Ах, Марк, Марк… Клодия закрыла глаза и откинула голову на высокую спинку сиденья.
Птица белая поникла,
Каплет кровь из-под крыла,
Эвридика, Эвридика,
Лик твой нежный скрыла мгла.
Как жестоко пошутили с ней боги. Если бы она знала, что свадьба его старшего брата так внезапно сорвется, она подождала бы и два года и пять лет. Квинт сошел в Аид, не оставив потомства, и место наследника рода Варов занял Марк, ее Марк. Если бы она только знала… Отец Марка совсем плох, так что после смерти Публия в руках Марка будут сосредоточены два крупнейших состояний Рима. А она должна будет довольствоваться крохами, которые бросит ей опекун ее собственного сына.
Если, конечно, она не найдет выход из этой унизительной ситуации. Клодия перебрала в уме множество вариантов, но единственно правильным и надежным был один — стать женой Марка. Он был богат. О да, очень богат. А так же красив и достаточно молод для нее. И умен… ровно настолько, чтобы погрязнуть в своей военной карьере и не обращать слишком пристального внимания на дела жены. И он когда-то действительно любил ее.
Правда, теперь у него была какая-то жена. Но пока Публий дремал после приема своих лекарств, она успела просмотреть его папку. Выписки из личного дела Марка ее успокоили. Его брак был заключен лишь по этрусскому обычаю и не имел юридической силы в Риме. Эта короткая пометка, сделанная секретарем от руки, имела для нее решающее значение.
Марк не мог допустить оплошности в столь важном деле, как брак с наследницей одной из древнейших семей Этрурии. Вывод напрашивался сам собой: он преследовал собственные интересы и не строил серьезных планов на будущее с этой девочкой Мелиной Тарквинией. Что значило: их развод был делом решенным. Что также значило: она могла поторопить этот развод.
Просто нужно было заставить Марка принять правильное решение… в ее интересах. О, она умела подводить людей к правильным решениям. Например, когда она решила, что ей будет выгоднее стать женой Публия Корнелия Силана, а не его на тот момент бедного племянника. Или когда потребовалось вбить клин между мужем и его третьим племянником Децимом Друзом Сатурнином. Все-таки ее сын рос и с каждым днем становился все более похожим на своего настоящего отца. Публий готов был закрыть на это глаза, но люди… они все замечали.
Клодии не нужны были слухи, и потому Децим отправился служить в Альпийскую Галлию. Для этого ей понадобилось всего ничего — анонимный слив информации одному таблоиду о тайных переговорах с венетами и денежный перевод со счета этой газеты на счет Децима.
О, нет, она не будет рисковать карьерой Марка. Проще будет действовать через его жену. Может быть, кружевные трусики в его машине, помада на воротнике рубашки, анонимный звонок. Эти девочки из знатным семей росли в тепличной атмосфере, что они могли знать о борьбе за выживание. Ни одна из них не могла соперничать с Клодией Силанией.
От мыслей ее отвлек тихий стон. Публий отложил документы и торопливо шарил в кармане. Дрожащими пальцами он открыл крышку золотой таблетницы и закинул в рот ярко-красную пилюлю. Женщина проводила ее взглядом и непроизвольно провела по губам острым кончиком языка. Публий протянул руку, и Клодия подала мужу бутылочку минеральной воды с заботливо отвинченной крышечкой. Публий уже в третий раз за сегодняшний день принимал обезболивающее. Кажется, почки совсем отказывали.
Отдышавшись, он снова взялся за бумаги. Затем карандашом добавил несколько имен в список гостей для приема на агоналии[31].
— В Вейях живут люди, которых я знавал в молодые годы, — пояснил он в ответ на поднятую бровь жены. — Приятно будет увидеться с ними снова.
Клодия заглянула в список. Первым стояло имя некой Туллии Авлии. Если она тоже была из так называемых «друзей юности», то из нее уже песок, должно быть, сыплется. Беспокоиться было не о чем.
— Конечно, дорогой.
Вечером Марка встретил уже другой домус. Гостиная выглядела именно так, как спроектировал ее нанятый им дизайнер — богатая мозаика пола, красно-коричневая мебель, белые стены, белые гардины. Помнится, Мелина попыталась возразить. Ее вежливо выслушали и перестали замечать. Позже она добавила к этому по-мужски аскетичному интерьеру пару штрихов — краснофигурную вазу и крылатого бронзового коня из своего приданого — и комната преобразилась, стала одновременно теплой и изысканной.
Теперь ничто не напоминало о присутствии в доме женщины. Со спинки кресла исчезла милетская шаль, домашние туфельки из красной кожи, которые она, выходя в сад, всегда оставляла на пороге, книга с вышитой закладкой, серебряная корзинка с анисовыми леденцами.
Мужчина поднялся на второй этаж. Собственная спальня показалась ему безжизненной, как лунный пейзаж. Опустел угол, где стояло большое серебряное зеркало и обитый тисненой кожей табурет. Исчезло большое синее покрывало с журавлями. Мелина однажды сказала, что его соткала вручную ее прабабушка, когда ждала мужа из длительной поездки. Он про себя прозвал ту прабабушку Пенелопой.
Странно, но без этого маленького памятника женской любви и верности спальня словно лишилась души. Он зашел в гардеробную, уже зная, что там увидит. Ничего.
То есть его офисные костюмы, рубашки и смокинги по-прежнему висели на плечиках в безукоризненном порядке. Под ними выстроились в ряд тщательно начищенные ботинки. Один из ящиков комода был не до конца закрыт, он заглянул внутрь. В дальнем углу что-то лежало. Оказалось, лента для прически — пурпурная, в палец шириной. Он медленно намотал ее на кулак и сжал пальцы.
В кухне горел свет. Наверное, боги ответили на его молитвы — кухарка, как и вся прислуга, уже ушла. У раковины со стаканом воды стояла Мелина.
— Ты переехала.
Марк вынул из холодильника кувшин с соком и пил прямо из него, глядя на жену поверх стеклянного края. Она в ответ пожала плечами:
— Да. Мне Рамта помогла.
Подружка оказалась крепким орешком. Вытерла слезы по своему бестолковому Гаю, умылась и со знанием дела организовала переезд. Доставшаяся в приданое Мелине старинная мебель уже стояла в комнатах на восточной стороне домуса. До сих пор ею не пользовались, но, видимо, пришло время кедровым сундукам и шкафам снова послужить своей хозяйке. Садовник подтянул петли на дверцах шкафов. Горничные заново отполировали мебель и вытрясли от пыли покрывала и гардины. Старинная бронза и терракота встали на свои новые места, словно пятьсот лет здесь стояли. Мелине оставалось только поблагодарить богов, что модный дизайнер Марка не добрался до этих комнат. На стенах сохранились фрески с изображением пейзажей Тускании, а небольшая смежная комната с голубыми стенами идеально подходила для детской.
После ухода подруги Мелина долго стояла среди изображенных на голубом фоне цветов и птиц. Конечно, сюда нужно будет покупать все новое — кроватку, пеленальный столик, сундук для детского белья. Но небольшой бронзовый треножник уже занял свое место в углу, и над ним уже курился дымок от ладана. Пусть лары привыкают к новому месту. Ее сыну понадобится их защита.
Остаток дня прошел за планированием расходов. Если Рим подпишет договор на ее условиях, она сможет выкроить средства на онлайн-курсы в Платоновской академии. Таким образом, обучаясь из дома, она сэкономит на поездке в Афины, съеме жилья и многом другом. Может быть, ей даже удастся не прерывать обучение, когда родится ее сынок. Конечно, на восьмой неделе узнать пол ребенка было невозможно, но она точно знала — будет сын.
Расходы на продукты и одежду ее не беспокоили — Мелина не была поклонницей дорогих брендов, а Лаукумния торговалась на рынке так, что любой финикиец помер бы от зависти.
И вот теперь Марк стоял напротив нее и смотрел так, словно она украла у него что-то ценное, как минимум обчистила сокровищницу Варов.
— Спокойной ночи.
Мужчина проводил ее долгим взглядом. Он сомневался, что эта ночь будет для него спокойной. Даже зная, что Мелина спит в соседней комнате, он несколько раз за ночь подходил к ее двери, чтобы услышать ее дыхание, чтобы убедиться, что лемуры не унесли ее на другой край света. Теперь, когда их разделяло несколько дверей и коридоров, он не верил, что сможет заснуть.
Свою проблему Марк решил просто — сел работать с ноутбуком не в кабинете, как обычно, а на кухне, мимо которой неизбежно должен был пройти любой, кто собирался покинуть домус. Опять же, холодильник и кофеварка были рядом.
Кровать была достаточно широкой, чтобы вместить трех человек, но Мелина привычно устроилась на правой стороне и развернула будильник так, чтобы циферблат было видно с подушки. Она твердо решила, что не опозорит себя слезами ни перед отцом, ни перед мужем. Постарается держаться даже перед самыми близкими людьми — Рамтой и бабулей. Но один раз в день она позволит себе слезы. Чтобы отпустить горе, ей нужно было тридцать минут. После смерти мамы Мелина на собственном опыте убедилась — поплакав от души, она засыпала мертвым сном и спала без сновидений до утра. Завтра она будет плакать на одну минуту меньше. Придет день, когда она не будет плакать совсем.