Некоторые слоны работали в одиночку. Выделялся грузный тяжелый самец: короткие ноги-тумбы, массивное, как паровой котел, туловище, выпуклые округлые лобные части, огромные бивни. Он легко передвигал крупные бревна и помогал своим товарищам. Это был слон с «плохим характером», поэтому он носил на груди металлический звонок в отличие от остальных, имеющих деревянные побрякушки.
Вот слон подходит к бревну, ощупывает хоботом, как бы примеряясь к нему. Затем поддевает его на бивни, тугой спиралью обвивает хоботом и переносит в нужное место. Затем богатырю прицепляют цепями крупное дерево, и он волочит груз, поматывая головой. Подтащив ствол к берегу, он дожидается, чтобы его отцепили, и передней ногой толкает бревно вниз, в реку.
Я стоял, наблюдая за работой слонов, как из джунглей вдруг раздался трубный клик. В ответ затрубил слон, работавший неподалеку. Скоро из зеленой чащи выскочил слоненок и забегал по противоположному берегу речушки. Он ревел, и ему отвечала мать, которая оторвалась от работы и следила за своим глупым дитятей. Слоненок ревел не переставая, бегал взад и вперед по берегу, вытянув хобот. Потом решился, с громким плеском бросился в воду и направился через речку к нам. Два парня стали бросать в него камнями, отгоняя его. Но он упорно возвращался, пытаясь прорваться. Одному парню удалось ударить палкой по огузку, и слоненок, отскочив, завопил: «ю-юрп!» Но не ушел далеко. Он не прекращал своих попыток, пока не добился своего. Он прорвался и весь день путался под ногами работающих. Глупыш искал ласки у матери, занятой тяжелой работой. Его уже никто не смел тронуть — защита была надежной.
Мы сидим с лесорубами у костра. Длинные языки пламени тянутся к высоким кронам деревьев. Чудесная тропическая ночь своим теплым дыханием нежно ласкает лицо. Под стрекочущий аккомпанемент цикад танцуют ночные бабочки и мотыльки.
Джунгли словно пробуждаются от сна, встряхиваются, освобождаются от странного оцепенения, сковывавшего их весь день. Под защитным покровом темноты обитатели джунглей почувствовали себя смелее. Отовсюду доносятся какие-то вздохи, стоны, всхлипывания; слышатся таинственные шорохи, шепот, щелканье, цоканье, стрекотание; раздаются странные крики и гортанные звуки; кто-то монотонно, через равные промежутки времени присвистывает; неумолчно, на все лады квакают древесные лягушки. Все кругом, даже земля подо мной, шевелится: между ног снуют юркие ящерицы, суетятся жучки и таракашки. Невидимые насекомые заползают под рубашку и, как раскаленными иглами, жгут спину и грудь.
Вдруг ночной лес огласило гневное рыкание тигра; ему эхом отозвались шакалы, испуганно взвыв и заголосив. Жалобно закричала коза, попавшая в объятия питона. Вдали зафыркал леопард — самый коварный и злобный зверь тропиков.
Но вот внезапно раздался пронзительный вопль — и разом все смолкло. Стало очень тихо…
Ночь словно колдует. В темноте угадываются близстоящие деревья и кустарники. Земля как бы излучает мягкий рассеянный свет. Он струится отовсюду, будто некий подземный город сказочных гномов зажег свои огни. Это сотни светящихся грибов, стоящих среди гниющих корней и отмершей растительности. На прозрачные огоньки устремляются мириады ночных насекомых. Досаждают москиты, и мы все жмемся к костру, поближе к его дымному, спасительному шлейфу.
У костра идет неторопливый разговор. Бирманцы с жадностью расспрашивают о далекой Москве, о Ленине. Они рассказывают о своей жизни, суровой и опасной. Пожилой лесоруб поведал нам несколько историй о встречах с опасными хищниками.
…Однажды вечером все трое сидели за одним столом в общежитии и при свете коптилки писали письма домой. Один обернулся, и волосы у него на затылке стали дыбом — в проходе, шагах в трех от них, стоял огромный тигр. Люди попятились и прижались к задней стене — дальше отступать было некуда. Тигр еще приблизился, молча постоял перед столом, спокойным взглядом огненных зловещих глаз обвел сжавшиеся, дрожащие от ужаса фигурки, словно оценивая свое меню. Явно разочарованный, он профырчал с отвращением: «фаугх». Сверкание его зубов было незабываемым — крупные, острые, они блестели влажным жемчугом. Затем он спокойно и величаво вышел наружу.
— Полосатая кошка пошла потом бродить по лагерю, — продолжал свой рассказ лесоруб. — Она остановилась у человека, который заснул около отдельного затухавшего костра, и начала обнюхивать его. Тот стал брыкаться. Тогда, не долго думая, хищник схватил его за бедро и поволок в джунгли. Крики несчастного всполошили весь лагерь, люди вооружились палками, ножами и поспешили на помощь. Тигр оставил свою жертву и исчез в темноте. Человека отправили в больницу, и он вернулся месяца через два поправившимся, но со страшными шрамами на бедре. Людоед же не избег возмездия — однажды ночью управляющий застрелил его у дверей своего дома…
Единственный друг лесорубов — слон. Машина еще не может заменить его здесь. Ей нужны запчасти, масло, горючее, ремонтное оборудование. Все это требуется везти сюда, в глушь, издалека. Слон обходится дешевле, и все необходимое ему можно найти на месте.
Поразительно, например, его искусство, с которым он ликвидирует заторы на лесосплаве. Слон смело входит в воду и начинает шарить хоботом в глубине. Толкнув там, потянув здесь, он как бы понимает, какое бревно является ключом для отмыкания этого затора. И удивительным чутьем угадывает момент, когда затор с грохотом должен обрушиться и нужно удалиться с этого опасного места.
Сообразительность слона врожденная, а не результат тренировок. Известно, что в этом отношении слон стоит на третьем месте после человекообразных обезьян — шимпанзе и орангутанга. Нужно видеть, как он переходит трясину. Он сначала осторожно ставит одну ногу, потом вторую, затем срывает ветки и бросает перед собой. Слон нередко пользуется простейшими подручными орудиями. Он вооружается палкой или камнем и, держа их в хоботе, очищает себя от присосавшихся пиявок. Слон смело вступает в бой с тигром или леопардом, но маленькая собачка может ввести его в замешательство.
В середине марта воздух в лесу становится суше, вода в реках быстро иссякает, и ее поверхность покрывается зеленой ряской, с деревьев опадают листья, желтеет бамбук — все это признаки наступления жаркого сухого сезона. Работы в лесу прекращаются. На период наступившей жары слонов переводят на «дачу» — в особые лагеря, которые располагаются в долинах больших рек, где круглый год растет слоновья трава высотой до трех метров, где более прохладно и больше тени. К этому времени все бревна сложены в штабеля в пересохших руслах реки и ожидают первых дождей. Лесорубы получают короткую передышку, которую используют каждый по-своему: одни уезжают на побывку к родственникам, другие уходят в ближайший городок приобщиться на время к «цивилизованной» жизни, третьи, особенно из обремененных семьей, остаются отдыхать вместе со слонами «на даче».
В жаркие месяцы года — март, апрель, май — в лесу часты пожары. Дуют сухие ветры. Ветви деревьев качаются, трутся о высохшие бамбуковые стволы. Это трение нередко вызывает огонь. И тогда бамбук вспыхивает, как порох, и пожар буйным огненным шквалом гуляет по джунглям, пока не встретит преграду в виде достаточно широкого оврага или русла реки.
К середине июня с первыми ливнями слоны возвращаются обратно. В это время джунгли снова покрываются роскошной зеленью, появляется свежая трава, бамбук выпускает молодые сочные побеги, которые растут прямо на глазах. Речки переполнены водой, хотя и мутной, но пригодной для питья. Джунгли полнятся Веселым шумом дождя, трубным кликом слонов, по лесу разносятся оглушительный грохот и треск тяжелых бревен, бешено мчащихся по вздувшейся реке.
…Плавно течет беседа у костра. В нее вплетаются странные таинственные звуки ночных джунглей. Над головой, в бездонной глубине ночи, неимоверно ярким светом блестят большие и малые звезды. Их там очень много, и, может быть, оттого небо в тропиках кажется ближе к земле. Млечный Путь широким поясом перехватывает небосвод и уходит куда-то в далекие миры. Небо здесь как увлекательная книга, которую не устаешь читать.
А там, где скрылось дневное светило, щедро насытившее землю теплом, полыхают багровые зарницы. Мятущиеся сполохи на фоне мирного неба, изливающего мягкий рассеянный свет звезд, напоминают зловещие вспышки далекой артиллерийской канонады и рождают неясную тревогу.
На утренней заре мы тепло простились с лесорубами, гостеприимно приютившими нас на две ночи, и пустились в обратный путь. Снова началась дорожная пытка. Очевидно, эту дорогу нарочно придумали для того, чтобы навек отбить у людей охоту ко всякого рода передвижениям. Но мы старались не унывать. Наш возничий громко пел, арба страшно скрипела, а мой коллега и я пытались при подскоках на бесконечных выбоинах и ухабах не удариться об острые ребра нашего далеко не комфортабельного экипажа. На предложение смазать колеса арбы и не терзать уши пронзительным скрипом, мне объяснили, что весь этот немыслимый шум — громкое пение и визг повозки — имеет определенную цель. Он устраивается для того, чтобы отгонять злых лесных духов и отпугивать диких зверей.
Вскоре мы подъехали к небольшому селению качинов, спрятавшемуся в густой зелени. На окраине стояла толпа оживленно гудевших, возбужденных людей. Нас остановили и не пустили дальше. Судя по рассказам собравшихся, район стал опасным — появился тигр-людоед. Ему полюбилось устраивать засады на самой дороге, по которой мы ехали, и его не пугал скрип арб, а даже привлекал к себе, возбуждал любопытство, свойственное всяким кошкам. Если следовал обоз, то он выслеживал отставшего человека и, улучив момент, утаскивал его в заросли. В районе без вести пропали уже пять человек. Терпение крестьян лопнуло, и они собрались со всей округи на облаву. Логово хищника было приблизительно известно.
Все были вооружены обычными ножами дахами, самодельными пиками или длинными бамбуковыми палками. Наша просьба принять нас участниками облавы была корректно отвергнута — никто не хотел отвечать за жизнь незнакомых городских людей. Разбившись на группы, люди направились в джунгли, чтобы уже там построиться в плотное кольцо вокруг логова хищника.