Мелина закусила губу. Конечно, отец ее не поддержит. Она была главным разочарованием отца — единственный ребенок, которого после многочисленных неудачных попыток смогла произвести на свет его жена, да и тот оказался девочкой. В том, что ни одна из его любовниц не принесла вообще ни одного ребенка, Авл Тарквиний не видел послания богов, только насмешку судьбы. Будь его воля, он запер бы дочь в спальне и выпустил только, когда придет время перевести ее в родовую палату.
Внезапная мысль заставила Марка нахмуриться:
— Или ты решила купить себе нового мужа? Ведь деньги всегда решали все твои проблемы, да, принцесса?
Несколько минут девушка молчала, не с силах произнести ни слова. Бесполезно было убеждать его, что она на собственном опыте знает: за деньги нельзя купить очень нужные ей вещи. Невозможно купить ум, самоуважение, талант, искреннюю дружбу или любовь. И в первую очередь любовь. Ни купить, ни украсть, ни выпросить. Любовь была даром, который дают добровольно. После смерти мамы никто не делал таких подарков дочери Авла Тарквиния.
— Я знаю, что отец будет против, — тихо сказала она. — Но я все еще могу обратиться к богам.
Она чувствовала, как его взгляд жжет ей спину, пока шла через атриум к лестнице и пока поднималась наверх. Но Марк не сказал больше ни слова и не попытался остановить ее.
Впервые со дня их бракосочетания Мелина не ночевала в супружеской постели. Кровать в гостевой спальне не была застелена, так как гостей в этом доме никогда не было. Она завернулась в покрывало с головой и наконец позволила себе заплакать. Что помогло больше, слезы или успокаивающий чай, она не знала, но вскоре уже спала, лишь изредка всхлипывая во сне.
Независимо от того, сколько она спала ночью, Мелина всегда просыпалась в одно и то же время — в семь утра. С открытыми глазами она лежала в постели еще некоторое время, прислушиваясь к звукам дома. У горничных и садовника был выходной. Лаукумния, их кухарка переговаривалась с молочницей у дверей кухни. Затем по улице процокали копыта ослика, нагруженного корзинами со свежей выпечкой. Прогремели по булыжникам мостовой колеса тележки зеленщика. Она надеялась услышать шорох шин большого автомобиля Марка, но со стороны гаража никаких звуков не доносилось. Пора было вставать.
С кухни доносился аромат яичницы и жареного бекона, и это было странно, потому что Марк никогда не завтракал дома, ограничиваясь стаканом сока, а сама Мелина ограничивалась молочной кашей и мягким сыром.
— Доброе утро, барышня. — Лаукумния, начавшая служить в доме Тарквиниев еще при бабушке Мелины, упрямо продолжала звать ее «барышней» и после замужества. — Господин Марк кушает в саду. Я сейчас подам вам.
Мелина поспешно проглотила возглас изумления. Ее муж никогда не ел дома. Утром после их первой брачной ночи он встал с кровати, принял душ, оделся и уехал. Так раз и навсегда был установлен порядок жизни в их доме. Он не сидел со своей женой за одним столом, не целовал, не смотрел ей в глаза и вообще не прикасался к ней за пределами супружеской спальни. Он ни разу не повысил голос и не сказал ни одного грубого слова, но не потому что берег и заботился о ней. Просто у него было множество иных способов выразить свое глубокое к ней отвращение.
— Спасибо, не нужно. Я не буду завтракать.
Мелина проскочила мимо возмущенной кухарки, которая уже набрала в грудь воздуха, чтобы в очередной раз обругать «эти новомодные диеты», и прошла в перистиль. «Садом» его западная часть называлась потому, что была заставлена большими кадками с апельсиновыми и лимонными деревцами. Сквозь их блестящую листву белела скатерть на садовом столике. Стараясь не смотреть в сторону одинокой фигуры в плетеном кресле, Девушка быстро прошла в домашний храм. Свечи уже догорели, а печенье исчезло. В детстве она верила, что его действительно забирают лары, пока однажды рано утром мама тихонько не подвела ее к порогу. На алтаре пировало целое семейство хорьков — самочка с двумя детенышами. Не пугай их, сказала тогда мама, кто знает, куда уходят наши души после смерти. Может быть, не все спускаются в Гадес, а кто-то остается здесь в другом облике.
— Благослови меня, мама, — попросила Мелина.
Где-то на крыше ворковала горлица, кошка на пороге кухни орала так, что слышно было даже во дворе. Девушка смахнула ладонью с алтарной доски крошки от печенья и встала на ноги. Возможно, два года назад она свернула с правильной дороги и заблудилась, но сейчас она точно знала, как она хочет жить и что должна для этого сделать. Возможно, боги хотели дать ей урок. Спасибо, она его усвоила.
Мелина помнила их первую с Марком встречу. Они с подружкой стащили с подноса официанта по бокалу сладкого фалернского вина и наслаждались им в нише большого приемного зала Римского посольства.
— Ну и как тебе новый прокуратор? — Спросила Рамта.
— Еще не знаю. Но думаю, первые три балла он уже заслужил. — Хихикнула Мелина, разглядывая широкую спину, обтянутую черным смокингом.
Три балла они давали за внешность, еще три полагалось за хорошие манеры, следующие три за харизму. Десятый балл — «мужчина мечты» — в этом зале не заслужил никто.
— Ну, не знаю, — подружка играла пресыщенную жизнь матрону. — Слишком солдафон на мой вкус.
Зато на вкус Мелины он был то, что надо. Немногословный, сдержанный, с короткой военной прической и идеальной осанкой, он разительно отличался от пузатых купцов, напомаженных артистов и слишком гибких юристов.
Марк Луций Вар, тот самый новый прокуратор, вежливо склонив голову, слушал пожилую матрону, густо увешанную бриллиантами.
— А твоей бабушке он, кажется, понравился, — заметила Мелина. — Смотри, она с ним кокетничает!
Та самая «бриллиантовая» матрона шутливо стукнула прокуратора по плечу веером, после чего повернулась к другому своему собеседнику и мгновенно обрела кислый вид.
— А посол Атарбал ей не нравится.
Посол давно получил свои шесть баллов за манеры и внешность и дальше так и не продвинулся. Хотя очень старался. Во всяком случае, от него в первую очередь Мелина и пряталась сейчас в оконной нише.
— К сожалению, он слишком нравится моему отцу, — вздохнула девушка.
— Прячься! — Рамта резко дернула ее за гардину. — Атарбал смотрит.
Высокий черноволосый мужчина с золотой серьгой в ухе со скучающим видом разглядывал толпу гостей поверх головы своей собеседницы. Однако, его напряженный и острый взгляд противоречил расслабленной позе, и от этого взгляда Мелине, как всегда, стало не по себе.
— Ладно, расслабься, — подбодрила ее никогда неунывающая подруга. — Через два месяца ты о нем и думать забудешь.
— Точно.
Через два месяца студентке Мелине Тарквинии предстояло начать слушать курс по истории искусств в Академии Платона в самих Афинах. И этот немного жутковатый финикиец и отец, мечтающий выдать ее замуж за любого, кто сможет подарить ему внука, останутся далеко позади. Письмо, уведомляющее, что ей выделена стипендия, было спрятано в надежном месте. Скоро придет день, когда она уедет из дома и избавится от угнетающей опеки отца. Но Авлу Тарквинию знать об этом пока не следовало.
— Ну и что это за вино? — Рамта покрутила в руках опустевший бокал. — Компот какой-то. Надо раздобыть что-то покрепче.
— Жди здесь, я сейчас, — распорядилась Мелина и под прикрытием матроны в широком как парус платье стала пробираться к буфету.
— Два бокала террагонского, — попросила девушка официанта.
— Не самый удачный выбор, — вдруг прозвучало у нее над головой. — Я бы порекомендовал помпейяну. Это вино хранит запах малины, которую специально доставляют из горных деревень.
Она сама не помнила, как бокал оказался у нее в руке. Мелина машинально сделала глоток. Мужчина с удивительно прямой осанкой и коротко остриженными каштановыми волосами следил за ее губами так, словно от ее ответа зависела его жизнь.
— Да… — пришлось откашляться, чтобы заговорить. — Очень вкусно. Спасибо. Спасибо, господин прокуратор.
Он улыбнулся так, будто ждал именно этих ее слов, и только теперь девушка заметила, что его волосы не уложены с помощью геля, а лежат естественными волнистыми прядями. И что галстук немного ослаблен. И длинный тонкий шрам через всю щеку слегка приподнимает уголок рта. Жаль, что Рамта не видит, мелькнула мысль. Этот мужчина точно заслуживает девяти баллов.
— Зовите меня просто Марком. — Он кивнул в ответ на ее ошеломленный взгляд и, не дав ей времени возразить, продолжал: — А вы… дайте-ка угадаю… вероятно, Аврелия или Флавия[9] или Хрисеида[10].
— Мелина… — девушка чувствовала, как наливаются жаром щеки и даже шея. — Мелина Тарквиния.
Что она такого сказала? Улыбка слетела с его губ, и взгляд Марка Вара был не просто серьезным, скорее, печальным и полным боли. Слава богам, эту боль причинила не она, потому что он мягко взял ее руку и поднес к губам:
— Так вот ты какая, Мелина Тарквиния. Лучше, чем я мог себе представить.
Вблизи его карие глаза под широкими темными бровями казались полными золотистых искр. От них она вся горела и плавилась как восковая свечка, и девушка молила богов, чтобы он как можно дольше не отпускал ее руки.
Через два месяца, все так же держась за руки, они стояли в храме Уни[11], ожидая решения гаруспика[12].
Она встряхнула головой, прогоняя болезненные воспоминания. Пусть прошлое остается в прошлом, но настоящее она попытается взять в свои руки.
Глава 2
Первым порывом Мелины было подойти к мужу и предупредить, что она уходит из дома и вернется поздно. Но он, похоже, был всецело занят своим ноутбуком. Она повернулась и быстро пошла к дверям. Сумка и куртка уже ждали ее в остии.