Я тоже не могу в это поверить.
Это ощущается правильным.
Это ощущается нормальным.
Его борода щекочет мое лицо, и я немного сдвигаюсь вверх. И потом… Господи, я не знаю, что со мной происходит, но это поглощает и захватывает меня. Что-то горячее и такое неуловимое, чего я никогда не чувствовала. Это желание, голод, животная потребность. Не знаю, что случилось со мной. Не знаю, кто я, какой гребаный кукловод дергает за мои нитки.
Я целую его.
Приподнимаюсь, сгребаю его густую бороду в горсть, притягивая к своему лицу, и целую. И на долю секунды, может, даже меньше, когда наши губы встречаются, все смешивается: жизнь и дыхание, небо над нами и земля внизу. Но потом ладонью он обхватывает мою щеку, большим пальцем приподнимает мой подбородок и языком скользит между моих губ; сильными руками обхватывает мои бедра, и я оказываюсь на нем.
И это разрушает чары.
— Черт! — я откатываюсь от него, буквально отползая по траве на четвереньках.
— Найл, подожди секунду, — говорит он, идя за мной.
Я поворачиваюсь к нему и бью кулаками по его груди.
— НЕТ! Тебе нужно оставить меня в покое. Просто оставь меня. Ты приводишь меня в замешательство, смущаешь. Для тебя все слишком просто. Когда ты рядом со мной, все теряет смысл.
Он нежно обхватывает пальцами мои запястья.
— Ты имеешь в виду, что все приобретает слишком много смысла, когда я рядом.
Я освобождаю свои руки и отталкиваю его.
— Не ходи за мной. Просто оставь меня в покое.
Я бреду по траве назад к дому. Не в силах совладать с собой, оглядываюсь. Убеждаю себя: нужно удостовериться, что он не идет за мной. Но это не так. Вранье.
Оглянувшись, я вижу, что он просто стоит там, наблюдая за мной. Пальцы прижаты к губам — к тому месту, где наши губы встретились. Потирает, словно… я даже не знаю, что. Я чувствую на губах покалывание от поцелуя, но должна побороть желание коснуться своего рта в месте прикосновения его губ.
Я запираюсь в доме. Стою возле раковины и сопротивляюсь необходимости наполнить новым содержанием старую форму. Через несколько минут к моему окну подбегает Юта, Лок держит ее на поводке. Высокий и шикарный, одна рука в заднем кармане брюк, другая сжимает поводок. Не спешит, как будто восемь километров обратно до города его совершенно не волнуют. Я должна была бы подвезти его, но не решаюсь. Покалывание на моих губах все еще ощущается. Желание продолжения все еще сильно. И никак не пойму, хочу ли бороться с этим. Я даже не понимаю, зачем с этим бороться. Было бы так легко просто сдаться и позволить себе это.
Позволить себе его.
Позволить себе несколько мгновений не быть одинокой.
Я смотрю, как он уходит, и любуюсь его задницей. Этому мужику Бог дал отличную задницу. Отличное все. Правда.
Господи, что со мной не так? Он целовал меня так, будто это что-то значит — вот что. Как будто этот поцелуй что-то значит для него. Не как какой-то придурок, надеющийся на быстрый перепих с одинокой вдовой. Как будто этот поцелуй для него был таким же, как и для меня: удивительным, останавливающим дыхание своей силой, изумительным.
Я хочу еще.
Вот, что со мной не так.
Ты пробуждаешь что-то лучшее во мне…
Восемь километров, и я едва помню, как прошел их. Первые несколько километров я брел со стояком, вспоминая прикосновение губ Найл к моим, ее бедра в моих руках, ее грудь на моей груди. Но потом подумал о ее ухе, прижатом к моей груди и слушающем биение моего сердца. Я знал, что она слушает его. Не думаю, что узнала, но отстукивала пальцем ритм: тук-тук, тук-тук, тук-тук.
Она не знает. Не знает, чье сердце стучит в моей груди. Чье сердце проскакало километры после ее ухода. Чье сердце заставляет пульс оглушительно грохотать в ушах. Для нее это возможный шанс. Случайная встреча превращается в потенциальный роман. Она не знает, что я приехал сюда специально, чтобы увидеть ее, а встретил совершенно случайно, и это сводит меня с ума.
В какой-то момент я все-таки дохожу до своего грузовика и хлопаю по сиденью, призывая Юту запрыгнуть. Приехав в отель, где я остановился, потому что там разрешено проживание с животными, даю собаке поесть и ставлю миску с водой.
Я падаю на кровать.
Голова идет кругом. Не от жары и не от ходьбы.
Она поцеловала меня.
Она поцеловала меня.
Я должен уехать.
Она хочет, чтобы я оставил ее в покое.
Только полный идиот останется. Это неминуемая катастрофа. И это нечестно по отношению к ней. Она понятия не имеет, с кем связывается.
Но… я хочу ее.
Твою мать, я хочу ее. Безусловно, желания мне не чужды, и я не привык себя ограничивать. Я не привык говорить себе «нет». Вся проблемность этой ситуации заключается в том, что я не должен быть с ней. Нельзя поддаваться. Мой долг перед предыдущим хозяином сердца — уйти и оставить эту женщину успокаиваться по-своему, а не испоганить все еще больше, чем уже сделал. Боже, она так плакала — это раздирало душу ко всем чертям. Я не мог помочь, но мог обнять. Потому что, когда женщина плачет, ты ее утешаешь. Ты должен. Или это был не я. Я не жилетка, в которую плачутся. Я не тот, кто склеит, когда сердце разбито. Говорят, лучший способ покончить с кем-то — это завладеть кем-то другим. Я тот, кем вы вроде как завладели. Я хорош в этом. Я могу помочь вам забыться на время, а когда плохое пройдет стороной, вы вернетесь к своей жизни.
Я не утешаю.
Не слушаю сочувственно.
Не обнимаю, чтобы просто дать выплакаться.
Но именно это я и сделал.
Когда она поцеловала меня — это был сильнейший шок из всех, которые я когда-либо испытывал, потому что все, что я получал от нее до этого, шаг вперед и два назад. Любопытно, интригующе, но настораживающе. При каждой попытке сблизиться она огрызается.
Я придурок.
Я никуда не уйду.
Я должен сказать ей. Должен.
Сейчас восемь часов следующего вечера, и я сижу в полуторачасовом ожидании в кузове грузовика Найл. У меня родился план: я пошел и купил настоящую корзину для пикника, наполнил ее свежими фруктами, сыром, сухариками, колбасками; немного вина для нее и немного «Перье» для меня — надеюсь это не вызовет у нее вопросов. Захватил одеяло. Выбрал место. Отвел Юту в гостиницу для домашних животных, чтобы за ней было кому присмотреть в мое отсутствие, потому что не рискнул оставить ее одну в номере отеля — она бы скучала по мне и перевернула бы все вверх дном.
Это не попытка соблазнить Найл. Выглядит так, но, честно, это не входит в мои намерения. Я собираюсь сбросить на нее адскую бомбу и хочу иметь возможность… подготовить почву.
А что мне делать, если она снова поцелует меня?
Конечно, поцеловать в ответ.
А потом сказать ей.
И вот она подходит. Невысокая, изящная, с сочным телом, которое не может скрыть даже медицинская форма.
Твою мать, она такая сексуальная.
Успокойся, парень.
Я стою, опираясь ногой о заднюю дверь, надеясь, что выгляжу расслабленным и уверенным в себе. На самом деле нет: я нервничаю, трясусь, надеюсь и боюсь. Много чуждых и трудных для меня эмоций.
Она идет медленно, одной рукой вытирая лицо, другой размахивая связкой ключей на шнурке с логотипом «Врачей без границ». Зеленые штаны, белый халат, на шее стетоскоп. Она выглядит очень горячо — никогда не думал, что скажу это. Я знаком со многими врачами, но никогда не думал, что сочту этот вид таким сексуальным, пока не увидел ее.
Черт возьми, Лок, держи себя в руках. Перестань о ней так думать. Не сейчас. Сейчас речь не идет о твоем вышедшем из-под контроля либидо.
Она замечает меня и останавливается в нескольких метрах. Глубоко вдыхает, откидывая голову назад, и делает выдох. Рукой хватается за стетоскоп на шее.
— Что тебе нужно, Лок?
— Привет. Поужинаем? — я отхожу от двери и приближаюсь к ней. От меня не ускользает, как она напрягается и задерживает дыхание. Ее взгляд движется по мне — изучающий, ищущий. Чего — не знаю.
— Нет, но…
Я забираю у нее ключи, обнимаю рукой за талию и веду к пассажирской двери ее грузовика. Открываю дверь и слегка подталкиваю Найл внутрь. Она уступает, но без особого желания, и в знак несогласия оборачивается и смотрит, как я закрываю дверь.
— Лок? Что ты делаешь? — требовательно спрашивает она, когда я сажусь за руль и запускаю двигатель.
— Везу тебя на ужин.
Она одергивает свой больничный халат.
— Во-первых, я не одета для ужина. Во-вторых, я не собираюсь ужинать с тобой. Этого не будет.
— Мы не пойдем в ресторан. Клянусь, кроме тебя и меня никого не будет. Обещаю.
— Я не еду ужинать с тобой, Лок. Вылезай и уходи.
Я включаю радио погромче и опускаю окна.
— Все будет хорошо.
Она смеется.
— Хватит постоянно твердить, что «все будет хорошо» — она передразнивает мой голос, пытаясь сделать свой грубее и ниже, и это так мило, что в груди у меня что-то щелкает — но я говорю тебе «нет».
Однако, больше она не протестует, и я продолжаю ехать, пока мы не покидаем пределы города и не начинаем движение к пригороду по узкой двухполосной дороге. Сейчас лето, поэтому пока не стемнело, но дневной свет потихоньку меркнет, теряя золотой оттенок. Спустя некоторое время мы оказываемся в совершенно пустынном месте, где нет ничего, кроме линий электропередач и немногочисленных заборов из колючей проволоки. Я просто веду машину, позволяя тишине окружить нас.
— Куда мы едем?
Я машу рукой на дорогу.
— Просто… куда глаза глядят. Конкретно никуда.
— Господи, Лок, ты невозможен. Я устала. У меня был длинный день. Я пропустила ланч и не очень хорошо позавтракала, но у меня просто… у меня, честно, нет сил бороться с тобой сегодня.
О, черт. Это, вроде как, больно. Дело во мне?
Начинает звучать какая-то старая гнусавая кантри-песня — нечто нудное на слайд-гитаре с приторным содержанием.