божий». Так я стал посещать дом старого Абдаллы три раза в день, получив возможность наблюдать хотя бы немного «внутреннюю жизнь» сокотрийцев.
Резная дверь в Калансии
Хотя семья Абдаллы, как и большинство других со-котрийских семей, еле сводила концы с концами, все-таки питались в этом доме хорошо. Войдя в дом, мы совершили традиционный обмен приветствиями и, наконец, уселись в углу комнаты, опершись о подушки, прислоненные к стене. Оглядевшись, я увидел традиционные для любого дома циновки, одеяла, около окна — транзистор. С потолка свешивалась веревка, поддерживавшая большой лоскут ткани, свернутый вдвое. Это местная колыбель. Сыну Абдаллы Ахмеду уже пять лет, но он все еще спит в такой люльке. Дверь из комнаты распахнута во внутренний двор, где сейчас кипит работа. Миловидная молодая жена учителя, присев в углу, растирает к обеду бисбас — острый красный перец, без которого для жителя материка немыслима никакая еда. Бисбас закладывают между двумя камнями и трут, пока он не превратится в кашицу. На костре из деревянных чурок варится в горшке рис. Вся посуда в доме глиняная, местного изготовления.
Боттинг писал, что их экспедиция проявляла большое внимание к гончарному ремеслу на острове, видимо, весьма древнему. Члены экспедиции отмечали, что в пещерах горцев нет ничего, кроме козлиных шкур да глиняных горшков. Однако экспедиции не удалось собрать достаточно материалов по развитию гончарного дела у островитян. Я зарисовал форму сосудов во многих домах сокотрийцев, записав назначение каждого. Почти в каждом доме на острове есть сафлаха — большая глиняная кастрюля, в которой варят рис и мясо. Воду носят в гисфа — небольшом кувшине с узким горлом. Кер — маленький сосудик с ручкой и носиком служит для приготовления кофе и чая. Из глины сделана также и сафиа — большой сосуд для мытья, стоящий на полу. Иногда в этом сосуде варят марак — бараний бульон. В доме также обязательно есть сирбад — большой горшок для хранения воды. Фута — кастрюля, по форме похожая на сафлаху, используется для кипячения молока. В одном из глубинных районов острова я видел еще мааляка — деревянную ложку, используемую в хозяйстве, хотя едят все жители юга Аравии только руками.
Интересно, что глиняные сосуды изготовляют не везде, а только в определенных селениях. Жители Калансии, по моим наблюдениям, привозят глиняные горшки из Хадибо, так как в городе рыбаков Калансии этого промысла нет Молодой рыбак, ездивший на заработки в Хадибо, на строительство дороги, возвращался со мной на военном грузовике в Калансию и каждый раз при особо сильном толчке хлопал меня по колену и просил держаться в сторонке от его драгоценных горшков, которых дожидается дома его жена. Выполнить эту просьбу было трудно, так как в пропыленном кузове пассажиров набилось как сельдей в бочке, — а по дороге подсаживались все новые и новые: доехать на машине до самой Калансии — редкая роскошь.
Женщины за изготовлением горшков
Горцы Сокотры тоже выделывают горшки, но гончарный круг им неизвестен, и они вручную лепят свою посуду из глины, а потом обжигают над огнем.
Вот и сейчас на огне во дворе Нур, жены Абдаллы, дымилось вкусное варево в большой сафлахе.
— Я жил на острове еще при султане, — рассказывает мне Абдалла. — Когда женился здесь, совсем стал сокотрийцем. Жизнь туг спокойная, но трудно все же. Часть моего маленького жалованья приходится высылать первой семье в Мукаллу.
Часто случается, что на остров долго ничего не привозят. А ведь без риса, без муки и сахара не проживешь!
Маленькая Фатхийя, дочь Абдаллы
Абдалла показывает мне детишек, которых родила ему Нур — Ахмада и Фатхийю. А через некоторое время несут обед. Сначала на пол стелют большую круглую пальмовую циновку — меряхт, затем на нее ставят блюдо с рисовой сечкой — кас-касом, поверх которой лежат куски баранины. Сполоснув руки, мы, т. е. одни мужчины, садимся вокруг циновки, и каждый приступает к еде, набирая в горстку рис со своего края, предварительно сдобренный подливкой из красного перца. Острую пищу запивают водой. Мне хозяин приносит баранью голову — здесь это считается большим лакомством. Абдалла торжественно разделывает голову, протягивает мне сначала глаза барана, затем язык, отрезав от него кончик, и, наконец, уши. После обильной трапезы на блюде видны только обгрызенные кости да немного риса. Блюдо уносят во двор, где остатками будут обедать женщины — увы, такова мусульманская традиция.
На следующий день я с интересом наблюдал, как Нур мелет зерно на каменной зернотерке. Этот примитивный способ сохранился на Сокотре, вероятно, еще с первобытных времен. Работа нелегкая, но женщина проделывает ее с изяществом и ловкостью. Зернотерка, в сущности, — два камня. В центре нижнего — большого и круглого, с ровной поверхностью — намертво закреплена палочка, на которую надет другой, меньший камень с дыркой в середине. Ровные поверхности обоих камней трутся друг о друга, как жернова. У края верхнего камня выдолблена еще одна дырка, поменьше, в которую вставлена длинная ручка. За эту ручку Нур методично вращает верхний камень по нижнему, изредка подсыпая через отверстие в центре пригоршни зерна. Зернотерка стоит на круглой пальмовой циновке, на нее ссыпается мука с краев камня.
Нур смущена моим вниманием: непривычно, чтобы чужой мужчина разглядывал женщину за таким сугубо домашним занятием. Она то скромно опускает глаза, то исподтишка быстро поглядывает на меня и, наконец, спрашивает:
— Что, твоя жена так не растирает зерно?
— Нет, — отвечаю я несколько растерянно, — в Адене всегда можно купить готовую муку.
— Хорошо в Адене, — вздыхает Нур, продолжая энергично крутить жернов. Теперь, кажется, между нами установилось взаимопонимание.
Сокотрийское приветствие *
После первого знакомства с сокотрийским домом у меня вскоре состоялось второе. Вместе со своими друзьями из военного гарнизона в Моури, куда я приехал их навестить, я получаю новое приглашение.
Наш «лэндровер» бросает из стороны в сторону, вести машину ночью по каменистой дороге, соединяющей Моури с деревней Кедах на северном побережье острова, нелегко даже такому опытному шоферу, как Хасан. Мы едем в гости к жителям Кедаха, нас пригласила на ужин Халима — одна из самых почитаемых женщин деревни. Свет фар вырывает из мрака причудливые пейзажи острова — спутанные ветви кустарника, напоминающего мотки колючей проволоки, разбросанной на желто-красной поверхности равнины, бутылкообразные деревья, с их блестящими серо-коричневыми стволами, над которыми торчит масса лишенных листьев веток. Изредка в полосе света мелькают изящные в серо-белых полосах фигурки ослепленных фарами «мускусных котов». Наконец, лучи фар упираются в невысокую стену, сложенную из камней, скрепленных глиной, — это «крепостная стена» Кедаха. Мы выходим из машины под возгласы: «Алкахаб!» («добрый вечер») — нас встречают. При свете фар встречающие — тут и мужчины и женщины — здороваются с приезжими за руку, а с Амером по-сокотрийски: соприкоснувшись несколько раз носами. Касание носами обычно троекратное, родственники, прежде чем потереться носами, прикасаются носом к руке друг друга, между кистью и локтем; в знак особого почтения младший родственник, склонившись, дотрагивается носом до колена старшего. Так же приветствуют друг друга в некоторых племенах юга Аравии и Персидского залива.
Мы выключаем фары и оказываемся в полной тьме. Твердая, горячая рука берет меня за руку — нас ведут в деревню.
Хижины жителей Кедаха, как и большинство домов прибрежных и равнинных районов Сокотры, сложены из камней, скрепленных глиной, под пальмовой крышей. Скрипит деревянная калитка, и мы входим в маленький дворик, где все приготовлено для праздничной трапезы. Двор застелен циновками, у стены несколько подушек — это место для гостей. Начинаются приветствия.
— Алкахаб. Биса бикин гоэр? — говорит нам хозяйка дома Халима, симпатичная женщина лет сорока. Это означает: «Добрый вечер. Нет ли среди вас больных?» — сокотрийцы всегда задают этот вопрос, приветствуя гостей. Уверив хозяйку, что мы абсолютно здоровы, пожимаем руку Марьям, молодой сокотрийке с большими выразительными глазами. В ушах у Марьям две огромные серебряные серьги кольцами. Волосы сзади стянуты в два пучка и перекинуты на грудь. Женщины здесь держатся свободно и непринужденно. Это понятно. Ведь здесь, на Сокотре, женщина выполняет все основные виды хозяйственных работ. Она пасет и доит овец и коз, носит воду из колодца, готовит пищу, сбивает масло, растирает на камнях зерно, воспитывает детей, ткет шамли.
Мужчины тоже пасут скот вместе с женщинами, ловят рыбу, а летом собирают финики, поднимаясь по стволу с помощью сплетенного из пальмовых листьев пояса, обхватывающего спину сборщика и дерево. Мужчины также строят хижины, но и тут им помогают женщины. А местные хижины приходится перестраивать довольно часто, рассказывают мне хозяева, так как в сезон дождей часть глины, скрепляющей камни, смывается, и многие дома разваливаются. Ведущую роль сокотрийской женщины в хозяйстве отметил еще Ахмад ибн Маджид, лоцман Васко да Гамы, описывая свое посещение острова.
Не случайно и в поверьях островитян женщине отводилось особое место: она часто наделена сверхъестественной силой, связана с таинственными джиннами и духами.
Женщина была хозяйкой дома там, где она работала: в племенах горцев, в деревнях пастухов равнинных районов острова. Однако при этом положение ее было очень тяжелым, поскольку в быту существовало немало обычаев, унижающих женщину. Сейчас правительство Народной Демократической Республики Йемен и Национальный Фронт[22] — правящая политическая организация страны — ведут борьбу за раскрепощение женщины. На острове, в городах и поселках создаются женские комитеты. В Хадибо, где положение женщины было особенно трудным, она теперь играет активную роль в общественной жизни.