода, как раз сейчас форсирует, а молодежь спортом занимается; ну пусть побегают, если до сих пор не набегались.
Попил из фляги водички.
Так, надо мотнуться к себе, там уха варится, как бы не выкипела. Фляжку в руки — и бегом. Успел вовремя: полено разгорелось, воды осталось всего ничего. Вылил всю воду из фляжки, почти наполнив котелок, спустился вниз воды набрать, а потом решил и сполоснуться заодно — такая жара стоит… Я полдня на солнце, еще и поработать пришлось, а добыча никуда не денется, подождет.
Накупался вволю, обсыхать не стал, оделся, снял высохшее белье с кустов, кинул в спальне на лежанку. Бульон бурлил, я тряпкой перевесил котелок от огня, захватил флягу, и обратно на пост.
Добравшись до него, осмотрел местность — никого со стороны водопада, а вот у оппонентов изменения — лошади пойманы, расседланы. Горит костер, на одеялах кто-то разлегся (видно, горластое недоразумение), слуга разбирает какие-то вещи, притом очень спешит. Все с ними понятно.
Что там попало в трофеи? Начну с баула. А что, тут ровная площадка, здесь и размещусь. Подтянул баул на площадку. Им оказался домотканый шерстяной ковер примерно два на три метра. Стараясь высоко не подниматься, развязал узел, расправил углы.
Тарелки, штук десять, три бутыли, столовые приборы, пяток высоких кубков, жареное мясо, колбаса нескольких видов, буженина, окорок, грудинка копченая, пара куриц, хлеба три каравая, две фляги, три баночки непонятных и овощи. Шикарно!
Проверяю баночки. Так и думал: соль, приправы, а в одной — соус. Ну-с, приступим. Как давно я так вкусно не ел… в последний раз — в прошлой жизни. А тело опять чудит, просто в шоке, особенно от соуса. Однако я расслабился: что там на горизонте? Тучки; неужто дождь будет? Это плохо. А что вокруг? Без происшествий: на дороге никого, на одной стоянке пусто, на другой еду готовят… ну пусть готовят, а я уже поел.
Что там со временем? Вечер скоро. Посмотрю, что в мешке, и буду перебазироваться. Надо еще в сумерках сюда вернуться, памятник проверить… и аккуратнее с ним надо: не случайно старый служака поклоны отбивал. Нет, перенесу мешок сейчас сразу, на базе распотрошу, и так на одном бауле прибарахлился. Сворачиваться. Взгляд вокруг — без изменений.
При переноске мешка отдыхал дважды; надо было бы выгрузить его и выносить по частям, но нет, захотел проверить выносливость, придурок, а подъем ведь идет в мою сторону… Донес, ноги дрожат, скинул возле листа с нарезанными кусками рыбы. Второй тюк поменьше, справился спокойно, да и за обедом облегчил я его изрядно. Пришел, подкинул очередное полено в костер и завалился спать, наказав себе проснуться через два часа.
Мне здесь и в самом деле почти не снятся сны. Вот, кажется, только глаза закрыл — и все, пора вставать. А вставать-то как раз не хотелось абсолютно. Есть хочется! Да что со мной, все как в прорву уходит… Встал, снял с поперечины котелок, поставил его на подставку, ложку в руки и… Восхитительная рыбка попалась: приятное тепло распространялось по всему телу, хулиганистый амулет молчал, пресытился, наверное. Котелок бы помыть… а зачем? У нас непрерывное производство — уха не успевает готовиться, как сразу же уничтожается. Я сам хоть поправился или нет — вроде те же кожа да кости? Горсть ягод в рот, пожевал — благодать! Теперь запить водой, котелок на костер, в него остатки воды из фляги, по дороге надо набрать. Очередную порцию рыбы положил в котелок, будет поздний ужин. И в путь, а то начинает сереть.
К смотровой площадке добрался быстро, зашел только в грот воды набрать. В мешке веревка и перчатки. В чистый кусок бывшего рукава завернул пару кусков хлеба и жареную курицу — трофей, имею право. Вооружен по полной, даже метательные ножи подвесил. Надо перенести доставшийся арсенал, а то так и валяется — сил не хватило, спать хотел. Ну, что у нас нового?
Со стороны водопада все спокойно, никого, а вот у «младшей сестры» — какое-то шевеление. Не понял… мне кажется или точно молодой бедняга поднялся на ноги — вон ходит, хромает? Ну и к лучшему, пусть живет!
Молодые парни бегали вокруг толстячка. Совали ему в руки какие-то предметы, в надвигающейся серой тьме различать детали не удавалось. Куда они его собирают на ночь глядя? Подождем.
Ждать долго не пришлось, хромающий герой подошел к слуге, что-то сунул ему в руки, долго говорил, а потом — я не поверил своим глазам — обнял старика. Вот так сюрприз… кто знает — может, и не конченая он сволочь. Через пару минут слуга, накинув на себя мешок, помахал всем рукой и двинул… через брод в мою сторону!
Не понял: ему что, жить надоело на ночь глядя? Ведь тут моя территория! — От мысли, что я на полном серьезе рассматриваю этот клочок земли — от речки до речки — как свою собственность, пришел в полное недоумение. Что-то странное со мной творится, и оно мне очень не нравится.
Между тем толстячок бодрой походкой пылил по дороге, явно спеша — он что, обратно один собрался, бросив невоспитанную молодежь? Но, кинув взгляд на стоянку, где и остался молодняк, я увидел интересную картину. Пять фигур стояли рядом и смотрели вслед старику, не отрывая взгляда и ни на что не отвлекаясь.
Меня охватило бешенство. Они что, слугу отправили на верную смерть в качестве живца — мол, пропустят ли его и можно ли ехать следом?.. Но кони расседланы, вещи вон раскиданы. Может, они с ним разругались? Но такое трогательное прощание… Непонятно. Подождем.
Впрочем, старик уже добрался до поворота к водопаду и должен был пройти буквально подо мной. Рассмотрю его поближе. С чем таким важным отправили его господа в это опасное вечернее путешествие?
Вот так номер: старик сошел с дороги и направился к так интересующему меня монументу. Все страньше и страньше! Я так заинтересовался, что разволновался, пришлось доставать заначку в виде жареной курицы и хлеба. Понаблюдаем.
Слуга медленно подходил к памятнику, непрерывно кланяясь, как китайский болванчик, через каждые три шага, и что-то говоря. Из-за непрерывного гула водопада я не слышал, что он там говорил, да если бы и услышал, вряд ли что понял. Тем временем старик добрался до постамента, отвесил статуе глубокий почтительный поклон и, раскрыв мешок, что до этого держал в руках, стал выкладывать из него на каменную плиту какие-то предметы.
— Интересненько… наверное, дары! — радостно вслух предположил я и предвкушающе потер руки.
Между тем старик закончил изображать из себя Деда Мороза и, видимо, принял другую личину — крупного политика, так как принялся что-то долго объяснять и о чем-то просить. По окончании речи отвесил очередной ритуальный поклон, подхватил мешок, и, пятясь задом, двинулся в обратный путь. Пройдя таким образом метров двадцать, опять глубоко, до земли, поклонился, развернулся и двинулся в сторону «младшей сестры». Шел быстро, почти бежал. По мере его приближения к броду мгла накрывала окрестности все плотнее, и я потерял его из виду.
Чудненько: не вижу я — не видно меня… а теперь к «собачке» — пора познакомиться, да и взглянуть, что там ей… нам принес старичок.
От курицы не осталось ничего, ни единой косточки, про хлеб вообще молчу. Ну я и проглот!.. Спустился на дорогу, так ближе. Медленно, крадучись, двинул к постаменту. По мере приближения к нему начал ощущать дискомфорт: ну не по себе мне здесь! Остановился, огляделся — вроде никого, темно и почти ничего не видно дальше пяти метров. «Ну же, смелее!» — подбадривал себя. На животе стало тепло, словно теплую грелку под рубашку засунули. Что-то новенькое! Опять кулон хулиганит, но от него обычно холод по всему телу, а тут обогревателем работает, и чем ближе подхожу к памятнику, тем сильнее разогревается.
Вот показалась плита — ого, ширина метра четыре, недурно… собачка почти посередине и морда нестрашная, на монстрика совершенно не похожа. Так, пока видно, надо глянуть на подарки: собачке, надеюсь, все равно, а мне приятно будет. Сверток большой, мясом жареным со специями пахнет, точнее, хорошим шашлыком… потрогал — еще теплый. Разворачиваю. Амм, какая вкуснятина! Я даже не заметил, как рука сама, без команды, схватила кусок и отправила в рот.
«Ты что творишь — а вдруг отравлено?!»
Подумал, пожевал… да нет, не похоже. Забрался на каменное основание, прошелся вокруг собачки: какая-то она… грустная такая!
«Никто тебя не любит, никто не приласкает и к сердцу не прижмет!» — пришла из ниоткуда мысль вместе со строчкой из песни, и так мне захотелось пожалеть собачку, что взял из пакета два куска мяса, один запихнул себе в рот, а второй протянул ей прямо под нос, другой рукой нежно гладя по каменной голове и приговаривая с набитым ртом:
— Бедненькая моя, на, поешь…
Оглянулся — вокруг темно, ничего не видно, блин, и уши собачки мешают ее гладить: торчат тут, каменные… а шерсточка стала мягкой, податливой — ты смотри, какая умница: и мясо берет аккуратно, и язык у нее мокрый, шершавенький, и ушки прижимает, прелесть какая…
«Ты в своем уме?!»
Я поднес правую руку к глазам — куска мяса не было. Посмотрел на собаку и чуть не подавился. Передо мной сидел, виляя во все стороны хвостом, пес, голова чуть ниже моей. Шершавый язык лизнул меня в нос, я отстранился резко, сев на задницу. Псина, подставив голову, терлась ею о руку.
— Нифигасе!..
Кулон на животе сильно жегся, терпеть становилось все труднее: я еле сдерживался, чтобы не застонать.
А непростая собачка, раз кулон так реагирует… Конечно, непростая, была каменная, а теперь живая, что тут необычного?
А собачка начала сначала вынюхивать, а потом облизывать мою правую руку. «Откусит!.. — испугался я. — Стоп, у нас же подарки от доброго старика, а там — мясо». При упоминании о мясе желудок буквально взвыл голодным бизоном. Но я же только недавно курицу вместе с костями умолол, с хлебом, как та мясорубка. Нагнулся, подцепил правой рукой сверток, подтянул — а мяса-то много. Подкрепимся!
Один кусок себе, два — собачке, один — себе, три — собачке… Конечно: я ведь жую, а эта бессовестная скотина глотает не прожевывая.