– Может, в пятницу? – спросила Вилка.
Бармен за стойкой громко звякнул стаканами, включил висевший на стене телевизор. Вилка обернулась на звук. На экране появилось озабоченное лицо ведущей. Она поправила очки и продолжила прерванный роликом репортаж.
– Эти подростки называют себя зацеперами. В поисках острых ощущений они катаются на крышах вагонов, вагонных сцепках электричек и скоростных поездов. Часто – со смертельным исходом.
Кадр сменился: теперь на экране неслась пригородная электричка. Держась за выступы последнего вагона, на нем повисли трое парней. Они что-то кричали оператору, размахивая руками. Уле показалось, что самый высокий из мальчишек сейчас сползет вниз, и, пока инерция будет тащить его вперед, от его хрупенькой фигурки не останется ничего умеющего материться и нахально скалиться в камеру.
Но поезд скрылся, и в кадр вернулась девушка-репортер.
– Сегодня зацепинг – это молодежное движение со своим уставом, традициями, негласными правилами этики, языком общения. Многочисленные группы трейнсёрферов общаются в Сети, создают сообщества. Остановить таких экстремалов-любителей могут только серьезные травмы, которые, впрочем, не заставляют себя ждать. – Девушка сморщила аккуратный носик. – Молодые люди получают тяжелые увечья, падая на железнодорожные пути, погибают от удара током во время езды на крыше поезда. Но даже прямая угроза жизни и многотысячные штрафы их не останавливают.
Вилка кивала, слушая репортаж, а потом повернулась к Уле.
– Хорошая программа, нас ее в универе заставляют смотреть, называется «Номера SOS», не слышала? Я просто статью писала на эту тему. Такие ребята чаще всего живут в обеспеченных семьях. Внимание обратить на себя пытаются, наверное. И приключения ищут на стороне. Дураки, конечно. – Она рассеянно улыбнулась. – Но насильно никого счастливым не сделаешь, так ведь?
Уля кивнула, продолжая вслушиваться в бормотание телевизора. Внутри зарождалось ощущение томительного ожидания скорой беды. На языке привычно горчило. Рядом точно был тот самый будущий мертвец. И Вилка казалась самым подходящим кандидатом. И Уля не отрывала взгляда от экрана, только бы не смотреть ей в глаза, судорожно обдумывая, как бы провалиться сквозь землю. Надо же было послушаться Рэма! Повестись на его сладкие речи о полыни, которая уже подчинена.
Репортер на экране все говорила и говорила, крутились ролики, где оборванные подростки, запрыгивавшие на товарняк, сменялись хорошо одетыми парнями, лихо высовывающимися из дверей несущегося вагона. Вилка тоже что-то щебетала, рассказывая, как пыталась пообщаться с таким вот зацепером, пока писала свою статью, и как далеко она была послана в ответ на все свои исследовательские потуги. Уля кивала, думая, что вот, еще минута, и она встанет, рассыпаясь в тысяче извинений, подхватит куртку и побежит отсюда, не чувствуя ног, а потом, конечно, придется менять номер телефона, чтобы Вилка никогда ее больше не нашла.
Размышляя об этом, Уля не сразу поняла, что мир начал расползаться, кафе наполнилось густым полынным туманом. Он заволок все – и столики, и барную стойку, и официантку, и посетителей, и даже Вилку. Один лишь экран телевизора на стене продолжал светиться чуть размытым пятном.
Кудрявую репортершу сменил фарфорово-красивый, очень худой мальчик. Ролик определенно снимался на телефон, но даже дрожащая, замыленная картинка не могла скрыть его аристократических черт. Откинув капюшон со смоляных волос, он посмотрел прямо в камеру. Полынь уже захлестнула Улю, оглушила травяной горечью, но она успела разобрать слова:
– Меня зовут Глеб Ямской, и вы меня знаете! – нахально выкрикивал парень, отчаянно бравируя, но улыбка с щербинкой выдавала его детскость. – Сейчас я готовлю для вас крутой ролик! Вы офигеете, когда увидите его! Подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки; когда я наберу больше ста тысяч просмотров этого видео…
Он говорил что-то еще, но Уля уже стояла рядом с ним на крыше несущейся электрички. Ветер бил сразу со всех сторон. И если бы Уля на самом деле оказалась там, то рухнула бы вниз в долю секунды. Но ее не было. Была тоненькая фигурка парня в толстовке. Он стоял чуть согнув колени и держался рукой в резиновой перчатке за скобу у самого края вагона. Ветер сорвал с него капюшон, оголяя голову, обхваченную ремешками гоу-про камеры. Он что-то кричал, размахивая свободной рукой. Но рев электрички наполнял грохотом все вокруг. Уля слышала его даже через полынную пелену.
Когда поезд начал замедлять ход, парень потянулся, чтобы поправить ремешок камеры, крышу тряхнуло и пластик соскочил с пальцев. Мальчишка резко дернулся, попытался схватить ускользающий коробок и оторвал вторую руку от скобы.
Уля успела разглядеть, как недовольство на его лице сменяется страхом. Он еще пытался схватиться за что-то, остановить падение, но Уля была уверена: не выйдет. Вот поезд дернулся, переходя по стрелке на соседний путь, и мальчишка соскользнул вниз. Последним, что видела Уля, была крупная бисеринка пота на мигом побледневшей губе.
Полынь нестерпимо сгустилась, но Уля уже научилась с этим мириться. Она сделала глубокий вдох, позволяя туману пропитать себя насквозь. Когда бескрайняя ширь железнодорожных путей сменилась полутемным уютом кофейни, Уля точно знала, что вещица, запомнившая смерть, брошенную напоказ интернету красивым мальчиком Глебом Ямским, осталась валяться на острых камешках возле рельсов. Разбитым глазом маленькая камера продолжала снимать, как обмякло бездыханное, поломанное молодое тело. Гусу этот ролик определенно бы понравился.
Вилка что-то щебетала, рассказывая о свадьбе, Владе, маме и поездке на теплое море, но Уля ее не слушала. Сладкая кофейная горечь на ее языке мешалась с горечью полынной.
Лось
Ноутбук загудел особенно жалобно и завис. Уля чертыхнулась под нос, подергала мышку и откинулась на спинку дивана. Компьютер давно уже работал на последнем издыхании, как старый курильщик, поднимающийся на двенадцатый этаж без лифта. Купленный в надежде, что затворничество может приносить какие-то средства к существованию, если работать удаленно, ноутбук не сумел окупить даже свое приобретение.
Но сейчас его помощь была просто необходима. Как отыскать нужного ей Глеба Ямского, Уля представляла вполне отчетливо. Такие, как он, не пытаются скрыть свою личность, не забиваются в угол, обрывая все контакты. Нет. Дефицит внимания, подростковая жажда стать особенным, популярным, не таким как все, толкают на глупые поступки. Или опасные. Чаще всего – опасные.
Этот самый Глеб стоял перед Улиными глазами, нахально скалясь в камеру. Он ждал от своих почитателей признания. Сто тысяч просмотров от ста тысяч мертвецов. Аристократические черты в памяти Ули сменились кривой ухмылкой Рэма. Еще немного, и она почуяла бы табачный дым, и хриплый голос прошептал бы в самое ухо: «Они все уже мертвы. Сто тысяч золотых рыбок». Но рядом никого не было. Рэм исчез, не оставив ни единой подсказки, как его отыскать. И Уля удивлялась собственному безразличию.
Ей не было обидно, и страшно за него не было; даже беззвучный разговор по телефону, приведший Рэма в такой ужас, теперь вызывал лишь слабый интерес. Даже встреча с Вилкой отошла на второй план, куда-то далеко, за полынную пелену.
Как только туман в кафе рассеялся, а голову перестало кружить, Уля спешно попрощалась, пообещав обязательно позвонить на неделе. Разочарование в глазах Вилки не произвело на Улю никакого впечатления.
«Подписывайтесь на мой канал, ставьте лайки; когда я наберу больше ста тысяч просмотров этого видео…» – говорил с экрана Глеб, и если бы Уля могла, то начала бы молиться, чтобы мальчик не ринулся снимать новый сюжет до того момента, пока она не отыщет его и не поймет, как перехватить в реальном мире.
«Когда ты злишься, у тебя больше шансов выжить, – говорил Рэм. – Страх загоняет тебя в тупик».
– Предвкушать полынь, а не бояться… – шептала Уля, взбегая по грязным ступеням подъезда. – Все так и есть.
Переступив порог, Уля сразу же споткнулась о раскиданные у входа тюки. Оксана копалась у большого шкафа, который вновь загородил собой проход в комнату Рэма. В сердце что-то кольнуло – чуть ощутимо, издалека. Больно больше не было. Злая, колючая энергия пружинила в мышцах. Оксана услышала ее шаги и разогнулась. По красному отекшему лицу щедро расползались белые пятна.
«Сердечная недостаточность, – равнодушно подумала Уля. – Еще один мертвяк».
И сама испугалась своей жестокости. Ровно на одну секунду, пока ключ поворачивался в замке. В комнату она вошла, уже не вспоминая об Оксане. Все мысли занимал спящий мертвым сном ноутбук.
Теперь оживленный правдами и неправдами компьютер шумел, а Уля выстукивала пальцами раздраженную дробь. Скорее, еще скорее, так быстро, как только могут отмирающие микросхемы. Может быть, в этот самый момент Глеб Ямской уже забирался на крышу, схватившись рукой в прорезиненной перчатке за скобу вагона. Может, он уже потянулся поправить ремешки на лбу. Может, вагон уже дернулся на переезде. Может, Глеб уже рухнул вниз, ломая тонкий мальчишеский хребет, а камеру подхватили загребущие лапищи полицейского и поместили ее в прозрачный пакет с биркой «Вещдок». И тогда первая вещица ускользнет от Ули без возврата.
Она скрипнула зубами. Экран наконец моргнул, выдавая целый список видео, найденных по запросу «глеб ямской зацепинг видео». Первая же ссылка вела на личную страничку. Фото на главной – смазанное, черно-белое – пыталось скрыть природную красоту Глеба, но выходило плохо. Он был похож на фарфоровую куклу и тонкими пальцами прижимал к лицу черную ткань, кажется шарф, но тот лишь подчеркивал его острые скулы и восточный разрез глаз.
– И чего тебе дома не сидится? – спросила Уля, пролистывая фотки на стене.
Спокойствием и прилежностью Глеб точно не отличался. Фоном для его отчаянно храбрящегося лица то и дело служили крыши высоток, заброшенные дома, территории строек и заводов. Но своим новым нутряным чутьем Уля ощущала страх. Не нужно было заглядывать во тьму, чтобы понять: Глеб боялся каждого трюка, совершенного на потеху подписчикам. Но все равно раз за разом залезал туда, куда не следует. Чтобы лайков у фотографии набралось на пару сотен больше, чем у предыдущей.