Никогда еще Уле не было так жутко. Страх поднимался снизу вверх, делая тело мягким и податливым, как подтаявшее масло. Больше всего на свете ей сейчас хотелось попятиться, не поворачиваясь спиной к кулисам, и побежать прочь. Но Рэм уже шел вперед по проходу. В его напряженной спине читалось то ли отчаяние приговоренного, то ли равнодушие человека, принявшего окончательное решение. Он не боялся, а может, чертовски умело скрывал свой страх. Но он шел, и Уле ничего не оставалось, кроме как пойти за ним.
Три ступеньки, три скрипа под ногами. Запах пыли перебивался тонкой горечью. Пока еще далекой, но уже явственной. Рэм первым взялся за край занавеса. Он так и не обернулся на Улю – та протянула руку, чтобы прикоснуться к его плечу, но ткань уже качнулась в сторону. Секунда, и Улины пальцы повисли в воздухе. Рэм шагнул в темноту, не давая себе ни мгновения на раздумье.
Уля зажмурилась и позволила тьме под веками забрать ее. Один шаг – и подошвы ботинок заскользили по влажной земле. Ульяна постояла немножко, привыкая к сбивающей с ног горечи, к ветру, обдувающему лицо, к запахам и звукам поля, и только потом открыла глаза.
Ничего не изменилось. Полынь расстилалась перед ними серо-зеленым морем. Свежая, обновленная недавней волной тумана. Только теперь Уля начала понимать, что в самой полыни не было ничего жуткого. Она просто росла на этом поле. И не ее вина, что поле это оказалось границей мира. Не будь туман отравлен сумасшествием пленников Гуса, сила эта не была бы такой гиблой. Не была бы духом самой смерти.
Уля сделала шаг и опустилась на землю, позволяя траве нежно оплести ее руки.
– Знаешь, я искал как-то настоящую полынь. Ту, что просто растет на пустырях. Она по-другому пахнет, – глухо проговорил Рэм, усаживаясь рядом. – Не так горько. Даже… – Он смутился, но продолжил: – Медово. Да, мед.
– Я знаю, – кивнула Уля, не поднимая глаз. – Мы чувствуем горечь, думая, что это она… Но это они. Помнишь, ты говорил, что полынь – это запах дурной смерти? Запах страха. Да, это страх. Страх оставленных за стеной. Не смерти они боятся, а нас… Услужливо несущих подарочки Гусу.
В ответ ей подул ветер, и трава качнулась, согласно кивая всему сказанному. Рэм молчал, всматриваясь в туманный горизонт, где поле сливалось с небом, отделенное от него лишь тонкой серой полоской стены.
– Нам лучше пойти… Гус может появиться минут через тридцать. К тому времени… мы должны уже во всем разобраться, – хмуро сказал он, поднимаясь.
– И свалить куда подальше, – откликнулась Уля, но Рэм ничего не ответил.
Они зашагали по колено в траве. Жесткие стебли цеплялись за штанины. И от их колючих назойливых прикосновений становилось еще страшнее.
– Не помнишь, долго идти? – спросил Рэм, проглатывая очередную капсулу.
– Я тогда бежала, не разбирая дороги. Помню, что нужно было спуститься с обрыва, вон там, мы уже прошли… а дальше просто вперед.
– Ну, маршрутов тут немного. – Он хмыкнул, пряча пузырек в карман. – Стена-то должна тянуться от неба до неба…
– Только голубей я что-то не вижу, – в тон ему ответила Уля, оглядываясь. – Да и хлеба мы не захватили.
Туман настиг их внезапно. Казалось, секунду назад Уля прекрасно видела, как тянется линия горизонта, и вот все кругом подернулось дымкой. Трава – свежая, молодая у выхода в поле – здесь была уже седеющей. Еще чуть-чуть, и зацветет.
– Нужно спешить!
Ульяна схватила Рэма за руку и потащила вперед. Тот попытался вырваться, но, как только первый язычок тумана дотянулся до его щиколотки, оголившейся из-за сползающего носка, болезненно охнул и перешел на бег.
Кочки сами прыгали им под ноги, пытаясь повалить на землю. Уля угодила ногой в затопленную ямку и сразу же промокла. Рэм шипел сквозь зубы, стоило туманной взвеси к нему прикоснуться. Уля тоже чувствовала эти болезненные прикосновения, но их едкие укусы были пока терпимы. Сила метки еще оберегала ее. А вот Рэм оказался один на один с томящимися за стеной. С отравленным ими туманом.
– Черт, – только и повторял он, дергаясь от боли.
– Тебе нужно вернуться, – упрямо откликалась Уля, лавируя между тянущимися к ним белесыми языками. – Подождать меня там… У выхода.
– Нет! Я сам должен все увидеть… – шипел Рэм и шагал напролом, в самую пелену.
На его шее расползался багряный ожог, словно кто-то хлестнул по коже крапивой. Уля старалась не смотреть – вести сюда Рэма было преступлением, но у них просто не было времени на споры.
Стена замаячила впереди, когда легкая дымка тумана начала превращаться в молочное полотно. Рэм уже не вскрикивал. Он упрямо шел вперед, сжав кулаки. На скуле краснел еще один ожог. Вся шея покрылась волдырями.
– Тебе нельзя туда. – Уля остановилась, повернулась к нему лицом и уперлась в его грудь ладонями. – Там уже не видно ничего… Один туман. Это же как в кислоте искупаться.
– Я должен… – Рэм попытался оттолкнуть ее руки, но Уля вцепилась в ткань рубашки еще сильнее.
– Я схожу. Я поищу Артема, я поговорю с ним… А ты просто иди назад. Не надо ничего мне доказывать…
– Тебе? – Рэм с трудом отвел воспаленные глаза от стены и посмотрел на Улю со злым удивлением. – Ты думаешь, это я перед тобой красуюсь? Подыхаю тут, чтобы тебя поразить? Там моя мама.
Ульяна застыла, не зная, что ответить. Ей стало до тошноты стыдно за свою самонадеянную глупость. Ей и правда казалось, что Рэм идет к стене, чтобы помочь ей увидеться с отцом. Про мать, привязанную украденным крестиком к полынному полю, она почти забыла.
– Прости… – только и смогла выдавить из себя Уля, чувствуя, как жар заливает щеки.
– Да пошла ты, – бросил Рэм, отталкивая ее руки, и шагнул в туманное молоко.
А Уля осталась стоять, моля Бога, в которого не верила, чтобы болезненный вскрик Рэма пронесся мимо, не достигнув ее ушей. Бог, разумеется, не ответил. И Уля пошла вперед, не видя ничего дальше вытянутой руки. Но хриплые стоны, вырывавшиеся сквозь сцепленные зубы Рэма, вели ее за собой. Время замедлилось. Утонуло в могильной горечи. Стена надвигалась плавно, чуть покачиваясь на молочных волнах. Уля чувствовала ее приближение. Ближе и ближе. Каждый шаг делал стену все явственнее. И вот впереди замаячила сгорбленная фигура Рэма. Уля сделала еще пару шагов и тоже замерла.
Рэм стоял перед стеной. У его ног валялся пустой пузырек от лекарств. Он просто отбросил его прочь, проглотив разом все оставшиеся капсулы. Потому и держался еще на ногах.
– Рэм… – осипшим голосом выдохнула Уля, но тот не шелохнулся. – Рома…
Он вытянул из кармана пачку, не глядя провел пальцами по корешку, проверяя, сколько сигарет в ней пряталось, и засунул обратно, оставив себе одну. Зажигалка никак не хотела слушаться его дрожащих пальцев, он все чиркал колесиком, но слабое пламя гасло в туманной влажности.
Уля осторожно приблизилась, потянулась к его руке. Длинные пальцы с обкусанными ногтями дрогнули и выпустили зажигалку. Ульяна зажгла огонек. Рэм кивнул, наклонился к огню и прикурил.
– Слышишь их? – спросил он.
Ульяна закрыла глаза. За стеной продолжали ходить, вздыхать и плакать. Заметили ли они дни, прошедшие с момента, когда Уля была здесь впервые? Существовало ли для них время? Или годы, проходившие мимо, сливались в одну-единственную полосу тумана – белесую, горькую, беспросветную?
– Слышу… – ответила Уля, открывая глаза.
От стены Рэма отделяло меньше шага. В одной руке он продолжал сжимать пачку, между пальцами второй держал зажженную сигарету и вместе с этим огоньком тянулся к каменной кладке. Полынная метка на запястье налилась темнотой.
– Нет! – закричала Уля, теряя себя в неудержимом страхе. – Не трогай!
Но Рэм ничего не слышал. Он чуть покачивался в такт движению туманных волн, струящихся вокруг него. Одним рывком Уля оказалась рядом и повисла на его руке. От неожиданности Рэм оступился, тлеющая сигарета упала в траву и тут же потухла. По туману прошла взволнованная рябь – как хищник, от которого в последний момент ускользнула добыча, он недовольно попятился, отходя в сторону.
– Тебе нельзя ее трогать… – всхлипнула Уля, прижимаясь лицом к куртке с горьким запахом страха. – Я же кричала тебе… А ты…
Рэм растерянно помотал головой, прогоняя оцепенение.
– Мне показалось, что они зовут меня…
Уля тяжело сглотнула.
– Даже если так. Даже если они там всей компанией тебя ждут… Ты никуда не пойдешь. И не дотронешься до этой чертовой стены… – начала она.
– Не черти. – Рэм слабо улыбнулся и пригладил ее волосы.
В этом жесте было столько нежности, что плакать захотелось еще сильнее.
– Это было так глупо – идти сюда! Нам не нужны ответы. Нам нужно просто найти третий подарочек и вытащить тебя. Все. Никаких больше стен, туманов и полыни. Ничего такого. Отдадим Гусу вещицу… И будем свободными. Понял меня? – Она вздернула подбородок, стараясь выглядеть менее жалкой, чем привыкла за последние годы.
Но Рэм смотрел куда-то мимо. Слабая улыбка медленно сползла с его лица, уступая место мертвенной бледности.
– Что? Тебе плохо?
Но он медленно покачал головой.
– Никуда мы не пойдем, Ульян. – Тихий, устрашающе спокойный голос пробирал до костей. – Мы уже пришли. – И Рэм потянулся рукой в туман. – Здравствуйте, Артем.
Птички в клеточке
Только теперь Уля почувствовала, как холодный ветер обнимает ее спину. Как затихает шелест травы. Как наливается молоком туман. По полю вышагивал белесый мужчина. Лохмотья висели на его выпирающих костях. Жидкая борода, отросшие космы, глаза, подернутые туманной дымкой…
– Папа, – попробовала выговорить Уля.
Но существо, шедшее к ним, не было похоже на человека. Тем более на того, кто обращался к ней в последней записке.
– Здравствуйте, – повторил Рэм и протянул ему руку.
– Трону – уйдешь, – грустно пробормотал мужчина. – Далеко уйдешь. Туда уйдешь.
– Артем, мы искали вас, – не сдавался Рэм. – Мы прочитали ваши записки. Помните, вы писали их?