— Можно войти? — Спросил он.
Она пожала плечами. С каких это пор он стал ждать разрешения? Тем не менее, Марк продолжал стоять в коридоре, как застенчивый вампир.
— Проходи.
Он вошел в комнату и протянул ей чашку. Мелина вдохнула ароматный пар и зажмурилась от удовольствия. Крепкий чай с мятой и лимоном. Одним его запахом можно было прогнать утреннюю тошноту. Она вернулась к кровати и села на край. Очень хотелось устроиться поудобнее, но муж смотрел слишком пристально и стоял слишком близко.
— Мелина, тебе не нужно запираться. Этот инцидент… — Вот как, оказывается, он называл ту некрасивую сцену в душе. — … это больше не повторится.
Она смотрела на темную поверхность чая, словно та могла отразить ее будущее. Во всяком случае это было безопаснее, чем смотреть на Марка.
— Хорошо.
Так и не подняв на него глаз, она сделала первый глоток, затем еще. Мужчина продолжал стоять, глядя на жену сверху вниз и на всякий случай засунув руки в карманы. В этой широкой и длинной майке и свободных пижамных штанах, Мелина казалась совсем юной девочкой, одинокой, потерявшейся. Он точно помнил, когда она отказалась от шелковых рубашек и халатов. Он тогда вернулся домой с жуткой головной болью после очередной ссоры с Авлом Тарквинием.
Марк тяжело опустился в кресло возле кровати и, одну за другой сняв туфли, швырнул их в сторону гардеробной. Оттянул узел галстука и расстегнул две верхние пуговицы сорочки. Пиджак он бросил на стул сразу возле двери. Тихий щелчок выключателя лампы на прикроватном столике отозвался в висках еще одним болезненным ударом. Он прикрыл глаза ладонью и тихо выругался.
— Ничего страшного. Я все равно не спала. — Как обычно, Мелина поняла его грубость по-своему.
Или вообще ничего не поняла. Послышался шорох ткани, тихие шаги. Марк слегка приоткрыл глаза. Его жена передвигалась по комнате словно маленькое привидение. Она подняла туфли, взяла пиджак и ненадолго скрылась в гардеробной. Мужчина откинул голову на спинку кресла и снова закрыл глаза. Горничные ликвидировали бы этот беспорядок на следующее утро, но Мелина с первого дня их брака упорно убирала за ним разбросанные вещи и грязную посуду. То ли нездоровая мания к порядку, то папина дочка не наигралась в детстве в кукольные домики.
На его виски легли прохладные пальцы:
— Я помогу, — прошелестел тихий голос. — Сейчас все пройдет.
Словно завороженная мягкими круговыми движениями, боль действительно начала стихать. Каким-то непостижимым образом его жена всегда догадывалась, был ли он в плохом настроении или уставшим или больным. И эта ее маленькая власть над ним бесила вдвойне. Марк перехватил тонкое запястье и дернул вперед. Мелина уперлась ладонью ему в грудь, чтобы не упасть. Сейчас ее глаза были близко-близко.
Глядя прямо в их сапфировую голубизну, он с тихой яростью произнес:
— Ничего не пройдет, дорогая. И ничего нам не поможет. И вот это тем более.
Он быстро перехватил ее руку и рванул тонкий шелк, ограниченный чуть ниже ключиц полоской кремового кружева. Мелина отпрянула и попыталась поймать скользящую вниз рубашку, но мужчина уже подхватил ее на руки и нес к кровати.
Он не был груб. К утру на белой коже жены не было ни одного синяка. И кончила она два раза. Но с того самого случая, она больше ни разу не попыталась его обнять, а все ее шелка так и оставались лежать в нижнем ящике комода. Однажды он достал одну из ее рубашек, бледно-розовую, но она уже не пахла ни мелиссой, ни апельсином. Все мешочки с ароматными травами так же исчезли из ее комода. Наверное, навсегда.
— Спускайся к завтраку, — наконец сказал он. — Тебе все-таки надо поесть.
Помня реакцию жены на запах омлета, Марк попросил кухарку приготовить овсяную кашу.
— Просто на воде, Лаукумния. И сливки отдельно.
От пристального взгляда, которым его проводила кухарка, чесалась кожа между лопаток, но он стойко держал свое обычное прохладное выражение. Хотя, наверное, зря старался. У этих женщин есть какое-то особое чутье на беременных. Как у акулы на кровь. Скоро эта новость распространится среди слуг, затем среди их хозяев, затем она дойдет до Авла Тарквиния. К этому моменту им с Мелиной надо быть готовыми.
Жена ела хорошо и почти опустошила свою тарелку, так что у Марка немного отлегло от сердца. Он отложил газету, из-за которой было так удобно наблюдать за Мелиной, и взял свою чашку.
— Кстати, что за непонятные намеки насчет твоего патриотизма? — Небрежно бросил он.
Этрусские старухи с первых дней его брака постоянно хвалили драгоценности, в которых его жена появлялась перед обществом. Что это было? Они пытались намекнуть на их мезальянс? Давали понять, что девушка из такого древнего рода, в сущности, не пара для какого-то Вара из Рима? Марк давно сообразил, какой великой властью обладают этрусские матроны. С их мнением придется считаться.
Жена подняла не него недоуменный взгляд. Пришлось пояснить:
— Старухи все время хвалят твои украшения.
Мелина начала медленно заливаться краской.
— Ну… видимо, они не в курсе, что наш брак действителен только в Этрурии.
— Не понимаю. — Он и правда не понимал.
— Ну… ты ведь наследник своей семьи.
— Опять не понимаю.
Она мучительно сглотнула и отложила ложку:
— По этрусским и греческим обычаям замужние женщины носят драгоценности своей семьи. Так как на мне украшения только Тарквиниев, это значит, что ты не считаешь меня своей женой. Во всяком случае, по римскому праву.
Она наконец овладела собой и тоже взяла чашку. Марк тупо пялился в пространство перед собой. Это что же, в глазах общества Мелина ему не жена по-настоящему? Что-то среднее между наложницей и сожительницей?
Когда он два года назад заключал этот брак, второй обряд в римском храме казался ему ненужной формальностью. Все равно он надеялся через год получить развод и увольнение с дипломатической службы. Вот, значит, почему эти спесивые principes смотрели на него через губу. За два года он не заключил с ними ни одного мало-мальски серьезного договора, ни на покупку зерна, ни на использование портов. И виноват в том был только он сам.
Марк Луций Вар испытывал непреодолимое желание постучать лбом о столешницу. Вини только себя, идиот. Получается, это ты два года плевал во все эти благородные физиономии, когда выставлял свою жену на всеобщее обозрение без единой бляшки из сокровищницы Варов. В глазах общества она выглядела почти голой. А он обыкновенным мудаком. И жлобом.
— Я сегодня же выпишу из Рима фамильные украшения. — Мелина открыла рот, но он сразу же пресек возможные возражения: — Это была моя ошибка, я должен ее исправить. Что еще я делал неправильно по отношению к тебе?
От мысли, что муж с таким же жаром бросится исправлять свои ошибки в спальне, ее бросило в жар. Положение спас звон колокольчика над входной дверью.
— Я открою, — Мелина сорвалась с места и быстро вышла в остий.
А вдруг там за дверью убийца с топором? Тогда ей не придется давать ответ Марку.
На пороге стояла Рамта с красными глазами и распухшим носом. Она подняла на подругу несчастный взгляд и твердо заявила:
— Мужики козлы.
— Иди сюда. — Мелина раскрыла объятия и шагнула вперед.
Рамта уткнулась носом в плечо подруги и испустила душераздирающий стон. Не размыкая ласковых объятий, Мелина провела девушку через атриум, затем по лестнице наверх и усадила на кровать в гостевой спальне. Затем оглянулась на растерянно застывшего в дверях мужа и тихо сказала:
— Полностью согласна.
Марк несколько раз подходил к двери спальни, не решаясь постучать. Сначала из комнаты доносились всхлипывания и быстрое бессвязное бормотание. Затем голоса стали четче:
— И мы с ним… ну, ты понимаешь?
— Вау!
— А потом он предложил мне встречаться. — Рамта, это была она, громко шмыгнула носом.
— Но это же хорошо.
— Тайно!
— Ик.
Затем снова всхлипы. Теперь Марку казалось, что его жена с подругой плачут в два голоса. Это было невыносимо. Когда он почти повернул дверную ручку, до него внезапно долетел смех, затем голос Мелины, затем засмеялись уже обе подруги. Этих женщин даже Юпитер не разберет, тихо сказал он сам себе. Пора было собираться на работу. В конце концов, в его помощи здесь явно не нуждались.
В посольстве его ждал большой конверт, доставленный с утренней почтой. Большая красная печать Силанов не сулила ничего хорошего. Так оно и оказалось. Публий Корнелий Силан намеревался посетить Вейи. Официальной целью визита было заявлено лечение минеральными водами, но что там у дядюшки в голове, одни боги ведали.
Глаза задержались на последней строчке. «Клодия Силания сопровождает супруга.» Марк бросил письмо на стол и нахмурился. С момента их последней с Клодией встречи прошло больше шести лет, и времени подготовиться у него, видимо, не оставалось.
Клодия отвела взгляд от окна лимузина и посмотрела на мужа. Его тяжелое с присвистом дыхание раздражало, и она чуть прибавила звук стереосистемы.
Сладкий тенор одновременно и убаюкивал и будоражил. Ныла спина, затекли ноги, но Клодия заставила себя улыбнуться, когда посмотрела на мужа. Выпятив нижнюю губу и что-то бормоча себе под нос, Публий читал бумаги из синей папки с золотым вензелем. Отчеты управляющего из поместья под Вейями, уведомление из храма Юпитера в Популонии, присланное Гаем расписание приемов в домах этрусской знати и толстая пачка приглашений на всякого рода мероприятия, начиная от погребальных игр какого-то зилата до приема в Римском посольстве.
На погребальные игры можно будет отправить венок и письмо с вежливым объяснением причин отказа (учитывая состояние здоровья Публия, им даже врать не придется), а прием в посольстве посетят обязательно. Ей на самом деле нужно было увидеть Марка… после стольких лет. Тем более, что в будущем именно от него зависел размер выплат безутешной вдове Публия Корнелия Силана. До совершеннолетия ее сына они будут связаны самыми крепкими узами — родственными отношениями и денежными интересами.