Уля вскочила, беззвучно охая от острой боли в затекшей пояснице, и застыла на пороге. По вещам, разбросанным на полу, казалось, что Рэм и не думал собираться, а провел ночь, застыв у дверного глазка в ожидании, когда Уля наконец уйдет к себе. Или крепко уснет.
Осторожно обойдя комнату, Ульяна наткнулась на одиноко стоявший в углу террариум. Ипкинс в нем выражал все негодование, на которое только может быть способна черепаха. Вытянув шею, он смотрел на Улю, спрашивая, куда делся Рэм, почему он все еще не покормил его, хотя утро давно уже началось. Уля отыскала на подоконнике жухлый листок и протянула черепахе. Ипкинс чуть слышно фыркнул и поспешил к еде. И пока он отдирал от салата кусочки, придерживая его на месте корявой лапищей с длинными когтями, Уля продолжала стоять у стола, нервно постукивая по дереву костяшками пальцев.
Ночной звонок привел Рэма в ужас. И если тот сбежал, бросив вещи, Ипкинса и Улю, значит, страх этот был сильнее, чем Рэм смог выдержать. И некого тут винить.
Ульяна задержала дыхание, привыкая к еще одной потере, и медленно выдохнула. Потом подхватила тяжелую коробку террариума и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Мысль позвонить Вилке назойливо вертелась в голове со вчерашнего вечера. То, как решительно защищал свое право на близких Рэм, как уверенно он цеплялся за прошлое, за Варю и Сойку, за их размеренную жизнь, сбило Улю с толку. Она была уверена, что прошлое навсегда утеряно вместе с людьми, которые его населяли. Но ведь получилось у Рэма сохранить в себе Ромку, так почему она боится? Чем рискует? Одиночеством? Серой комнатой с плесенью по углам? На кону стояло куда больше – целый месяц жизни, возможно, последний ее месяц.
Тишина забивалась в уши. Оказалось, что пары громких, сметающих все на своем пути дней с Рэмом хватило, чтобы привыкнуть к жизни рядом с людьми. К разговорам и смеху. Но Рэма больше не было рядом. А Вилка была. В это Уля все еще верила. Потому и сжимала в ладони телефон, не решаясь набрать номер.
Что, если Вилка не узнает ее голос? Что, если равнодушно бросит пару дежурных фраз и нажмет отбой? Что, если она давно сменила номер? Что, если Уля со всеми ее необъяснимыми бедами окажется ей ненужной и чужой?..
– Тупая идея, – прошептала Уля, откладывая телефон.
Ипкинс равнодушно возился в камнях, всем своим видом давая понять, что он ни капли не удивлен ее малодушию. Пора было вставать, выходить наружу, закрывать глаза, как учил Рэм, и искать будущих мертвецов. Глупый стишок назойливо крутился на языке, как припев детской песенки.
Выходить на охоту не было сил. Прямо как вставать к первой паре в холодном ноябре. Только не сейчас. Ну пожалуйста. Еще пять минуточек. Только просить об отсрочке было некого, никто не подгонял ее вперед. Просто время бежало. И где-то совсем близко потирал ладони Гус.
Не давая себе задуматься, Уля быстро набрала одиннадцать заветных цифр и нажала зеленую клавишу. В динамике зашумело соединение. Уля испуганно охнула, но поднесла трубку к уху. Первый гудок разнесся по всей комнате. На четвертый раздался официальный голос Вилки – она всегда отвечала на незнакомые номера голосом видавшей виды секретарши.
– Я вас слушаю.
Уля попыталась, но не смогла издать ни звука.
– Я вас слушаю, – повторила Вилка. – Алло!
Уля пробормотала что-то несвязное, чувствуя, как дрожит рука с телефоном.
– Что? Я вас не слышу! Кто это? – Вилка начинала сердиться.
– Это я… – Слова застревали в горле.
– Кто? – Секундное молчание и наконец чуть слышный выдох: – Улька, ты?
Ульяна прижала вторую ладонь ко рту и всхлипнула.
– Улька… Улечка, это правда ты? – причитала Вилка. – Где ты? Господи, скажи мне, где ты, я приеду, пожалуйста, Улечка!
Как они договаривались встретиться в старом кафе напротив универа, о чем говорили при этом, что вообще происходило те полтора часа, пока Уля добиралась до места, продолжая сжимать в кулаке телефон, она толком не помнила. Тепло, накрывшее ее при первом звуке Вилкиного голоса, отделило Улю от остального мира. Она давно перестала мечтать об этом, смирившись с полынной данностью. А оказалось, что все это время Вилка была рядом, на расстоянии одного звонка.
Уля ввалилась в пахнущий кофе и корицей холл кафе и огляделась. Ей показалось, что за годы ее отсутствия тут ничего не изменилось. Даже бородатый бармен у стойки был тот же самый, только татушек на руках поприбавилось.
Рассеянно кивнув в ответ на приветствие официантки, Уля прошла в глубь зала. Ноги сами несли ее к любимому столику в самом углу, рядом с кованой вешалкой. Там, спиной к проходу, сидела Вилка. Ее хрупкие плечи тонули в клетчатом шарфе. Уля нерешительно замерла, но официантка слегка подтолкнула ее вперед, продолжая щебетать что-то о новых согревающих коктейлях и необычайно вкусном штруделе от шефа.
Услышав их, Вилка с шумом отодвинула стул и вскочила на ноги, но так и не решилась обернуться, пока Уля сама не подошла к ней и не прикоснулась дрожащей ладонью к клетчатому плечу. Когда они вцепились друг в друга и застыли, чуть покачиваясь из стороны в сторону, всхлипывая и лопоча что-то неразборчивое, официантка положила на столик две папки с меню и пошла по своим делам.
– Вилка-а-а, – тянула Уля, размазывая по щекам слезы. – Как же я скучала…
– Молчи! Это ты пропала! Мы с мамой чуть не рехнулись, искали тебя… А когда твои съехали…
Ульяна разжала объятия и медленно опустилась в кресло.
– Съехали? – Сердце больно сжалось, но почти сразу отпустило.
– А ты разве не знаешь? – Вилка потерла красные глаза. – Почти сразу… – И сморщилась. – Господи, я столько всего хотела тебе сказать, а сейчас никак не соберусь с мыслями. Как ты? Где ты? Почему не звонила?
Этих вопросов Уля боялась не меньше полыни, которая могла настигнуть их в любой момент. Она беспомощно опустила ладони на столик и принялась вертеть в пальцах меню.
– Ох, да что я? – Вилка подалась вперед и нерешительно погладила Улю по запястью. – Прости… Это все неважно, не хочешь – не рассказывай. Главное, что ты здесь. Уль, я так скучала…
Она выглядела испуганной. Было заметно, что собиралась сюда Вилка второпях: грязные волосы собраны в хвост, тушь осыпалась, а потом и размазалась от слез. Вилка нервно покусывала ноготь на большом пальце.
Уля всматривалась в знакомые черты, толком не зная, что сказать. Внутри нее зрела глухая злость на Рэма. Он так уверенно и легко говорил о прошлом, будто вернуться будет самым простым шагом. И океан вопросов, оправданных и верных, не собьет решившего причалить к родным берегам беглеца.
– Ты так похудела, – вдруг сказала Вилка и сама удивилась прозвучавшим словам: – Что я вообще говорю? – Потерла лоб, помолчала, но молчание явно давило на нее сильнее. – У тебя точно все в порядке?
– Да. У меня все хорошо. – Уля слабо улыбнулась. – Я просто… должна была уехать. Так сложно это все… Я не справилась. Потому сбежала. Вил, прости меня… Ты не заслужила, чтобы я вот так… Не объяснившись… Сначала исчезла, потом появилась. Просто мне сегодня стало совсем невмоготу, а один человек… Сказал, что нельзя постоянно бежать. Вот я и позвонила.
– Это хорошо, что позвонила! – Схватившись за ее сбивчивые объяснения, Вилка даже улыбнулась. – Ну, рассказывай: где работаешь? Или учишься?
– Работаю… На одного человека. – Про страховую фирму Уля и не вспомнила. – Собираю для него… всякие вещи.
– О‐о-о! Антиквариат?
Колючий смешок почти вырвался из Улиного рта, но она сдержалась.
– Типа того. А ты? – Говорить о таких обыденностях было до смешного просто.
– А я бросила филфак. – Вилка пожала плечами. – Как ты… – Она сбилась. – Уехала. Так я и бросила осенью. Перешла на социальную психологию. Изучаю всякие подростковые девиации. Помнишь, какими мы были? Так вот! Бывает куда хуже! – И засмеялась, легко и беззаботно.
Уля заставила себя улыбнуться, губы через силу растянулись. Какой диагноз поставила бы ей Вилка, расскажи Уля правду, – знать не хотелось.
– А там познакомилась с аспирантом. Зовут Влад. Во-о-от… – Она лукаво поглядела на Улю и вытянула правую руку, демонстрируя тоненькое колечко с бирюзовым камешком. – Мы съехались год назад, а весной собираемся расписаться.
Еще одна слабая улыбка оказалась единственным, что Уля сумела выдавить из себя.
– Поздравляю, – проговорила она, просто не зная, что еще сказать.
Вилка чуть нахмурилась и тут же жалобно ойкнула.
– Ты сказала, что у тебя что-то случилось сегодня… Ты рассталась с кем-то?
Сумрак коридора, голодный поцелуй в дверях, пронзительная трель телефона пронеслись перед Улей.
– Да… Можно и так сказать.
– Улечка, да забей. – Вилка снова погладила ее по запястью чуть ближе к кисти, чем начиналась скрытая рукавом ветка полыни. – Ты такая красавица, еще сто штук себе найдешь! По кофейку?
Уля кивнула, убрала руку и натянула рукав до самых пальцев.
– Давай. Мне капучино.
– С корицей и шоколадной крошкой, я помню.
Они молчали, прислушиваясь к шуму кофейной машины, пока официантка не принесла две большие чашки кофе и осторожно поставила между ними блюдце с печеньем.
Уля обхватила ладонями горячие керамические бока и втянула плотный аромат кофе. Ей вспомнился картонный стаканчик, купленный у метро всего за пару минут до того, как Вилка обогнала ее на узкой тропинке к дому. Та угадала ее мысли и, шумно отхлебнув из своей чашки с высокой шапкой взбитого молока, спросила:
– Слушай, а я не могла тебя видеть… У нашего метро пару дней назад?
Уля сделала маленький глоток и зажмурилась, наслаждаясь сливочной горечью на языке.
– Да… Я была там. Не решилась тебя окликнуть.
– Я потом Владу так и сказала, что это, кажется, была ты… А он отмахнулся: мол, у меня глюки. Такой дурак… – Вилкин голос потеплел. – Я так хочу вас познакомить! Давай ты к нам приедешь?
Ответить было нечего. Врать не хотелось, хватило глупости про антиквара Гуса, но и мысль, что Уля когда-нибудь поедет в гости слушать, как нелегко дается подготовка к свадьбе, откровенно смешила. Насколько легко было говорить с Рэмом о страшных, неминуемых, жестоких в своей реальности вещах, настолько сложно оказалось поддерживать легкую беседу с Вилкой. Нужно было искать пути отхода. Уля сделала большой глоток.