Несколько минут ушло на то, чтоб перерезать веревки. Затем мы двинулись к выходу. Там уже ждали, но дружинникам не составило труда расправиться с несколькими стражниками.
«Мы освободили пленных, вскоре будем у ворот» — мысленно произнесла я. Избегая освещенных факелами участков, наш маленький отряд торопливо направился к воротам. Сердце бухало так, что кажется берсерки должны услышать его удары.
— Кто идет? – я подскочила, едва не вскрикнув. Из темноты выступило с десяток берсерков.
— Свои, — насмешливо бросил один из дружинников, — Бегите! – сказал он нам.
Несколько дружинников сдерживали врагов, давая остальным шанс продолжить путь. Звон клинков пронзал тишину, привлекая внимание остальных. До ворот оставалось не так много – метров сто – сто пятьдесят. А вот охраны было столько, что создавалось впечатление, будто деревянные срубы почернели сверху и по бокам от ворот. Они нас заметили, десяток или два черных плащей рванули от ворот в нашу сторону.
— Стас, — задыхаясь прошептала я, — я люблю тебя.
— И я люблю тебя, — он прижал меня крепче, — Больше жизни.
Прозвучала какая-то команда и они остановились – буквально замерли, как статуи, а после расступились, пропуская очень высокого – выше Стаса, мужчину. Чисто выбрит не в пример другим, уродливый шрам пересекает всю левую часть лица, в свете факелов его черные глаза выглядят как угли в затухающем костре.
— Берсерк! – Стас оттолкнул меня себе за спину и выступил вперед. Остальные дружинники тут же стали рядом, ощетинившись мечами.
— Так даже лучше – прикончу тебя в бою!
— Тогда ты так же говорил, — насмешливо отвечает Стас и лицо Берсерка меняется на глазах, напоминая теперь звериный оскал, — Неужто, даже шрам не освежает память?
— Я пущу тебе кровь, — он приближается, — но убью после. Сперва заставлю глядеть что я, а после они, — он махнул рукой в сторону воинов, — сделают с твоей девкой.
Тот звук, что вырвался из горла Стаса иначе как с рычанием не сравнить. Они набросились друг на друга. Клинки звенели вновь и вновь яростно соприкасаясь вновь и вновь. Не смотря на рану и потерю крови, а также разницу в росте и весе, Стас не уступал противнику в силе и ловкости. Другие берсерки не двигались с места, дружинники закрывали меня со всех сторон так, что иногда бойцы исчезали за их широкими плечами. Удар, потом еще и еще – в ритме сердца.
«Дружина совсем рядом, как вы?»
«Берсерк и Стаслав бьются», — был мой рассеянный ответ.
Внезапно Стас рухнул на землю – попросту от слабости или я просто не заметила новой раны.
— Стас! – услышала я собственный крик.
Берсерк занес меч. Я рванулась вперед – инстинктивно, но чьи-то руки удержали меня, широкие плечи мужчины закрыли на миг поле боя. Раздался хлюпающий звук.
— НЕЕЕТ, — заорала я, за миг до того, как реальная картина произошедшего явилась предо мной. Стоя на одном колене Стас насквозь пронзил мечом тело врага, затем с силой рванул, разделив надвое. Позади нас – топот ног и боевой клич. Остальное вражье войско неумолимо приближалось.
Снаружи донесся топот десятков копыт. Стражники у стены отвлеклись на угрозу снаружи, те, что наблюдали битву, замерли от увиденного. Краткий миг, давший дружинникам возможность вплотную приблизится к воротам. Я подскочила к Стасу, пытаясь разглядеть нет ли у него новых ран. На разодранной сорочке слева небольшое кровавое пятно – зацепил Берсерк, очевидно, но не слишком сильно. На мгновенье прижав меня к себе и не выпуская из рук меч, Стас подтащил меня к краю ворот за пару секунд до того, как дружинники сумели их поднять. Наш маленький отряд действовал слаженно, настолько, что дал бы фору современному спецназу. Приблизится, отвлечь, затем налечь на рычаги, поднимающие тяжеленую деревянную стену.
— За Князя! – взревели дружинники. Десятки конных галопом влетели в городище. Стас прижал меня к стене, прикрыв собой от летящих сверху стрел. Нас окружали крики, жуткий свист и звон мечей. Улучив момент, Стас вытащил меня за ворота.
— Сюда, — окликнула Веда. Она сидела в повозке, запряженной двойкой лошадей в нескольких метрах от нас. Когда мы приблизились, я разглядела в сидящем рядом с ней парне Ярополка. Едва мы забрались, он прищелкнул языком и лошади помчались обратно.
— Ты цела? – голос женщины звенел от беспокойства.
— Я – да, — коротко ответила я, — Стас, ложись-ка …. СТАС!
Он полусидел, привалившись к деревянному боку. Я коснулась его щеки и ощутила, как она пылает. Пощупала пульс – слабый и частый, но четкий. Оттянув ткань сорочки осмотрела рану – неглубокая, швы не понадобятся. Оторвав лоскут от своего одеяния очень неумело, но туго перевязала.
— Что с ним? – Веда переместилась с козел к нам. Осторожно потянув, я уложила мужчину к себе на колени и плотнее закутала в плащ.
— Потерял сознание. Веда, до городища сколько?
— Если так ехать – пять часов. Ярополк!
— Потороплюсь! – ответил парень.
Повозку трясло на неровной дороге и каждый прыжок отдавался болью в ребрах, но я едва ли замечала это от осознания, что Стасу в разы хуже, хоть он не проронил ни звука. Я держала руку на пульсе постоянно считая, цепенея от страха. Не знала ведь, насколько серьезна его первая рана. Зато воображение услужливо вновь и вновь вызывало в памяти лицо умершего на моем столе парня.
Наконец вдалеке показались очертания городища. Словно почуяв дом, лошади припустились быстрее даже без понукания. Ворота, знакомые лица вокруг. Я соскочила с повозки, велев перенести Стаса во флигель. Там уже жарко пылал очаг, горели несколько факелов для дополнительного света.
Разрезала на нем остатки сорочки и осмотрела в жутком страхе увидеть нечто подобное тому. Но, к счастью, моему взору явились лишь ушибы – багровые страшные, но не такие…. Не как у того парня. Смочив прилипшую к ране повязку, я принялась осторожно снимать ее. Стас пришел в себя – я ощутила, как он напрягся, но не проронил ни звука. Стараясь действовать осторожно, я стерла запекшуюся кровь и осмотрела наконец рану. Страшная и глубокая, но очевидно, что задеты лишь мышцы и мягкие ткани. Иначе…. Я качнула головой, пытаясь отогнать мысль о том, что было бы «иначе». Вот только началось заражение. Побагровевшие, отекшие края…. Но гноя нет. Пока нет.
— Добрава, дай ему виски, — девушка послушно выполнила распоряжение. Прижав чистую ткань к ране, я склонилась к Стасу.
— Слушай меня. Сейчас нужно будет очистить и удалить…. Нежизнеспособные ткани, а потом только можно будет зашить. Придется терпеть, Стас.
— Такое уже бывало, — усмехнулся он, — Признайся, девица, тебе просто нравится латать меня, словно сорочку.
— Держите его, — велела я стоящим рядом парням. Затем прошла к импровизированному стеллажу с инструментами возле которого стоял кувшин с водой и таз для мытья рук. Взгляд зацепился за что-то белое, стоявшее в глубине стеллажа за аккуратной стопкой бинтов.
— О, боже! – вырвалось у меня, когда я разглядела забытый после памятного появления виски початый флакончик Хлоргексидина. Осталась правда лишь половина. Не лишь, мысленно поправила я себя, а целых полфлакона. Я засунула его в карман своего медицинского фартука, затем тщательно вымыла руки и вернулась к столу.
Несколькими до невозможного учитывая ситуацию точными движениями я удалила начавшие заражаться ткани. Это немного углубило рану, но лишний раз подтвердило предположение о том, что она не была проникающей – в самой глубине все еще виднелись лишь мягкие ткани. Затем промыла кипяченой водой. Стас не стонал и не дергался, но губы побелели так, что слились по цветы с простыней. Я физически ощущала его боль….
Я лишь немного развела препарат. Помимо прочих преимуществ, Хлоргексидин не печет. Я пыталась думать об этом, еще о его пролонгированном действии, об огромной удаче, что нашла его именно сейчас – о чем угодно лишь бы сохранить самообладание. Но и получившегося количества хватило на то, чтоб закончить начатую работу по очищению раны. Ткани имели теперь вполне здоровый вид, и я приступила к наложению швов. Голова кружилась, но странно, руки твердо держали иглу.
— Отключился, — отрапортовала Добрава, — Пульс частый, но четкий.
Я кивнула, продолжая работу. Спустя несколько долгих жутких минут наложила повязку, смоченную в виски. Велев его поднять, туго закрепила бинтом. Затем промыла глубокий порез на трапециевидной мышце и перевязала его, после обработала ссадины на лице и руках.
— Несите в мою комнату, — проговорила я. Едва процессия покинула клинику, я обессиленно оперлась ладонями на стол и склонила голову, пытаясь справиться с накатывающей дурнотой. Как только комната перестала двигаться, я стащила с себя передник и поднялась к Стасу, прихватив драгоценный блистер с двумя оставшимися таблетками.
Едва я вошла он открыл глаза.
— Как себя чувствуешь? – я присела на край кровати и взяла его за руку.
— Хорошо, — уверенным тоном солгал он, — А на тебе лица нет.
— Спасибо за комплимент, — фыркнула я. Он насупил брови – всегда так делает, услышав незнакомое слово. Я выдавила таблетку и поднесла к его губам. Он послушно съел ее, как и тогда.
— Тебе нужно поспать, Элина, — проговорил он.
— Мне-то, — рассеянно проговорила я, — Я не устала, а вот ты закрывай-ка глаза. Уснешь, я тоже пойду спать, — последнее не было правдой.
— Ложь, — он откинул край медвежьей шкуры, служившей теперь одеялом, — Иди сюда.
Помедлив лишь минуту, я забралась в постель. Наши руки переплелись совсем как в день свадьбы. Скользнув пальцами по едва ощутимому шрамику на его ладони, я закрыла глаза.
К полудню у него начался жар. Как бы я хотела списать его на последствия операции. Сколько бы отдала за несколько ампул антибиотика для Стаса, Крепимира и остальных. Но ни то, ни другое невозможно. Все, что я могла это еще раз провести несколько операций – удалить воспаленные ткани, хоть попытаться предотвратить распространение инфекции. А после вновь и вновь менять повязки вместе с другими женщинами, поить отварами трав, потом дезинфицировать перевязочный материал не на долго отвлекаясь от жуткого осознания – если начнется заражение крови мне не справиться.