— Это правда — то, что мне сказала миссис Фудзивара?
Девочка не ответила.
— Она говорит, что ты опять нагрубила посетителям. Это правда?
Марико все так же молчала.
— Это правда — то, что она мне сказала? Марико, отвечай, пожалуйста, когда с тобой разговаривают.
— Та женщина опять приходила, — сказала Марико. — Вчера вечером. Пока тебя не было.
Сатико пристально посмотрела на дочку, потом проговорила:
— Думаю, тебе лучше пойти в дом. Давай я тебе покажу, что нужно сделать.
— Она приходила опять вчера вечером. Сказала, что отведет меня к себе.
— Марико, ступай на кухню и подожди меня там.
— Она собирается показать мне, где она живет.
— Марико, ступай в дом.
В дальнем углу дворика миссис Фудзивара и две женщины громко чему-то смеялись. Марико упорно разглядывала свои ладони. Сатико вернулась за мой столик.
— Извините меня, Эцуко, я на минутку. Там у меня на плите что-то кипит. Вернусь мигом. — Понизив голос, она добавила: — Вряд ли можно ожидать, что в таком месте она будет вне себя от радости, правда?
Улыбнувшись, Сатико направилась к кухне. В дверях она еще раз обернулась к дочери:
— Пойдем, Марико, пойдем.
Марико не шелохнулась. Сатико пожала плечами и исчезла в глубине кухни.
Приблизительно в то же время, ранним летом, нас навестил Огата-сан — впервые после отъезда из Нагасаки в начале года. Это был отец моего мужа, и кажется несколько странным, что я всегда воспринимала его как «Огата-сан» — даже в ту пору, когда сама носила это имя. Но я так давно знала его как «Огата-сан» — задолго до встречи с Дзиро, — что так и не сумела научиться называть его «отец».
Фамильного сходства между Огатой-сан и моим мужем было не много. Вспоминая Дзиро сейчас, представляю толстого человечка со строгим выражением лица; мой муж всегда тщательно следил за своим внешним видом — и даже дома часто носил рубашку с галстуком. Вижу его в хорошо знакомой мне позе: он сидит в нашей гостиной на татами, согнувшись над завтраком или ужином. Помню, что он имел такое же обыкновение, пригнувшись, слегка подаваться вперед (примерно так поступают боксеры) и когда ходил или стоял. Его отец, по контрасту, неизменно сидел прямо, с расправленными плечами, и держался сердечно, непринужденно. В то лето здоровье Огаты-сан было лучше некуда: и телосложением, и неиссякаемой энергией он казался гораздо моложе своих лет.
Помню утро, когда он впервые упомянул Сигэо Мацуду. Он уже провел с нами несколько дней: в отведенной ему квадратной комнатке он, очевидно, чувствовал себя достаточно уютно, чтобы задержаться подольше. Утро было солнечное, и мы втроем сидели за завтраком перед уходом Дзиро на службу.
— У вас встреча выпускников, — обратился Огата-сан к Дзиро. — Сегодня, не так ли?
— Нет, завтра вечером.
— Ты увидишься с Сигэо Мацудой?
— С Сигэо? Нет, вряд ли. Он обычно на таких вечерах не бывает. Прости, что должен буду уйти от тебя, отец. Я бы охотнее отказался, но могут обидеться.
— Не расстраивайся. Эцуко-сан обо мне позаботится и без тебя. А такие встречи важны.
— Я бы отпросился с работы на несколько дней, но сейчас работы по горло. Эта инструкция поступила к нам в офис в день твоего приезда. Обуза страшная.
— Ничуть. Я вполне понимаю. Еще недавно я и сам был с головой завален работой. Не совсем же я старик.
— Да, конечно.
Мы молча продолжали завтракать, потом Огата-сан сказал:
— Так значит, встретиться с Сигэо Мацудой ты не рассчитываешь. Но все же время от времени ты с ним видишься?
— Теперь не слишком часто. С годами наши пути разошлись.
— Да, такое случается. Одноклассники разбредаются в разные стороны, и потом оказывается, что поддерживать контакт не так-то просто. Вот почему так важно иногда собираться вместе. Не стоит слишком быстро забывать старые связи. Полезно кое-когда оглянуться назад, это помогает видеть перспективу. Да, я думаю, тебе завтра непременно нужно пойти.
— Отец, возможно, останется с нами до воскресенья, — заметил мой муж. — Тогда мы, наверное, сможем куда-нибудь выбраться.
— Да-да. Отличная идея. Но если тебе будет некогда, это ни к чему.
— Нет, воскресенье я оставлю свободным. Жаль, что именно сейчас я так занят.
— Вы пригласили назавтра кого-нибудь из прежних учителей?
— Не знаю.
— Стыдно, что учителей на такие вечера не приглашают почаще. Меня время от времени приглашали. А когда я был помоложе, мы непременно приглашали наших учителей. Думаю, иначе просто нельзя. Для учителя — возможность увидеть плоды своих трудов, для учеников — выразить ему свою благодарность. Думаю, что без присутствия учителей просто не обойтись.
— Да, ты, наверное, прав.
— Люди в наши дни легко забывают, кому они обязаны своим образованием.
— Да, это очень верно.
Муж покончил с завтраком и отложил палочки. Я налила ему чаю.
— На днях со мной был забавный случай, — проговорил Огата-сан. — Сейчас вроде бы можно и посмеяться. Я был в библиотеке в Нагасаки и наткнулся вот на этот журнал — для педагогов. Раньше я о нем не слышал, в наше время он не существовал. Читая его, можно подумать, что теперь все учителя в Японии — коммунисты.
— Коммунизм в стране явно набирает силу, — сказал муж.
— В журнале напечатался Сигэо Мацуда. Представьте мое удивление, когда в его статье я увидел свое имя. Не думал, что пользуюсь сейчас таким вниманием.
— Уверена, что отца в Нагасаки до сих пор хорошо помнят, — вставила я.
— Это было нечто из ряда вон. Сигэо Мацуда писал обо мне и о докторе Эндо, о нашем уходе на пенсию. Если я правильно его понял, он намекал, что педагогика от нашего ухода выиграла. По сути, он зашел настолько далеко, что высказал мнение, будто нас следовало уволить еще в конце войны. Это просто из рук вон.
— Ты уверен, что это тот самый Сигэо Мацуда? — спросил Дзиро.
— Тот самый. Из средней школы в Курияме. Очень странно. Помню, как он часто приходил к нам в дом поиграть с тобой. Твоя мать вечно ему потакала. Я спросил библиотекаря, нельзя ли купить экземпляр; она сказала, что закажет для меня один. Я тебе покажу.
— Это походит на вероломство, — сказала я.
— Я был крайне удивлен, — повернувшись ко мне, отозвался Огата-сан. — Ведь именно я представил его директору школы в Курияме.
Дзиро допил чай и вытер губы салфеткой.
— Весьма прискорбно. Но, как я уже сказал, с Сигэо мы давно не виделись. Прости, отец, но я должен бежать, или опоздаю.
— Ну да, конечно. Удачного дня!
Дзиро шагнул вниз к выходу и начал надевать башмаки. Я обратилась к Огате-сан:
— Всякий достигнувший вашего положения, отец, должен быть готов к критике. Это естественно.
— Разумеется, — рассмеялся он. — Не бери это в голову, Эцуко. Я было и думать об этом забыл. А вспомнил только потому, что Дзиро собрался на встречу выпускников. Интересно, читал ли эту статью Эндо.
— Надеюсь, ты хорошо проведешь день, отец, — громко сказал Дзиро от двери. — Если сумею, постараюсь вернуться пораньше.
— Чепуха, не стоит волноваться. Твоя работа важнее.
Немного позже Огата-сан вышел из своей комнаты в пиджаке, с галстуком.
— Вы куда-то собрались, отец? — спросила я.
— Подумал, что неплохо бы нанести визит доктору Эндо.
— Доктору Эндо?
— Да, надо бы его навестить — взглянуть, как он там.
— Но вы же не уйдете до обеда?
— Лучше бы поторопиться. — Он посмотрел на часы. — Эндо теперь живет за городской чертой. Мне нужно будет сесть на поезд.
— Что ж, возьмите еду с собой. Я мигом ее упакую.
— Спасибо, Эцуко. Минуту-другую я подожду. По правде говоря, я и надеялся, что ты мне это предложишь.
— Вам стоило только сказать. — Я поднялась с места. — Намеки, отец, не всегда действуют.
— Но я знал, что ты догадаешься с полуслова, Эцуко. Я на тебя полагаюсь.
Я шагнула вниз на кухню, надела сандалии и ступила на кафельный пол. Скоро перегородка раздвинулась, и в проеме появился Огата-сан. Усевшись на пороге, он стал наблюдать за моими хлопотами.
— Что это ты мне готовишь?
— Ничего особенного. Вчерашние остатки. Лучшего и не заслуживаете, раз сообщили в последний момент.
— И все-таки ты ухитришься соорудить такое, что пальчики оближешь, не сомневаюсь. Что это ты делаешь с яйцом? Уж это наверняка не вчерашний остаток?
— Хочу добавить омлет. Вам повезло, отец, я сегодня добрая.
— Омлет. Ты должна меня научить, как его готовят. Это трудно?
— Трудней некуда. Где уж вам учиться на вашем этапе!
— Но я все на лету схватываю. И что, по-твоему, значит — «на вашем этапе»? Я еще не настолько стар — и могу многому научиться.
— Вы всерьез собираетесь стать поваром, отец?
— Ничего смешного в этом нет. Я давно высоко ставлю кулинарию. Это настоящее искусство, я в этом убежден — столь же благородное, как живопись или поэзия. Его недостаточно ценят просто потому, что результат исчезает слишком быстро.
— Не бросайте живопись, отец. Ваши успехи в ней куда больше.
— Живопись. — Огата-сан вздохнул. — Прежнего удовлетворения она мне не приносит. Нет, думаю, мне следует научиться готовить омлеты, как готовишь их ты, Эцуко. Ты должна мне показать до того, как я вернусь в Фукуоку.
— Вы не будете считать это таким уж искусством, когда это освоите. Женщинам, пожалуй, лучше держать такие вещи в секрете.
Огата-сан рассмеялся, словно сам над собой, и продолжал за мной наблюдать.
— Кого ты ждешь, Эцуко? — спросил он, помолчав. — Мальчика или девочку?
— Все равно. Если будет мальчик, мы назовем его в вашу честь.
— Правда? Это обещание?
— Если хорошенько подумать, не уверена. Я забыла имя отца. Сэйдзи — некрасивое имя.
— Это потому, что ты считаешь меня некрасивым, Эцуко. Помню, однажды ученики в одном классе решили, будто я похож на гиппопотама. Но внешние признаки не должны тебя отпугивать.
— Верно. Что ж, посмотрим, что думает Дзиро.