– Войдите! – услышала она приглушенный голос Вари.
Трехместная палата оказалась тесной, но с высокими потолками, и это придавало ей неуютный, холодный вид, больше подходящий привокзальной комнате ожидания, чем месту, где больной получал покой и заботу. Свет лился из узких окон, задернутых полупрозрачными шторками.
Две ближайшие кровати пустовали. Аккуратно застеленные покрывалами, они белыми пятнами маячили где-то на краю сознания, когда Уля перевела взгляд на третью. Там, спустив ноги в ботинках с бахилами, сидел Рэм. Бледный до тошнотворной синюшности, он устало прикрыл глаза и, кажется, ничего кругом не замечал.
Варя сидела на низком стуле, накрыв ладонь Рэма своей мягкой ручкой. Когда Уля вошла, Варя повернулась ей навстречу. Два горных озера ее глаз переполняли слезы.
– Спасибо, что приехала, – еле слышно проговорила она, хватая себя за ворот цветастой кофточки.
– Спасибо, что позвонила, – откликнулась Уля, не решаясь подойти.
Рэм продолжал безучастно сидеть, не открывая глаз. Варя осторожно дотронулась до его плеча, но тот только качнул головой. Уля сделала два маленьких шага вперед и снова остановилась. Если бы Рэм метался в агонии невыносимой боли, это было бы куда менее жутко, чем абсолютное безразличие манекена. Полынь выпила из него все человеческое и принялась за последнее – оболочку.
– Уже третий час так сидит… – всхлипнув, сказала Варя и прижала ладонь ко рту. – Ничего не говорит… Даже глаз не открывает. Приходил доктор… сказал… сказал – передоз… Взяли кровь на анализ… Но я точно знаю: Ромка к нам приехал совершенно трезвый. Что бы я, не поняла, что он под кайфом? – Она все говорила и говорила, но слова не могли рассеять беду. – Они с Сойкой взялись красить дверь сарая – может, надышался? Но тогда бы и ей плохо стало… Я ничего не понимаю… – И заплакала, тихо и страшно.
Мягкие плечи вздрагивали в такт всхлипам. Уля наконец заставила себя приблизиться и неловко погладила Варю по волосам.
– Ну подожди… Еще же не ясно ничего, – бормотала она, чувствуя, как жжется на языке ложь.
– Его врач осмотрел… Сказал, что он избитый весь. Два ребра сломаны точно, кажется, трещина еще в одном. Как это вообще может быть? – не унималась Варя. – Он ведь тащил дверь эту чертову, помогал ее повесить…
– Не черти, – машинально попросила Уля, стараясь не смотреть на безжизненную руку с длинными худыми пальцами.
– Вот и Ромка мне так всегда говорит, – слабо улыбнулась Варя.
Они помолчали.
– А Сойка где? – осторожно спросила Уля, которой совсем не хотелось встречаться с их прозорливой подружкой.
– Уехала оформлять для Ромки полис. Сам он так и не удосужился… По скорой его, конечно, привезли сюда, но положить просто так не могут. Нужны документы.
– Он же не хочет ложиться. Ты сама сказала по телефону.
– А кто его спросит? – Первый раз в голосе Вари послышалась твердость. – Он упал на моем дворе, весь в кровавой пене, дергался, как в припадке… И я буду его слушать? Нет. Не буду.
В ответ Рэм слабо застонал и приоткрыл глаза.
– Я все слышу, – прохрипел он.
– Ромочка…
Варя всхлипнула совсем отчаянно и обняла его за плечи, тот болезненно охнул. Уле, замершей в паре шагов от кровати, вспомнились лиловые кровоподтеки на впалой груди. С переломанными ребрами вряд ли станешь фанатом обнимашек.
– Прости-прости, – залепетала Варя и отпустила.
– Мне просто нужно отдохнуть… Отвези меня домой, я полежу пару дней, и все будет нормально.
– От кровавой рвоты постельный режим не поможет! А если у тебя язва открылась? Уля, скажи ему! – Варя обернулась через плечо.
Рэм открыл глаза чуть шире и наконец-то заметил Улю.
– Ты что тут делаешь?
– Это я ее позвала, – встряла Варя, пока Уля подыскивала слова. – Позвонила, и она приехала…
– Откуда у тебя ее номер? – Даже через полынное отупение в голосе Рэма слышалось недовольство.
– Из твоего телефона. – Варя оправдывалась, как провинившийся ребенок. В другой ситуации и при других обстоятельствах это было бы мило.
– Так ты еще и телефон мой взяла… Отлично. – Рэм постарался принять вертикальное положение, чтобы продолжить ссору, но бессильно завалился на бок.
Уля первой оказалась рядом. Она помогла ему подняться и усадила у стены, мельком шепнув на ухо:
– Перестань быть таким козлом, пожалуйста. – А вслух попросила у притихшей Вари: – Принеси ему воды, хорошо?
Та поспешно кивнула и направилась к двери. Когда она вышла, Уля достала из кармана кулек с таблетками и протянула Рэму.
– Четыре штуки. Все, что есть.
Она надеялась, что этого хватит, чтобы привести умирающего служку в порядок, но Рэм не спешил радоваться. Только скривил губы в знакомой ухмылке.
– Уже не поможет.
– Как? – Уля медленно осела на низкий стул.
– Вот так. – Он задрал рукав темно-серой рубашки, показывая Уле запястье, а сам отвернулся с отсутствующим видом.
На синюшно-бледной коже ярко проступили черные нитки вен, а вот полынная метка стала совсем бледной. Чуть заметный контур выцвел, чернила же, заполнявшие цветом листки, и вовсе исчезли – рука вновь стала такой, какой была до игры. По спине Ули медленно скатилась холодная капля пота.
– Что это значит? – хрипло спросила она, отлично зная ответ.
– А то и значит. Силы эта гадина из меня уже выпила, теперь пьет жизнь. – Рэм поморщился, опуская рукав. – Таблетки только продлят это все… Не хочу.
– Нет, подожди, я не понимаю… – Уля окинула взглядом палату, словно надеясь, что стены смогут излечить больного одной своей чистотой. – Но нужно же что-то делать! Что-то же делают?
– Ага. Ждут звонка от Зинаиды. Потом приезжают ребята наподобие твоего папаши и увозят. На кормежку… – Он попытался ухмыльнуться. – Я только вчера ночью был там… Надо было разгрузить какие-то коробки, не суть… Сразу понял, что меня уже не отпустят, такое там чуют. Но Гуса отвлекли, кто-то его позвал… Короче, он уехал, и нам сказали выметаться. Повезло. А я сдуру поехал к Варьке, повидаться, блин.
Уля закусила губу, вспомнив, как рванула за Гусом служка по имени Ксюша, чтобы тот приехал в офис разбираться с загадочной чехардой. Выходит, это уберегло Рэма от тумана. Пока что. Иначе копошиться бы ему в траве вместе с толстой завучихой. От этой мысли стало совсем мерзко.
– Ну видишь, повезло же! Значит, у нас есть время! Сейчас придет врач, тебя осмотрят, анализы… все такое. Может быть, есть какое-то научное объяснение всей этой фигни…
– Не смеши, а? – Рэм слабо отмахнулся. – Максимум, что я тут успею, – испугать своей пластмассовой рожей Варьку. – Он помолчал, собираясь с силами. – Слушай, увези меня, пожалуйста, прямо сейчас. Свалим, пока нас никто не видит. Я не хочу, чтобы она запомнила меня… таким.
– Нет, так нельзя. – Уля покачала головой, прекрасно понимая, что Рэм прав. – Варя тебе за водой пошла, а Сойка полис оформляет… Да они с ума сойдут, если мы сейчас исчезнем!
– С ума они сойдут, когда я начну обращаться в эту херню манекенную… А я начну, ты сама это знаешь.
Уля знала. Прекрасно могла представить, какой твердой и гладкой на ощупь станет синюшная кожа Вариного Ромочки, как равнодушно он будет моргать кукольными глазами, как челюсть его начнет двигаться, будто у марионеточной куклы. И никто не сумеет объяснить, что с ним. Спишут на последствия приема какой-нибудь новой смеси. Повесят на Рэма ярлык подыхающего наркомана, а потом за ним приедут в ночи и заберут в туман. А Варя останется один на один со своим горем. Сбеги они сейчас, горе, конечно, никуда не денется, но неизвестность была лучше жесткой, как искусственный свет, уверенности: близкий умер от передоза, а ты даже не догадывался, что он в беде.
– Ну вот, ты сама знаешь, что так будет лучше. – Словно поняв все ее сомнения, Рэм приподнял голову. – Дай я все-таки выпью эту гадость… Вдруг поможет чуток? И поехали. Поскорее. Пожалуйста.
– Но тебе же плохо, – жалобно пробормотала Уля, наблюдая за тем, как тяжело сглатывает он полынные кругляшки. – Врачи помогут снять боль. Хотя бы.
– Справлюсь сам. У меня на такой случай давно уже таблетки припасены.
– Ты же сказал, они уже не помогают?
– Обезбол, Уля. Обычный обезбол. Прихватил из больнички… был случай. Короче, продержусь дня три-четыре, а там Зинаида объявится. – Рэм уже поднимался с кровати, хватаясь за стену, но почувствовал, как сжалась Уля от его слов, и остановился. – Ну чего ты как маленькая? Представь, что у меня рак, а я никогда моря не видел. Поедем сейчас грабить наемников и воровать машины.
Уля судорожно всхлипнула.
– Черт, соберись, ну пожалуйста. – Рэм жалобно улыбнулся ей, с трудом удерживаясь на ногах.
– Не черти, – прохрипела она.
– Не буду, если увезешь меня отсюда. Честное слово.
Когда здание больницы осталось позади, Уля сумела наконец выдохнуть. Все то время, пока они выбирались наружу, вздрагивая и оглядываясь по сторонам, будто и правда собрались грабить наемных убийц из фильма, Уля чувствовала, как сжимает горло вина перед Варей. Ее они мельком увидели в другом конце коридора. Она стояла, повернувшись к ним спиной, и о чем-то разговаривала с врачом. И не оглянулась, даже когда Рэм запнулся и чуть было не рухнул на пол.
– Тише ты, – взмолилась Уля, подхватывая его под локоть, и Рэм зашипел сквозь сжатые зубы.
Скрипучие двери лифта никак не желали закрываться, а Варя все стояла к ним спиной в этой своей цветастой кофточке, в плотной юбке до колена, с наспех заколотыми волосами. Такая домашняя и теплая. Рэм не сводил с нее глаз, тяжело опершись на стенку лифта. Уле показалось, что он сейчас рванет наружу и дальше, вдоль по коридору, чтобы снова прижаться лицом к Вариному плечу, вдохнуть запах дома, который она несла с собой, как знамя, куда бы ни шла. Но двери с лязгом поползли навстречу друг другу.
– Мы можем вернуться, – чуть слышно пробормотала Уля.
– Вызывай такси, – процедил Рэм в ответ, стараясь дышать глубоко и ровно.