Вопросы начинались довольно банально («Кого бы вы пригласили на ужин?»), но градус быстро нарастал («У вас есть тайное предчувствие о том, как вы умрете?»). Вскоре вопросы побуждали участников всячески взаимодействовать друг с другом: «Составьте по три правдивых предложения, начинающихся с „мы“. Например, „Мы оба в этом помещении чувствуем…“». Опросник специально был разработан так, чтобы привести к самораскрытию. Супруги Арон и их коллеги не только обнаружили, что их эксперимент позволил быстро и надежно создать близость, необходимую для формирования романтической любви, но и получили впечатляющие результаты: через шесть месяцев после эксперимента двое из испытуемых поженились и пригласили на свадьбу всех сотрудников лаборатории.
Как любой хороший ученый, Кэтрон отметила ограничения в своей адаптированной версии этого эксперимента: она находилась в переполненном баре (где, вероятно, выпивала), а не в лаборатории и ее партнером был друг, а не незнакомец. И все же, когда они прошлись по всем вопросам, она с удивлением почувствовала сильную связь между ними, которой раньше не было. Как известно, эксперимент заканчивается тем, что вы четыре минуты молча смотрите партнеру в глаза. Кэтрон написала, что этот опыт был более захватывающим и пугающим, чем все, что она когда-либо делала, включая висение на страховочном тросе над обрывом. Первые две минуты она едва могла дышать. Потом начала расслабляться, потом это стало казаться все менее неловким, а затем — правильным. Этот эксперимент не заклятие и не гипноз. По словам Кэтрон, он скорее показывает, что вызвать доверие и близость — те самые чувства, которые лежат в основе любви, — можно с помощью определенных действий. А спустя несколько месяцев Кэтрон и ее друг действительно полюбили друг друга. Она завершила свою прекрасную статью такими словами: «Любовь не случилась с нами внезапно. Мы любим друг друга, потому что сделали такой выбор»[188]. Для тех, кто ищет любовь или не удовлетворен своими отношениями, эта идея выбора расширяет представление о возможном: вы можете что-то изменить. И как только вы и ваш партнер начнете самораскрываться, произойдет одно из двух: либо ваши отношения станут крепче, либо вы поймете, что вам не стоит продолжать отношения.
Исследования показали, что с повышением самораскрытия в отношениях растет и удовлетворенность ими[189]. Но верно и обратное: пары, которые жалуются на недостаток близости, склонны к меньшему самораскрытию. А недостаток самораскрытия делает вас уязвимыми перед всеми опасностями одиночества, о которых мы упоминали ранее, такими как повышенная предрасположенность к болезням и ранняя смерть.
Когда немецкий психолог Маркус Мунд и его коллеги исследовали чувство одиночества почти у пятисот пар, состоящих в длительных отношениях, они не обнаружили связи между одиночеством и качеством физической близости в отношениях, но отметили существенную связь между одиночеством и недостатком самораскрытия[190]. Это означает, что партнеры, не раскрывающие свои истинные «я», могут обречь себя на длительные страдания.
Иногда, как бы мы ни старались удержать любовь, мы ее теряем. Разрыв может произойти из-за непримиримых разногласий, семейной ссоры, переезда, разных приоритетов, отсутствия физической близости — да из-за чего угодно. Когда мы расстаемся с человеком, которого когда-то любили, что происходит в мозге?
Ничего хорошего. После нежелательного разрыва отделы мозга, отвечающие за стремление к вознаграждению, становятся чрезмерно активными. Вы любите еще сильнее, чем когда были вместе, ищете человека, которого больше нет, стремитесь к тем положительным чувствам, которые когда-то были связаны с возлюбленным. Вот как выглядит разбитое сердце или безответная любовь.
Помимо системы вознаграждения также активируется та часть ПФК, которая участвует в руминации. Эта часть мозга контролирует нашу склонность снова и снова думать о партнере и отношениях, о том, что было хорошо, а что — плохо. И наконец, наблюдается активность в отделах, реагирующих на боль, таких как передняя поясная извилина. В ходе визуализационных исследований мозга женщин, которые недавно расстались с любимым человеком, ученые обнаружили, что когда участницы думали о бывшем партнере, то у них активировались те же области, которые возбуждаются, когда мы скорбим об умершем близком человеке[191]. То есть с точки зрения мозга разница между болезненным расставанием и смертью невелика.
Поскольку нейроученые все точнее определяют, как любовь и расставание воздействуют на мозг, может оказаться, что в недалеком будущем, чтобы пережить тяжелый разрыв, потребуется не только упаковка носовых платков, но и аппарат ЭЭГ.
Давайте взглянем на случай мегаталантливой писательницы и музыкантши по имени Десса. Будучи активно публикуемым автором и членом популярного хип-хоп-коллектива «Думтри», она достигла завидного творческого успеха, однако в личной жизни ей не везло. Как Десса ни старалась, она не могла забыть своего бывшего, который на протяжении десяти с лишним лет то появлялся, то исчезал из ее жизни. Она не могла жить ни с ним, ни без него, и он вызывал в ней каскад положительных, отрицательных и смешанных чувств: разочарование, сожаление, ревность, страсть. Разумом Десса понимала, что он ей не подходил, и все же не могла его отпустить: «Мне не только было больно в душе, но и стыдно оттого, что я не могла избавиться от чувств… Я не могла понять, как убить любовь»[192].
Тогда она решила изменить ситуацию. Десса ознакомилась с результатами последних научных исследований о любви и узнала, что нейроученые могут использовать методы визуализации для измерения и локализации чувства любви в мозге. Она задумалась о том, можно ли использовать науку, чтобы заставить мозг разлюбить бывшего.
Она нашла в «Твиттере» профессора нейронаук из Университета Миннесоты Шерил Олман, которая согласилась просканировать мозг Дессы в аппарате фМРТ, одновременно показывая ей фотографии ее бывшего и незнакомца, имеющего с ним некоторые схожие черты (в качестве контроля). Когда они сравнили снимки мозга, оказалось, что при просмотре фотографий бывшего активировались несколько ключевых областей, отвечающих за «вознаграждение» в любви (включая хвостатое ядро и вентральную тегментальную зону), а также передняя поясная кора, которая реагирует на ощущение боли. Доктор Олман отправила Дессе изображение ее мозга в поперечном разрезе, на котором было видно, где именно сосредоточены ее чувства к бывшему. Глядя на сканы, Десса решила переосмыслить свои старые чувства.
Для этого она воспользовалась методом нейрофидбэка, также известном как биологическая обратная связь по электроэнцефалограмме (БОС ЭЭГ). Это инструмент, с помощью которого человек может осознать, что делает его мозг в определенные моменты времени. Для этого испытуемому прикрепляют к голове датчики, затем измеряют его мозговые волны и в режиме реального времени показывают их пациенту. Суть в том, чтобы постепенно научиться тренировать свое внимание и контролировать эмоции в определенных ситуациях. Чтобы помочь пациенту перестроить или переучить свой мозг, в терапии используются различные выходные сигналы, например звуки или изображения. Пройдя девять сеансов БОС ЭЭГ, Десса почувствовала, что стала меньше зацикливаться на своем бывшем, как будто его образ постепенно бледнел. А при следующем фМРТ в лаборатории доктора Олман, когда Дессе показали фотографию бывшего, отделы мозга, которые ранее были гиперактивны, уже не отреагировали. То ли благодаря нейротерапии, то ли потому, что в ходе этого эксперимента она начала думать и говорить о своей любовной неудаче совершенно по-новому, Десса спустя годы наконец смогла оставить душевную боль в прошлом. И этот путь проходил прямо через мозг.
Глава 11. Кораблекрушение
Как я раньше мог жить один, мое маленькое всё?
Без тебя мне не хватает уверенности в себе,
страсти к работе и жизнь не в радость.
Одним словом, без тебя моя жизнь не жизнь.
Мы с Джоном были настолько близки, насколько вообще могут быть близки двое людей. Мы полюбили друг друга, несмотря на разделяющий нас океан, нам не помешали различия в культуре, языке и возрасте, мы столкнулись с раком IV стадии и вместе победили его. Мы не только чувствовали, что наша любовь делает нас сильнее и умнее, но и получили массу подтверждений этому. И все же в какой-то момент я, похоже, стала слепо следовать за ней и считать ее суперспособностью, думая, что если мы просто будем любить достаточно сильно, то сможем пережить все, что угодно. Как ученый я должна была быть умнее.
В течение двух лет после постановки диагноза Джон столько раз чуть не умер, что я сбилась со счета. Такая близость смерти в какой-то степени сделала нас бесстрашными. Она помогла многое понять и научиться жить по-другому. То, что было важно и до болезни Джона (работа, спорт, семья и друзья), стало для нас жизненно необходимым, а менее значимые вещи (седина в волосах, ненастная погода, бесконечные пробки, количество лайков в социальных сетях) почти перестали иметь значение. Жизнь поменяла краски и стала ярче, листва была зеленее, чем когда-либо, а время вместе казалось слаще, потому что мы знали, что оно может закончиться в любой момент. Мы любили узнавать новое и обладали удивительной способностью смотреть на мир широко открытыми глазами независимо от того, что в нем происходило — хорошее или плохое, поэтому новая жизнь казалась нам очень интересной и иногда даже неземной. Во многом благодаря тому, что мы приблизились к краю, мы наслаждались жизнью. Возможно, именно потому, что я не жила в страхе перед тем, что