Всюду кипит жизнь: вот стайка ребятишек запускает ярко раскрашенного бумажного змея. Посреди улицы мальчики играют в волейбол. В городе нередко увидишь надпись: «Улица для игр». Она запрещает проезд автотранспорта и отдает улицу в полное распоряжение мальчишек, которые весь день гоняют мяч. В Рангуне, как и всюду в Бирме, игру в плетенный из лиан мяч — чинлон очень любят. В дни футбольных состязаний на трибунах и вокруг стадиона имени Аунг Сана кипят страсти болельщиков. На столичном стадионе проводятся международные матчи и межобластные соревнования по чинлону, крикету, травяному хоккею, бадминтону, теннису и другим видам спорта.
Рангун весь утопает в зелени, которая освежает воздух и помогает переносить жару. Этому же способствуют большие озера — Ипья и Кандоджи. На Инье можно видеть яхты, медленно, под развернутыми белыми парусами бороздящие тихие воды озера. У вод Кандоджи раскинулся парк имени Аунг Сана. На посыпанных желтым песком площадках всегда шумно от резвящейся детворы. Люди постарше могут отдохнуть под благодатной сенью пышных тропических деревьев. В парке устраиваются народные гуляния и различные зрелища.
Бирманская столица расположилась на левом рукаве Иравади — реке Хлаинг (или Рангун, как ее теперь чаще называют), в 32 километрах от моря. Однако это не мешает Рангуну быть крупным морским портом, который может принимать суда водоизмещением до 15 тысяч тонн и соперничать по объему грузооборота с такими большими портами Индии, как Бомбей и Калькутта. Через Рангун проходит до полутора миллионов тонн грузов ежегодно, в том числе около 90 процентов всего внешнеторгового оборота страны. Хлаинг, как и другие реки Бирмы, несет много ила и откладывает его в своем устье. Поэтому весь фарватер реки находится под неослабным наблюдением специальных рабочих команд. Река Хлаинг соединена 30-километровым каналом Тванте с дельтой Иравади. Таким образом, Рангун связан водным путем со многими селениями, расположенными в этой обширной густонаселенной области Бирмы.
Рангун — происходит от «Ян гон» — означает в переводе на русский язык «вечный мир». Однако это миролюбивое название не защитило город от ужасов войны. В 1824 году англичане высадились в южной части Бирмы и в результате трех кровопролитных войн против бирманского народа захватили страну. Оценив выгодное положение города, они сделали его главными морскими воротами новой колонии. Во время второй мировой войны город бомбили и японцы и англичане. Очень пострадал в воздушной бомбардировке университет. В узких уличках торговых кварталов столицы можно и сейчас увидеть глубокие ямы, наполненные водой и грязью. Это воронки от фугасных бомб.
Страна уже залечила раны войны. Более того, завоевав независимость, Бирма много делает для того, чтобы быстрее вырваться из трясины отсталости, покончить с проклятым наследием колониализма. И в самом Рангуне можно видеть конкретное воплощение этих стремлений. На окраине столицы — в Джогоне создан большой комплекс промышленных предприятий: металлургический завод и завод по производству электромоторов, тепловая электростанция, фармацевтический завод, джутовая фабрика. В пригороде Рангуна — Тамаинге сооружены крупная текстильная фабрика, ряд предприятий пищевой промышленности. Восстановлен нефтеперегонный завод в городе Сириаме. Столица украсилась новыми школами, колледжами, институтами. Советским Союзом построены в Рангуне Технологический институт и гостиница; эти здания переданы в дар бирманскому народу.
Да, облик столицы понемногу меняется. В центре запрещена продажа излюбленного бирманцами бетеля, который окрашивает рот жующего в красно-коричневый неприятный цвет. Теперь на тротуарах не увидишь кровавых пятен от выплюнутой жвачки. На улицах стало чище. С бульваров исчезли переносные лавчонки, походные кухни. Их перевели на выложенную бетонными плитами площадь напротив центрального рынка «Скот маркет». Не так давно на этом месте утопал в грязи овощной базар.
Значительно поредели полчища собак. Собаки в Рангуне до недавнего времени жили огромными стаями: что ни двор, то многочисленное собачье население. И горе было тому псу, который забредал на чужой двор, — на него с оглушительным визгом и воем набрасывались все бесчисленные поколения собачьей семьи. Много в городе ворон, которые своим гамом также причиняют беспокойство горожанам. Даже в местной прессе не раз серьезно обсуждался вопрос, как избавиться от столь шумных и беспокойных созданий.
Бамбуковые домики сохранились главным образом на окраинах — в Оккалапе и Такете. В центре появилось много новых зданий. В Янкин Мьо выстроен квартал современных многоэтажных жилых домов со всеми удобствами.
Путешествие в царство риса
Мы приехали в рангунский порт еще загодя, так как не было точно известно время отплытия. Нас устроили в первом классе в тесную, на двоих, каюту, которая находилась над капитанской рубкой и машинным отделением. Пароходик напоминал судно из кинофильма «Волга-Волга», с тем лишь отличием, что разделялся на классы. На нижней палубе — третий класс. Там вперемежку со свиньями, курами, утками, быками лежали груды овощей, мешки и корзины, которые везли крестьяне. Второй класс помещался на верхней палубе; здесь был буфет с горячим чаем, публика сидела, как и пассажиры нижней палубы, прямо на полу.
Ночью пароходик тихо, без гудков снялся с причала и нырнул, словно в омут. Навстречу неслись рваные белесые клочья стелющегося по воде тумана, отчего плотная темнота, окружившая нас, приобрела грязно-серый оттенок. Яркие белые звезды, усеявшие небо, висели довольно низко — в тропиках звезды кажутся ближе, чем в северных широтах, но свет не помогал нам. Наконец капитан зажег носовой прожектор и узким лучом попытался пробить толщу темноты. Но, будто взъярившись на нежелательное вторжение, еще сильнее заклубились низкие свинцовые тучи. Наш пароходик, словно в испуге, задрожал мелкой дрожью и тревожно загудел. Помощь не замедлила явиться. Прямо в глаза вдруг ударили два ярких снопа света, послышались голоса, забил колокол. Это были маяки, обозначавшие вход в канал Тванте, по которому пролегал наш маршрут в дельту реки Иравади.
Не спалось. Я вышел из тесной каютки и встал на носу. Лицо обвевал приятный морской бриз. Мы уже шли каналом. За бортом грозно бурлила и плескалась черная вода, в отблесках фарватерных фонарей она быстро проносилась мимо. Казалось, мы мчались с космической скоростью. Но стоило посмотреть на огни бакенов — они очень медленно проплывали, — и иллюзия разрушалась. Навстречу шел океанский прилив, он лился мощно, неудержимо, стремительно, и нашему ковчегу приходилось напрягать все свои силенки, чтобы хоть немного продвигаться вперед. От огромного напряжения он дрожал как в лихорадке. Приливная волна проходит вверх по Иравади до ста километров, затопляя пойменные места.
Утро выдалось яркое, солнечное, бодрое. Там, на родине у нас, матушка-зима набрала уже полную силу и гуляет вовсю мороз-воевода, а здесь, в Бирме, наступило самое лучшее время года. Кончились дожди, полгода заливавшие землю, и солнце надолго воцарилось в небе. Безоблачно и не слишком жарко: температура воздуха ночью не опускается ниже 18 градусов тепла. Это сухой прохладный сезон, пора уборки урожая, пора праздников и развлечений — одним словом, золотое время.
Вот и теперь над головой бездонное синее небо без единого облачка, а вокруг — бесконечная плоская равнина, едва возвышающаяся над уровнем близкого моря и уходящая за горизонт. Во всех направлениях она, словно кровеносными сосудами, пронизана водными рукавами и протоками и состоит как бы из бесчисленных островков самого различного размера и формы, между которыми, кроме как при помощи лодки, невозможно никакое другое сообщение. Плывут лодки с высоко задранной кормой. Они приводятся в движение длинным кормовым веслом, которым без устали работает кормчий, или при помощи квадратного паруса. Некоторые лодки движутся под действием пары длинных весел, которыми, стоя на высокой корме, гребет один человек. Снуют узкие, выдолбленные из целого ствола дерева челны. Все эти ладьи — продукт бирманского ремесла. Они отделаны аккуратно и умело. Их линии строги и изящны.
Наш пароходик идет вперед, потом назад, поворачивает направо, потом налево. Он, как гончая, рыщет по этому запутанному лабиринту водных протоков. Там и сям виднеются отдельные хижины рыбаков на высоких сваях или целые бамбуковые городки. Некоторые из них частью построены на берегу, а частью на воде. Полуобнаженные рыбаки хлопочут у развешанных для просушки на бамбуковых шестах рыболовных снастей или плывут, ссутулившись в своих лодках, гребя одним коротким веслом.
Но не рыба главное богатство этого края. Здесь один царь — рис, здесь добывают хлеб Азии. Рисом груженные плывут баркасы и лодки. Низко клонятся к земле рыжие метелки, налитые тяжелым зерном. Во все стороны ходят золотые волны созревшего риса, и лишь кое-где в золото полей зелеными изумрудами вкраплены рощи и перелески.
Могучая полноводная Иравади еще за триста километров до своего впадения в Индийский океан разделяется на сотни мелких, переплетающихся между собой рукавов, которые расходятся веером, достигающим у побережья 250 километров в ширину. Лениво вливаясь друг в друга, постоянно меняя русло, они наконец девятью большими рукавами впадают в море. Общая площадь дельты превышает 30 тысяч квадратных километров, и она из года в год увеличивается. С каждым разливом великая река откладывает новый слой ила. Речные наносы осаждаются в корнях мангровых деревьев. Здесь образовались плодородные аллювиальные почвы, не нуждающиеся в удобрениях. Обилие воды и тепла, плодородные почвы создали в дельте идеальные условия для выращивания риса. Девять десятых площади дельты Иравади занято этой культурой. Здесь собирают более половины всего производимого в Бирме риса — свыше четырех с половиной миллионов тонн. Если Дельта — царство риса, то город Бассейн — его столица. Не успели мы сойти с пароходика, как у самых сходен увидели дородную бирманку, словно на троне, гордо восседавшую в окружении огромных кастрюль с горами пахучего