помещается. Первоначальное чувство неприязни к такому постоянному соседу постепенно притупляется, когда понимаешь, что ящерки избавляют тебя хотя бы от части многообразия того ползающего, прыгающего, летающего мира насекомых, который окружает тебя в твоей квартире. Причем не все эти жучки и паучки так уж безобидны. Некоторые оставляют на коже долго не заживающие следы, как после настоящего ожога.
Однажды я был приглашен в гости к известному бирманскому журналисту У Ба Тану, который и в свои восемьдесят с лишним лет не бросает любимого занятия. В скромной однокомнатной квартире на последнем, пятом этаже я заметил у окна проволочную клетку с приманкой и поинтересовался, для чего она здесь.
— Крысы одолевают, знаете ли, — смутился У Ба Тан. — Вот и ловлю их каждую ночь.
Приспособление ничуть не напоминает мышеловку, и У Ба Тан пояснил:
— Ловлю и выпускаю через окно на крышу соседнего дома. Эти не придут больше, — заверил он.
Но приходили другие по нескольку штук и в одиночку, и каждый раз старый У Ба Тан деликатно выпроваживал их, не прибегая к насилию.
Согласно буддийским канонам запрещается убивать всякую живность, и под охраной традиций в Рангуне расплодилось столько крыс, что власти вынуждены были в прессе и по радио призвать население к истребительной войне с этим распространителем инфекционных заболеваний. Призыв не вызвал особого энтузиазма. Крысы забираются на чердаки домов и способны преодолевать, казалось бы, немыслимые преграды. Приходилось видеть, как они передвигались от дома к дому даже по электрическим проводам, карабкались по отвесным стенам. Присутствие человека их вовсе не смущает, порой обнаруживаешь в укромном местечке собственной квартиры целое потомство.
В деревнях, конечно, крысы чувствуют себя спокойнее, чем в шумных городах. Крестьянские поля обеспечивают им безбедное существование. Много лет жители трех поселений в дельте реки Иравади жестоко страдали от нашествия крыс, полностью уничтожавших посевы риса. Их активность привела к тому, что крестьяне вообще перестали сеять рис и перешли к возделыванию горького перца, который пришелся не по вкусу грызунам.
Близкое соседство с животным миром доставляет бирманцам много хлопот. Одно время в области Сикайн на поля, засеянные восточным кунжутом, прилетали полакомиться большие стаи попугаев. В кооперативах вынуждены были создать специальные дежурные отряды, которые отгоняли непрошеных гостей. В северных и восточных районах этой же области крестьяне стали замечать, как изо дня в день редеют поспевающие рисовые поля. Посланный для проверки ночной дозор установил воров, промышлявших на делянках. Как выяснилось, каждую ночь на посевы налетали тысячи диких уток. На пернатых разбойников началась азартная охота с помощью сетей.
Когда с рисовых чеков сходит вода и наступает период созревания риса, на них вспыхивают в ночи мириады огней. Это вокруг своих наделов крестьяне зажигают факелы, изготовленные из бамбуковых стволов, заполненных внутри древесной смолой. С незапамятных времен эта необычная иллюминация помогает бирманским рисоводам бороться с полчищами азиатской саранчи и других насекомых, пожирающих листья и стебли растений. Традиционный метод отпугивания вредителей в последние годы получил в Бирме широкое распространение в рамках развернувшейся кампании за сокращение потерь в сельском хозяйстве. Специалисты подсчитали, что пятнадцать-двадцать факелов на гектар позволяет полностью защитить поля от вредных насекомых.
Труднее уберечь урожай от нашествия диких слонов. Однажды в Двух деревнях Качинской национальной области рисовыми полями полностью завладели двенадцать диких слонов из джунглей. Как писала местная пресса, прожорливые гиганты буквально превратили в свои постоянные пастбища крестьянские поля. Иногда они появляются в самую пору уборки урожая, ежедневно истребляя до сорока тонн риса. Доведенные до отчаяния крестьяне нередко обращались за помощью к городским властям.
Богат и разнообразен животный мир Бирмы, и сталкивается с ним на каждом шагу прежде всего сельский житель. И тут уж порой не до мирного сосуществования с «младшим братом». Однажды в окрестностях Сикайна двое парней — погонщиков слонов — отправились в джунгли, чтобы возвратить в лагерь отпущенных на свободный выпас слонов. Только углубились в чащу, как на них набросился огромный, трехметровый тигр. Отступать было некуда. Один из юношей вступил в неравную борьбу. В первую же минуту хищник оставил на руке смельчака рваную рану. На помощь поспешил друг, нанеся тигру удар в бок дротиком. Последовал страшный ответный удар в лицо. Никто не знает, сколько прошло минут ожесточенного единоборства не на жизнь, а на смерть. Никто не желал сдаваться. Одному из приятелей наконец удалось сдавить тигру горло, в то время как другой сразил гиганта небольшим бирманским палашом. Израненные, но гордые, с богатым трофеем, как писала газета, семнадцатилетние победители вернулись домой. Встречи с дикими хищниками не всегда заканчиваются столь благополучно.
Слух о появлении у двух приморских деревень крокодила-людоеда поверг жителей в панический страх. Рассказы очевидцев обросли былями и небылицами, создавая облик кровожадного чудовища. Крокодил действительно оказался чрезвычайно опасным. Когда его все же поймали и убили, в чреве обнаружили туловище мальчика, а также одежду, которая могла принадлежать двум мужчинам и двум женщинам.
Я выскочил на треск, каким обычно сопровождается короткое замыкание. Замурованная электропроводка могла замкнуться разве что у выключателя. Однако искр не было, а угрожающий треск нарастал, словно предвещая неминуемый взрыв. Странный звук подвел меня к окну, и там я обнаружил источник шума — зеленого сверчка, похожего на крупную саранчу. Попавший в западню между москитной сеткой и раздвижными рамами, он издавал такую трескучую морзянку, что только диву можно было даваться.
Каждый год в ноябре, когда затихают муссоны, на улицы бирманских городов высыпают с наступлением темноты и стар и млад. С длинными палками с опахалами из ветвей на конце целые семьи дежурят около уличных фонарей, бросаются на дорогу, куда на свет фар слетаются кузнечики. В жареном или запеченном виде они съедобны, для многих бирманцев — это любимое лакомство. Ловля этих насекомых организуется ради экзотического ужина, который в каждой семье бывает раз или два в короткий период их нашествия.
В сезон дождей с наступлением темноты улицы оккупируют, кажется, все разновидности лягушек: миниатюрные попрыгунчики, способные одним махом преодолевать двух-трехметровое расстояние, сонные бородавчатые огромные жабы, не уступающие дорогу транспорту даже под страхом неминуемой гибели, проворные «прилипалы», которые порой заглядывают в окна даже верхних этажей зданий и проникают в жилые помещения.
Как-то раз со двора донеслось мычание коровы. Потом двух, а вскоре и целого стада. «Откуда им взяться?» — подумал я. Надежная изгородь, железные ворота. Но чего не бывает в этой стране чудес! Ведь проели же они себе проход в бамбуковой изгороди и забрались на ухоженную, подстриженную зеленую лужайку. Я выглянул в окно — во дворе никого не было. У порога мирно дремал пес — его, как видно, ничто не беспокоило, а рев не прекращался. И кто бы мог подумать, что мычали жабы — огромные, неуклюжие, горбатые, они выстроились перед домом на полянке, словно для вечерней спевки. Иногда какая-нибудь из них забивала собой широкую горловину водосточной трубы, и считай, что на всю ночь ты обеспечен диким концертом, усиленным идеальной акустикой.
Вот на белой стене протянулись две темные стежки, — значит, в дом пожаловали муравьи. Живые пунктирчики обязательно приведут к чему-нибудь съестному. Одна «колея» спешит к месту промысла, другая, параллельная, — к своему пристанищу с добычей. А иногда, словно сговорившись, крохотные существа перетаскивают таких «исполинов», которые и весом и размером превышают их самих в несколько десятков раз. Словно по волнам, плывет над движущейся нитью десятисантиметровый таракан, поднимается по отвесной стене, пока не исчезнет в какой-нибудь трещине. Как-то во время нашествия на наш дом этих огромных тараканов, способных еще и летать, пришлось истребить их штук тридцать и сгрести до утра в кучу. Наутро этой кучи на месте не оказалось. Способности муравьев общеизвестны, но бирманские, очевидно, обладают особой мощью не только «бицепсов», но и челюстей. Как иголками они протыкают целлофановые пикеты с сахаром ц тут же перемешиваются с ним, подтачивают крепкую древесину, обгладывают изоляцию электропроводки, превращают в труху картонную упаковку, И нет от них спасения. Современные распылители с химической начинкой только временно приостанавливают муравьиное паломничество. День-другой — и новые полчища идут, что называется, стеной, доказывая свою неуязвимость.
Живуч этот домашний зоопарк, прыгающий, порхающий, ползающий. Смотришь — загарцевало по стене длинноногое мохнатое страшилище размером с добрую пятерню. Не успел догнать — теряйся в догадках, был ли это какой-нибудь безобидный, хоть и гигантский паук или скорпион, который, кстати, не такой уж редкий гость в городской квартире. Со стен цокают ящерицы, в водосточную трубу мычат лягушки, на чердаке беснуются крысы, и опять раздается неурочный телефонный звонок, то длинный, то короткий, а у настольной лампы пляшет весь свет местной мошкары и мотыльков.
ЗЛО «ЗОЛОТОГО ТРЕУГОЛЬНИКА»
Вертолет бирманских вооруженных сил с иностранными корреспондентами на борту тяжело оторвался от выщербленной полосы старенького военного аэродрома и, содрогаясь всей своей массой, устремился в сторону лесистых сопок. В иллюминаторе запрыгала знакомая панорама глухой приграничной полосы Шанской национальной области, где приходилось бывать не раз по приглашению министерства информации Бирмы. Будто какая-то дьявольская сила сжала своей огромной пятерней эту пустошь, да так и оставила в буграх и складках, в помятых изломах. Деревушка Монгкен кажется с высоты случайным обитаемым островком в безбрежном море холмов Шанского плато. Примерно в 10 километрах от нее наш вертолет, резко накренившись, стал описывать круги над одной из сопок, пока не приземлился на самой ее макушке.