– Полусвет, – произнес он, возможно, громогласно, обращаясь к книгам в шкафу. – Пол. Ус. Вет.
– Заткнись, Тодд, – отрывисто бросила Сьюки, вытащив изо рта сигарету.
Стайка детей внезапно развернулась, точно испуганное стадо, и устремилась в дверной проем, побуждая мать следовать за ними. Тодд снова и снова мысленно повторял материнские жалобы, пытаясь точно уловить говор и стиль ее шотландского произношения: «Я ведь пррредупррредила их о серррвиррровке моррроженого. Но разве они послушали?» Последнее слово в его восприятии скорее прозвучало как «посл-али».
Перед ними маячила витрина с оленьими головами. Дэниел куда-то запропастился. Он слишко быстро исчез из поля зрения Тодда, выплыл за пределы досягаемости. Тодд вытащил цветок чертополоха из флористической композиции и вставил его в зубы самому большому оленю. Сьюки завязала разговор с каким-то серьезным бородачом.
Где же Дэниел? Тодд испытывал смутную, грызущую тревогу. Он направился сюда четверть часа назад… или чуть больше. Сказал, что нужно освежиться, глотнуть воздуха. Или спиртного? Что-то вроде того.
Тодд уже вознамерился взять Сьюки за руку, сообщить о своем недоумении по поводу Дэниела и о необходимости срочно найти его, когда вдруг осознал, что голова его машинально развернулась, чтобы взглянуть на дверь. Кто-то вошел. Позднее он вспомнит, что услышал ее раньше, чем увидел: перестук обуви, позвякивание металлических аксессуаров сумки.
К ним приближалась Николь Джэнкс. Либо особа, сильно на нее похожая. Такие же, как у Николь, шелковистые стриженые волосы, густая челка, яркий блеск малиновой помады, правда, от ее фигуры остались, похоже, одни воспоминания. Плоть стаяла с нее за какие-то… несколько недель. На красивом лице выделялись лишь запавшие щеки да провалы под глазами: обтянутый кожей череп. Руки, сжимавшие сумочку с множеством застежек, превратились в усохшие, едва ли не птичьи, лапки мраморного оттенка с голубыми прожилками. Грудь опала, а вырез платья открывал взору острые ключицы.
Проходя мимо, она кивнула головой и выразительно поморщилась, признавая их потрясение и в то же время пренебрегая им.
– Привет, закадычные дружки, – скривив пурпурные губки, бросила она.
Она даже не замедлила шаг, проследовав дальше своей уверенной походкой. Тодд и Сьюки, невольно повернув головы, проводили ее взглядами.
– Ты видел, да? – прошептала Сьюки, когда Николь Джэнкс поднялась по лестнице, а Тодд одновременно с ней прошелестел:
– Что с ней случилось?
Тодд резко выпрямился. Потом сел. Опять встал.
– Нам надо отыскать Дэниела, – решительно заявил он, – мы должны предупредить его.
– Офигеть, – изрекла Сюки и спросила: – Ты знал, что она приглашена? С какой стати ее позвали? – Она досадливо поморщилась и склонилась к Тодду. – Ладно, ты оставайся здесь, – сказала она, подтолкнув его к удобному обитому твидом креслу, – и жди Дэниела. Когда увидишь, не отпускай от себя.
Сьюки стремительно взбежала по лестнице, перескакивая через две ступеньки.
Тодд остался следить за людьми в прихожей. Серьезный бородач зашел в какую-то комнату и поразительно быстро вышел обратно. Опять появились дети в праздничных нарядах, или, возможно, эта компания уже толклась здесь. Стремительно прошла мимо мать новобрачной, цокая шпильками лиловых «лодочек» и мрачно сжав губы. Возникла очередная парочка, не та, что развлекалась в алькове, парень запустил ручонку под платье спутницы. Очередное явление матери с жалобой на мороженое: она нерешительно прошла по холлу, мельком глянув на Тодда, ее лицо напряжено и встревожено. Сьюки, проходя мимо в своем драконьем жакете, тоже искоса глянула на него.
Внезапно кто-то похлопал его ладонью по щеке, сказав:
– Привет, Денхам, что происходит?
И вот Дэниел перед ним, в распахнутой рубашке, без пиджака.
– Денхам, – продолжил он, – проснись, приятель.
– Я бодрствую, – ответил Тодд, – я не спал, – и он встал, подтверждая свои слова. – Где ты шлялся?
– Везде, – Дэниел ухмыльнулся, – и нигде.
Тодд пригляделся к другу. Дэниел слегка покачивается. Лицо бледное и влажное, зрачки расширились до предела, поглотив синеву глаз. От него несло винным перегаром, дымом, болотом, лесными запахами и чем-то еще. Тодд нахмурился. Меньше чем через восемь часов Дэниелу предстояло лететь домой в Штаты. По крайне важным семейным обстоятельствам, как определено во всех формальных документах. Вчера Тодду пришлось таскаться к начальнику отдела Дэниела и объяснять: «Мать Дэниела при смерти, отправлена домой из больницы, как ему сообщили, к несчастью, да, ей осталось недолго, и Дэниелу необходимо временно вернуться в Нью-Йорк на месяц или два как минимум». Тодд заказал ему билет на рейс, вылетающий из Глазго завтра рано утром.
От одной мысли об этом Тодд лишился душевного равновесия, словно ему самому грозило потерять какой-то жизненно важный орган. Он не знал, с чем столкнется Дэниел, добравшись до дома. Воображение рисовало Тодду затемненные комнаты, опущенные шторы, прикроватные тумбочки с кучей пузырьков и таблеток, изможденную женщину под грудой одеял. Множество рыдающих родственников. Ну и все такое прочее.
Он не позволял себе задумываться о том, как он будет жить в квартире без Дэниела, с опустевшей верхней комнатой. Как он будет в одиночку сочинять тезисы для диссера в компании одной только Сьюки и ее мерзкого хомяка. Как он переживет последние несколько недель семестра, ускоренные темпы обучения, паническое смятение выпускников и последние срочные семинары. Тодд не представлял, как сможет пережить все это без Дэниела.
Ему хотелось разобраться в собственных мыслях, чтобы высказать их Дэниелу: «Не уезжай…» Нет, не то. Он должен ехать, господи, его мать умирает. Сказать: «Не уезжай надолго. Обещай, что вернешься». Сказать: «Жизнь без тебя немыслима». Однако ничего подобного сейчас говорить нельзя, в этой прихожей, где помимо забытых винных бокалов полно отрубленных голов и химически обработанных куропаток, и когда перед ним маячило бледное, как шампиньон, лицо Дэниела с расширенными до предела зрачками.
– Чем ты накачался? – в итоге спросил Тодд.
Дэниел медленно повернул к нему голову. На лице удручающе отсутствующее выражение.
– Что?
– Дэниел, – схватив друга за локоть, прошептал Тодд, – что ты принял?
– Ничего, – невнятно пробурчал Дэниел, – не знаю. Ничего особенного.
– Но что именно?
– Ничего, – повторил Дэниел.
– Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты…
– «Сколько раз я говорил тебе», – передразнил его Дэниел укоряющим тоном заботливой матери и рывком высвободил локоть. Резкое движение лишило его и без того шаткого равновесия, и он наткнулся сначала на стол, потом на стул и упал на пол, смахнув плечом вазу и сломав взмахом руки олений рог. Ветки чертополоха, вода и обломки рогов беспорядочной дугой разлетелись по клетчатому шотландскому ковру.
– Так, пошли-ка отсюда, – сказал Тодд, взяв Дэниела за руку, и добавил для собравшихся вокруг гостей, в ужасе взиравших на Дэниела: – Все нормально, я приведу его в порядок.
Он помог Дэниелу подняться с пола, стряхнул с него осколки вазы и ветки чертополоха и потащил к выходу. В парке резко похолодало, небо потемнело до чернильной синевы. Вокруг фонарей роились мелкие мушки. Дэниел, прерывисто дыша, привалился к нему.
– Послушай, – сказал Тодд, когда они, пошатываясь, продвигались по гравиевой дорожке в странном вальсе, – мне необходимо сообщить тебе нечто важное, но сначала придется напомнить, что только от меня ты можешь получить безопасную наркоту, понятно? Я уже говорил тебе это. Ты даже не представляешь, какой дрянью мог травануться. А мой кузен поставляет мне лучший товар. Ты и сам знаешь. Но все остальные…
– Какой странный пейзаж! – воскликнул Дэниел, по-прежнему опираясь на Тодда, – какой охренительный вид. Только погляди! – Он неопределенно взмахнул свободной рукой и прищурился, казалось, пытаясь разглядеть нечто особенное. – Уж не горы ли там? – спросил он, показывая на череду вершин за деревьями.
– Да, – ответил Тодд, – но дело в том…
– Ты уверен?
– В чем уверен?
– Что это горы. Они выглядят такими… такими туманными и далекими.
– Гм-м. Дэниел, дело в том…
– Ага! – восторженно вскричал Дэниел, вытащив руку из внутреннего кармана Тодда и торжествующе подняв ее. – Что это у нас тут имеется?
Всю дорогу, пока они шли, болтая про горы, Дэниел искал тайные запасы Тодда. В сущности, роль карманника ему удалась.
– Нет! – отчаянно воскликнул Тодд, чувствуя, что Дэниел ускользает от него. – Серьезно, не надо, Дэниел. Отдавай обратно.
Дэниел так резко оттолкнул его, что Тодд, еле устояв, ухватился за рубашку друга.
– Не будь таким этим, как его… – пробубнил Дэниел.
– Что?
– Таким занудой.
– Перестань, – сказал Тодд, перехватывая его руку. – Тебе правда больше ничего не нужно.
– Au contraire, Pierre…[72] – улыбнувшись, изрек Дэниел, размахивая добычей.
Тодд подпрыгнул и даже дотянулся до своих припасов, но Дэниел, имея шестифутовый рост и крепкую стать, с легкостью выхватил добычу из его слабых пальцев.
– Давай-ка посмотрим, что тут у нас, – заинтересованно произнес Дэниел. – Так, одна для меня, другая для тебя, а третья для…
Тодд сделал очередной тщетный прыжок.
– Дэниел, послушай. Мы видели Николь.
Это, похоже, произвело впечатление. Не выпуская из пальцев пластиковую упаковку, Дэниел замер с поднятой рукой, точно мальчишка, жаждущий ответить на вопрос учителя.
– Николь? Моя Николь?
– Она здесь.
– Здесь?
– Да, на свадьбе.
– На этой свадьбе?
– Ну да! И…
– Ох! – Ладонь Дэниела в смятении скользнула по его лицу. – Как странно… то есть почему именно сейчас, именно здесь, с какой стати…
– Она, похоже, того… – Тодд вздохнул. – В общем, видок у нее… какой-то странный, – неловко закончил он.
Дэниел озабоченно встряхнул головой, словно не расслышал слова Тодда.