— У сбитого человека была сумка в руках.
— Да, да, спасибо. Мы ее нашли, — сказал капитан.
— Что за сумка? — спросил майор.
— Обычная хозяйственная, пустая. Я думаю, погибший шел в продуктовый магазин.
Роговской осмотрелся по сторонам.
— Документы у него нашли?
— Нет.
— Смотри, Юрик, до перехода сто шагов вперед. Другой переход позади нас у светофора, где на момент аварии горел красный свет. Тоже близко. Но парню понадобилось перебегать дорогу именно здесь. На стороне, с которой он шел, сплошные бутики, а напротив супермаркет.
— И что? Я уже догадался, что он шел в магазин.
— Значит, он живет в этом доме. Напротив. Иначе перешел бы дорогу в положенном месте, но делать крюк не стал, а пошел напрямую.
— Обычное явление. Одет в спортивный костюм и кроссовки. Вид домашний. Ему лет пятьдесят, солидный человек, такой не станет разгуливать по улицам в кроссовках. Выскочил на минутку.
— И делает это каждодневно. Женщина в машине поджидала его, поглядывая на часы. Это умышленное убийство.
— Так вот, Вася, мне уже доложили. Ребята нашли «Порше» на соседней улице. Без водителя, разумеется. Там ее ждала другая машина.
— Предположительно.
Капитан протянул Роговскому бумажник.
— Это все, что мы нашли в его карманах.
Майор раскрыл бумажник. Кроме денег, в нем лежали две фотографии. Одна непонятная, старая, черно-белая. На фоне пальм стояли пятеро в пятнистой камуфляжной форме, с автоматами Калашникова наперевес. Четыре мужчины и женщина. На обратной стороне надпись, сделанная красивым почерком: «Вечная память живым и погибшим». В четырех углах следы от клея. На второй фотографии, цветной, современного образца, красовалась очаровательная девушка Яна Прудникова.
— Отличный портрет, — сказал капитан. — Наверное, его дочка.
— Папашу этой девушки убили полтора месяца назад, Юрик. Меня другая фотография интересует.
— Я знаю, Вася, ты не любишь знакомиться с трупами, а потому скажу тебе, что покойничек смахивает на того, кто стоит справа на фотке. Только сейчас у него обожжена верхняя часть лица и голова. Парик валялся рядом. Снимочку лет десять, не меньше. Так он мог выглядеть в сорок, а сейчас ему под пятьдесят. Женщине здесь лет тридцать, она самая молодая, но погоны у нее подполковничьи. Похоже, она была их командиром.
— Женщина тоже погибла, Юрик. Она мать этой красотки, а тот, что обнимает женщину, отец.
В отделении для мелочи лежал ключ от квартиры. Роговской опять глянул на дом.
— Девять этажей, три подъезда. К одной из квартир этот ключик подходит.
— Дом-то типовой, Вася. По четыре квартиры на этаже. Девять на четыре — это тридцать шесть, на три подъезда — сто восемь.
— И почему ты в математики не пошел? На корню талант зарыл. Мне нужны твои ребята, Юрик, пока тело не увезли. Надо снять всех кассирш из супермаркета и показать им труп. Они должны узнать постоянного покупателя. И еще хорошо бы опросить старушек со скамеечек. Они любят перемывать косточки жильцам. Все подъезды находятся со стороны двора. Сделаешь?
— Нагрузил.
— Я, конечно, вызову бригаду, но, пока то да се, поезд уйдет. Важно узнать, с кем он живет в доме, почему никто из родственников не выбежал на улицу. Окна выходят на обе стороны. Вой сирен, толпа, пропавший человек, а никто его не хватился.
— Если у этого типа есть семья, то он хранил бы в своем бумажнике снимки детей, а не посторонней девчонки. Похоже, он жил один. А если с родственниками, то они на работе.
— Нет. Он пошел за продуктами к завтраку. Его ждут. Много ли он покупал продуктов? На себя или семью? Кассирши должны это помнить. Человек в парике со следами ожогов должен остаться в памяти.
— Уже перегрузил. А ты что, уходишь?
— У меня есть горячий след и «Порше» на соседней улице. Действуй. Бригаду я сейчас вызову.
В подвале ресторана Коршунов пересчитывал бутылки с выпивкой. Бармен удивился, увидев майора, и тяжело вздохнул:
— Чувствую, вы меня не скоро оставите в покое.
— Брось, Дмитрий, ваньку валять. Тебя узнали сегодня на остановке. Почему смылся?
— Не видите, товар принимаю. Только что машину разгрузили. Выпивка не дешевая, на моей ответственности. Или вы думаете, я только коктейли делаю? А свидетелей и без меня хватало, нового я вам ничего не скажу.
— Как очутился на остановке?
— Маршрутка сломалась в пути, нас высадили. Пришлось ждать автобуса.
— У тебя нет своей машины?
— Есть. Третий день жду парня резину переобуть. Хватит на шипах ездить.
— Самому слабо?
— А вы поворочайте ящики с мое, а потом до ночи за стойкой попрыгайте, тогда посмотрим, слабо или нет. Каждый должен заниматься своим делом. Я еще не пенсионер, на обслуживание машины у меня денег хватает. Вы разговариваете со мной так, будто я в чем-то виноват. Тогда вызывайте повесткой, я приду к вам с адвокатом.
— Не искри. Перегоришь. За рулем сидела Яна? Это же ее машина, и ты об этом знаешь. Тони не раз с дочкой бывала в ресторане.
— Поклепы ни на кого наводить не стану. Женщину видел за рулем, но уже с затылка. Она молнией пронеслась мимо. Костюм испортила, теперь в химчистке его окончательно угробят. Итальянский вельвет.
— Кто еще мог воспользоваться ее машиной?
— Ваш вопрос, майор, отсылаю вам же. Яну видел, и не раз, но даже знаком с ней не был. Девушка не пьет, за стойкой время не убивает. Цвет волос ее, больше мне нечего добавить. Ясно и то, что человека сбили умышленно. Машина от бордюра шла прямо на него, когда он остановился на разделительной полосе, пережидая встречный поток. А теперь пораскиньте мозгами. Кому принадлежит золотистый «Порше» установить в одну минуту можно. Баба за рулем. Да ее вся толпа видела. Она же расписалась под убийством. Можно быть дурой, но не до такой степени. Я слышал о девчонке другое мнение. На дуру она не похожа.
— Согласен. Бестаеву больше не видел?
— Кто такая?
— Лариса Бестаева. Та, что передала тебе коньяк и шампанское для Тони в ночь убийства. Презент. Роковой подарочек.
— Фамилии ее я не знаю. Про Феликса слышал, будто его ранили при ограблении, а про Лариску… Мужики за стойкой ее имя упоминали.
— И что говорили?
— Молодой блондин обронил такую фразу: «Лариска от ментуры прячется. Мне еще пилить на дачу, корм ей везти. Она на улицу носа не высовывает». Второй спросил: «А тебе это надо?» И тот ответил: «Шлюх с такими бабками на руках носить надо. Так что мне пора. Тошнит, но надо!»
— И ты решил, что речь идет о Бестаевой?
— Я ничего не решал. Я видел Ларису с этим блондином. Один или два раза. Но мне не понравились две вещи. Блондин слишком громко говорил. Так, словно хотел, чтобы его все слышали. А второй ему подыгрывал.
— Если так, то это было не для твоих ушей. Кто еще слышал?
— Возле стойки не было свободных мест, народу по пятницам полно.
— В эту пятницу?
— В прошедшую. Сегодня понедельник. Ну а слышать их разговор могли все, кто хотел его услышать.
— А того типа, которого сбила машина, ты раньше не видел?
Бармен покачал головой:
— Нет. Он же покалеченный, такие не забываются. Жетон на шее у него висел. Серебряная плашка с номером. Солдатам вешают из алюминия, а этот офицер, если плашка сделана из черненого серебра. У моего старшего брата была такая. Он в Афганистане воевал, но на гражданке бляху не носил.
— Что-нибудь еще запомнил?
— Особо не разглядывал. Куртка на нем была распахнута. У моего брата татуировки на груди с войны остались. У каждого полка есть свой отличительный знак. А у сбитого машиной тело чистое.
— Это означает, что он был разведчиком. Они себя не метят.
— Вопрос — чьим. Перед номером на плашке стояли латинские буквы «ZSY», а потом шли цифры.
— Всего-навсего код, кириллицу в таких случаях не используют. Зачем же оставлять визитные карточки. Ладно, Дмитрий, звони, если что. Я ведь не от нечего делать к тебе приехал. А времени у нас в обрез.
— Постараюсь не забыть. Не люблю я с вами связываться. Один раз поможешь, потом на голову сядете.
В чем-то бармен был прав.
И опять Вербицкий прибыл на место преступления последним. Он никак не мог организовать свою работу. Дело, как ветвистое дерево, разрасталось, а он, как мартышка, прыгал с ветки на ветку и не мог сосредоточиться на одной определенной версии. Одно он понимал совершенно отчетливо — преступники очень грамотные люди. Они продумывают каждый свой шаг, а он лишь констатирует плоды их работы и отматывает клубки с конца к началу. Не закончив с одним, ему подкидывают новый. Полная корзина набралась.
Дачный участок, приличный двухэтажный коттедж, отштукатуренный и покрашенный в салатовый цвет, на территории стоит «Тойота», забрызганная еще невысохшей грязью.
Следователя провели в дом. Тут уже шла работа полным ходом. Лариса Бестаева лежала посреди комнаты с простреленной грудью, одежда была залита кровью.
— Где Роговской? — спросил Вербицкий.
— Разбирается с дорожной аварией, Илья Алексеич, — доложил капитан Баранов, ближайший помощник Рогов-ского. — Что-то связанное с нашим делом, но пока он не звонил.
— Бог с ним. Что скажешь, Геннадий Иваныч? — обратился Вербицкий к медэксперту.
Опытный, уже немолодой врач с добрыми, как у сенбернара, глазами говорил всегда неторопливо.
— Стреляли с двух метров из охотничьего карабина двенадцатого калибра. На одежде много пороха. С таким только на слонов охотиться. Смерть наступила около двух часов назад.
— Мастер! За что я тебя люблю, Геннадий Иваныч, так это за профессионализм. Никогда не слышал от тебя стандартной замусоленной фразы: «Подробности после вскрытия».
— А я тебя люблю, Илюша, за твои сомнения. Ни разу не слышал от тебя замусоленной фразы: «Мы держим ситуацию под контролем». Был бы контроль, не убивали бы людей.
— Кто это? — Вербицкий кивнул на мужчину, сидящего в углу. Его не интересовал разговор посторонних, он думал о чем-то своем.