Чез, кроме “привет”, еще ни слова ей не сказал, молчала и Киа. Он причалил, достал корзину для пикника, пристроил на песке, в тени борта.
– Пройдемся?
– Да.
Они шли вдоль кромки воды, ноги вязли в мокром песке, вода у щиколоток завивалась крохотными воронками.
Чез не пытался взять ее за руку, но их пальцы то и дело встречались. Иногда оба опускались на колени полюбоваться раковиной или причудливо извитой морской травой. Чез был улыбчив, с озорными голубыми глазами, дочерна загорелый, как Киа. Они были красивой парой, оба высокие, статные.
Киа знала, что Чез в университет не пошел, остался работать у отца. В городке он звезда, местная знаменитость. Киа тревожилась: вдруг и она для него очередной пляжный трофей, как ракушка, – повертел в руках да и швырнул на песок? Но продолжала идти с ним рядом как ни в чем не бывало. Хватит с нее любви, ей нужно лишь заполнить пустоту внутри, покончить с одиночеством. Но сердце она никому больше не откроет.
Примерно через полмили Чез с шутливым поклоном предложил сесть на песок. Они устроились, привалившись спинами к коряге, зарыли ноги в белоснежные кристаллики песка.
Чез выудил из кармана губную гармошку.
– Ой, – удивилась Киа, – ты умеешь играть?
Язык во рту ворочался с трудом – она отвыкла говорить.
– Да я не особый мастак. Но если есть слушатель и сидит рядом, на песке возле коряги…
Прикрыв глаза, он заиграл “Шенандо”, пальцы его[10] трепетали, точно билась о стекло птица. Мелодия была нежная, печальная, как воспоминание о далеком доме. Вдруг Чез прекратил играть, подобрал ракушку чуть побольше монеты, кремового цвета, в красно-лиловую крапинку:
– Смотри!
– А-а, это морской гребешок, Pecten ornatus, – объяснила Киа. – Мне такие попадались считаные разы. Представителей рода здесь много, но этот вид водится южнее, в наших водах для него слишком холодно.
У Чеза глаза на лоб полезли. Каких только слухов о ней не ходило, но никто не говорил, что Болотная Девчонка, не способная правильно написать даже слово “кот”, знает латинские названия моллюсков и где они обитают, – ну и дела!
– В этом я ни бум-бум, – сказал он, – но смотри, какие у нее завитушки. – Крохотные “крылышки” по бокам раковины изящно закручивались. Чез положил ракушку на ладонь, перевернул. – Вот, держи. Это ты у нас любительница раковин.
– Спасибо. – Киа спрятала ракушку в карман.
Чез сыграл еще пару-тройку песен, закончив исковерканной “Дикси”, а потом они вернулись к лодке и корзине[11] с припасами, устроились на клетчатом пледе и принялись за еду – холодную жареную курицу, соленую ветчину, печенье, картофельный салат, маринованные огурцы с укропом и слоеный торт с толстой карамельной глазурью, все домашнее, завернутое в вощеную бумагу. Чез откупорил бутылку с колой, разлил в картонные стаканчики. Ни разу в жизни Киа не пробовала газировку, она дивилась и роскошному угощению, и аккуратно сложенным полотняным салфеткам, и пластиковой посуде. Были даже крохотные оловянные солонка и перечница. Еду ему, скорее всего, мама собирала, подумала Киа, наверняка не знала, что у него свидание с Болотной Девчонкой.
Они негромко беседовали о морских птицах – о пеликанах, о песочниках, – не касались друг друга, почти не смеялись. Киа указала на пеликанов, летевших неровной цепочкой, Чез кивнул и придвинулся ближе, слегка задев ее плечом. Когда Киа подняла на него взгляд, он взял ее за подбородок и поцеловал. Нежно коснулся шеи, пальцы легко, точно перья, соскользнули к груди. Обнимая и целуя ее все настойчивей, он откинулся на плед, увлек за собой и Киа. И, подмяв ее под себя, коленом раздвинул ей ноги, одним движением задрал блузку. Киа мотнула головой, вывернулась, черные, полуночные глаза яростно сверкнули. Она одернула блузку.
– Тише, тише. Успокойся.
Волосы разметались по песку, лицо разрумянилось, алые губы приоткрыты – одно слово, красотка. Чез осторожно потянулся к ее лицу, но Киа вскочила, как дикая кошка, выпрямилась.
Она задыхалась. Накануне вечером, вальсируя в лунном свете на берегу лагуны, среди роя поденок, она воображала, будто готова. Думала, что в деталях изучила процесс размножения, насмотревшись на голубей. Никто никогда не говорил с ней о сексе, весь ее опыт сводился к ласкам Тейта. Но подробности она знала из учебников биологии, а спаривающихся животных перевидала столько, сколько большинству из нас за всю жизнь не увидеть, – и они не просто “терлись брюшками”, как говорил Джоди.
Но Чез слишком торопился – пригласил Болотную Девчонку на пикник и тут же на нее набросился. Даже у птиц самцы ухаживают за самками – распускают яркие перья, строят шалашики, исполняют затейливые танцы и серенады. Верно, Чез прихватил отменное угощение, но за жареную курицу ее не купишь, да и “Дикси” на серенаду не тянет. Ей следовало предвидеть, что этим кончится. Самцы млекопитающих обхаживают самок только во время гона.
Молча смотрели они друг на друга, тишину нарушал лишь рокот волн. Чез сел, потянулся к ней, но Киа отдернула руку.
– Прости меня. Не обижайся. – Он встал.
Разумеется, он все это затеял, чтобы заполучить ее, стать у нее первым, но ярость в ее глазах заворожила его. И он снова попытался уболтать ее:
– Да успокойся же, Киа! Говорю же, прости меня. Давай просто забудем. Я отвезу тебя к твоей лодке.
Вместо ответа Киа развернулась и двинулась по песку в сторону леса, покачивая стройными бедрами.
– Ты куда? Пешком отсюда не дойти, это же много миль.
Но Киа уже скрылась за деревьями, она бежала к своей лодке коротким путем – сначала в сторону от моря, потом через полуостров. Места были ей незнакомы, но, следуя за черными дроздами, она нашла дорогу через болото. Пробиралась через торфяники и промоины, преодолевала вброд ручьи, поднимая фонтаны брызг, перелезала через поваленные стволы.
Обессилев, она остановилась, отдышалась и рухнула на колени, извергая давно забытые ругательства. И пока она сыпала бранными словами, заплакать не получалось. Но от жгучего стыда и острой, болезненной тоски никуда было не деться. Привела ее сюда лишь надежда на близость, на ласку, на чье-то прикосновение. Но Чез не касался, он лапал; эти руки ничего не давали, они норовили заграбастать.
Киа прислушалась, не бежит ли он следом, она не знала, хочет ли, чтобы он пробрался сквозь чащу, обнял ее, молил о прощении. Ее переполняла злость. А потом, измотанная, она встала и поплелась к своей лодке.
24Пожарная вышка1965
Киа вышла в море уже за полдень, на горизонте теснились грозовые тучи. С Чезом она не виделась уже десять дней, с самого пикника, но отчетливо помнила, как он обнимал ее, как повалил на песок.
Не заметив поблизости ни одной лодки, Киа взяла курс на бухту к югу от Пойнт-Бич, где встретила однажды диковинных бабочек – белоснежных, наверняка альбиносов. Но, пройдя ярдов сорок, она резко сбавила газ, увидев, как на берегу компания Чеза собирается после пикника – укладывают в лодки корзины, сворачивают пестрые полотенца. Киа схватилась за румпель, готовая развернуться и умчаться, но внезапно, повинуясь порыву, повернула назад, высматривая Чеза. Она и сама понимала, до чего это глупо. Нелепые выходки не помогут заполнить пустоту. Чем готова она поступиться, чтобы покончить с одиночеством?
Вот и он, на том самом месте, где они целовались, – идет к катеру с удочками, а следом Вечно-в-жемчугах несет сумку-холодильник.
Неожиданно Чез обернулся и в упор посмотрел на Киа. Она не отвернулась, хотела выдержать его взгляд. Но, как обычно, возобладала робость, и она отвела глаза, повернула лодку в тенистую бухточку. Решила дождаться, когда уплывет их маленькая флотилия, а потом выйти на пляж.
Вернувшись через десять минут на большую воду, Киа увидела катер Чеза – в одиночестве он покачивался на волнах. Ждал.
Ее обожгло желание. Значит, он все еще думает о ней! Да, в тот раз на пикнике он поторопился, но отступил, встретив отпор. Извинился. Может, стоит дать ему шанс.
Он поманил ее, крикнул:
– Привет, Киа!
Она не устремилась к нему, но и прочь не повернула. Он подплыл ближе.
– Киа, прости, я был тогда не прав. Ладно? Хочешь, покажу тебе пожарную вышку?
Киа не ответила, лишь молча двинулась ему навстречу, кляня себя за слабость.
– Вот что, ты, наверное, на вышке не была ни разу, а оттуда все болото как на ладони. Плыви за мной.
Киа прибавила ходу и устремилась за ним, без конца озираясь, нет ли поблизости его друзей.
Чез вел ее на север, мимо Баркли-Коув, – с моря городок выглядел мирным и живописным. Причалили они в бухточке, затерявшейся среди зарослей. Привязали лодки и двинулись по тропе, заросшей восковником и колючим падубом. В этом влажном, изобилующем корнями лесу Киа не была ни разу – он лежал с другой стороны от городка, слишком близко к людям. В кустах журчала вода, напоминая, что земля эта принадлежит морю.
Вскоре они достигли настоящего болота, сгустилась духота, пахнуло влажной землей. Болото сливалось с сумрачным редколесьем – царство тьмы, тишины и тайны.
Над куполом леса темнела заброшенная пожарная вышка со смотровой площадкой, еще несколько минут – и вот они у основания, сколоченного из грубо обтесанных бревен. Сваи уходили в черную жижу, поперечные балки изъела гниль. Наверх вела лестница, сужаясь с каждым пролетом.
Несколько шагов по грязи – и они возле лестницы. Первым поднимался Чез. Добравшись до пятого пролета, остановились. На западе всюду, куда хватало глаз, раскинулись дубовые леса, а с трех сторон – изумрудная трава, и сквозь нее вьются к морю речушки, протоки, рукава, ручьи. Впервые Киа увидела плавни с такой высоты. Будто сложилась мозаика – вот оно, болото, ее лучший друг!
Последняя ступенька, и Чез откинул железную решетку над лестницей, они выбрались на площадку, и он опустил решетку. Киа, прежде чем ступить на решетку, потопала по ней, пробуя на прочность. Чез усмехнулся: “Не бойся, не провалится”. Он подвел Киа к ограждению. Внизу расстилалось болото, вровень с ними парили два краснохвостых сарыча, слышно было, как свистят крылья; птицы забеспокоились, не ждали они в своем воздушном мире никаких юных парочек.