Там, где возрождалась птица Феникс — страница 21 из 25

Вероятно, этот интересный обычай отражает ту большую роль, которую играет женщина в сокотрийском обществе, в его хозяйстве. Однако на свадьбе Фатмы я замечаю, что наибольшее беспокойство по поводу того, договорились ли с гирефэ и придут ли вовремя все женщины, проявляет отец Фатмы.

После того как женщины выполнят свой долг, их приглашают на праздничную трапезу. На циновки ставятся миски с жидким коровьим маслом, кружки с молоком, специально для гостей разрезаются бурдюки с набитыми туда еще летом, очищенными от косточек финиками.

В комнате у Фатмы лежит кучка серебряных украшений, подаренных ей родителями: по шесть-десять браслетов на каждую руку, ножные браслеты, несколько пар серег. Вечером Ахмад принесет свои подарки — сабха. Это платья различных цветов: желтое, красное, зеленое и черное, а также много благовоний, ароматических масел и притираний, сурьма, чтобы подводить глаза. Через день к Фатме соберутся соседки: посмотреть, какие подарки сделал ей муж.

Обычно, получив подарки от родственников, невеста после свадебного пира уточняет:

И все эти вещи наши или «напоказ», чтобы люди видели?

Дело в том, что неимущая семья одалживает у родственников или друзей вещи, которые при гостях дарят невесте. Это и есть подарки напоказ — ди фэнэ (буквально «для лица»), чтобы гости не осудили семью за скаредность. После того как гости и соседи оценят подарки, разглядят, пощупают их и разойдутся по домам, веши возвращаются их владельцам. Поэтому сейчас Фатма, узнав, что все дареное останется у нее, очень обрадуется.

Когда невеста впервые входит в дом жениха, там, по старинному обычаю, должны зарезать барана и плеснуть свежей, дымящейся крови у порога ей под ноги, так, чтобы она переступила через кровь, на худой конец, можно облить кровью косяк двери. Соседи проводят Фатму до дома жениха и проверят, соблюдены ли все обычаи…

Только через несколько дней, заглянув в дом Ахмада, я увидел его молодую жену. Девочка лет тринадцати, еще смущенная своей новой ролью, вынесла нам поднос с чаем. Юное лицо ее было смазано ароматичным желтоватым маслом, в одном из крыльев носа блестела золотая мушка, в ушах — большие серьги. Но уже теперь в ней заметна была та горделивость и статность, которые отличают женщин Сокотры.

Глава IXУ ГОРЦЕВ ХАГЬЕРА

Через несколько дней, рано утром я отправляюсь из Хадибо в один из самых труднодоступных районов острова — горный Хагьер. Путешествуем мы впятером: я, проводник Амер, офицер и двое солдат из местного гарнизона с рацией. Здесь может случиться всякое, говорит мне офицер, так как недавно из-под стражи сбежали несколько заключенных. Они укрылись где-то здесь, в горах.

Мы карабкаемся по склону, приступом одолевая очередной подъем. Из-за камней показывается группа людей: старик с живописной седой бородой, в одной набедренной повязке, с большим самодельным ножом у пояса, пожилая женщина и молодая девушка удивительной красоты. Большие глаза, опушенные густыми ресницами, тонкий, чуть округленный нос, нежная смуглость кожи подчеркнута яркой зеленью платья, расшитого по краям серебряной ниткой. Девушка — ее зовут Сумма — погоняет осла с поклажей. Семья возвращается домой, в горы, из путешествия на побережье, где они заготовляли впрок финики: очищали их от косточек и складывали в козьи бурдюки. Этих запасов должно хватить до следующего сезона. Сумма не прячется от нас, держится независимо и смело. Амер заводит разговор, а Салех — сопровождающий нас солдат из Адена, с интересом разглядывает девушку, причмокивая языком: эта, кажется, подходит! Салех хочет жениться, а сокотрийки славятся своей красотой, и, что немаловажно для жениха, обладающего скромным доходом. — выкуп за невесту на Сокотре гораздо меньше, чем на материке. Позднее Амер рассказывал мне историю Суммы. Три года назад она вышла замуж за соплеменника, но вскоре после брачной ночи он уехал на заработки в один из эмиратов Персидского залива, и Сумма осталась одна. С тех нор от мужа нет никаких известий. Сумма сама ведет свое хозяйство, пасет коз и овец. Сумма может получить развод — теперь женщины часто поступают так, но она не хочет, уж лучше подождать, хоть одной и тяжело. Амер спрашивает, не пойдет ли она замуж за Салеха — посмотри, какой золотой парень! Сумма бросает быстрый взгляд на тощего Салеха:

— Нет, этот очень уж худ, он не остудит моего жара.



Эти бедуинки пришли на побережье за финиками


Видимо, для сравнения она оглядывает и меня и неожиданно изрекает:

— Вот этот еще, пожалуй, сгодится. Но я все-таки лучше подожду.

Еще несколько часов подъема, и мы попадаем в удивительно красивую горную долину. Неподалеку видны развесистые апельсиновые деревья, на которых висят громадные зеленые плоды. Внизу, в неглубоком ущелье, журчит ручей. Здесь мы делаем привал. Апельсины на вкус оказываются похожими на лимоны, недаром арабы называют их лим хали — «сладкие лимоны». Закусив консервами, спускаемся к ручью напиться. Наклонившись над водой, вижу, как на дне копошатся пурпурные крабы.



Пещера горца


Три часа спустя, поднявшись на плато Хагьера, мы, наконец, попадаем к месту жительства горных племен. Перед нами открывается величественный вид: зеленые долины, над которыми высятся белые скалы, где обитают только горные козлы да редкие пещерные жители. Условия существования горцев Сокотры весьма сложны. Неудивительно, что они непревзойденные ходоки: ведь целыми днями им приходится (босиком!) бродить и бегать по горам. Иногда они вынуждены со своим скарбом и скотом спускаться к побережью. Горец привык быть неприхотливым, он может спать где угодно — на камне, на песке, в пещере.



Молодой горец


В горах Хагьера нередко бывает холодно, постоянно моросит мелкий дождь, порой на селение опускается облачная пелена, так что на расстоянии метра не видно пи зги. Одеты горцы лишь в набедренную повязку — кусок грубой, обычно грязно-желтого цвета материи, обернутый вокруг бедер и не доходящий до колен. Иногда на плечи накинут второй такой же кусок, но большей частью мужчины ходят обнаженными по пояс. Живут горцы в пещерах или в домах, сложенных из каменных валунов, причем не скрепленных между собой. Все убранство составляют несколько циновок да горшков, в очаге горит огонь Натуральное хозяйство горцев почти не знает обмена, они изолированы от внешнего мира отсутствием горных дорог — и у них нет даже спичек. Наверное, это одно из немногих мест на земном шаре, где огонь до сих пор получают первобытным способом: либо высекают ударом камня о камень, либо добывают трением двух палочек. Палочки сделаны из дерева, растущего только на Сокотре. В одной из них — небольшое углубление. Сидя на земле, горец зажимает кусок дерева между ступней и, вставив в углубление конец второй палочки, начинает быстро крутить ее ладонями сверху вниз, одновременно надавливая на нижнюю палочку. Вскоре нижняя деревяшка начинает тлеть, в сделанный сбоку ямки надрез подсыпают труху или сухой навоз — и костер готов. Вся операция занимает у горцев не более двух минут. Признаюсь, я долго пытался научиться получать огонь таким путем, растер в кровь руки, но только после десятиминутного трения над моей экспериментальной установкой начал куриться дымок.

Удивляют жилища горцев, сложенные из камней. Камни довольно большие, кажется, что поднять их вручную невозможно, и вовсе не понятно, почему все это ненадежное сооружение не разваливается на глазах. Однако каменные хижины стоят весьма прочно. Мы заходим в один из таких «домов». Вместо дверей — прямоугольное отверстие. Внутри всего одна «комната», пол застлан соломой, у стены — нехитрая утварь. Снаружи перед входом — маленькая площадка, окруженная невысокой, примерно в полметра, оградой из тех же камней — это хозяйственный двор. Возле каменного жилища — огромная плоская глыба, приподнятая с одного конца чуть более чем на полметра подложенными под нее камнями. Оказывается, это «супружеская спальня» хозяев. Дети спят в «доме», родители же забираются на ночь под каменную плиту, где их ждет соломенное ложе.

В горах, на отшибе от селения, стоит домик Тануфа. Тануф довольно состоятельный хозяин, у него голов пятнадцать коров и несколько десятков коз и овец. Около дома — грядки (на площадке не более сотки), где растут кое-какие овощи. Подобные грядки около домов можно встретить на Сокотре часто, тут сажают помидоры, тыкву, лук, зелень, но в таком мизерном количестве, что огород служит скорей украшением дома, своего рода цветником, чем подспорьем для семьи. У Тануфа трое детей: мальчики семи, девяти и одиннадцати лет. Они тоже обнажены по пояс, но вместо холщевых повязок на них настоящие хадрамаутские футы — мужские юбки, перетянутые наверху широким поясом. Фута основная мужская одежда всего юга Аравии, а также некоторых областей Восточной Африки и Юго-Восточной Азии.



Внутренность большого «дома»


Мальчики помогают Тануфу пасти и доить коров. Рыжие с черными и белыми пятнами коровы очень низкорослы и худосочны. Но нрав у них агрессивный: на пастбищах они тотчас нападали на нас, норовя боднуть.

У каждой горской семьи — свое пастбище. Границей между пастбищами, принадлежащими разным семьям, служат невысокие, сложенные из камней оградки. Скот привыкает пастись на своем пастбище, но иногда он уходит и в горы, в заросли, отыскивая траву. Не берусь решить, овцы ли узнают своего хозяина, или хозяин знает каждую овцу — только животное, которое может встретиться порой в самом неожиданном месте, обязательно имеет хозяина и никогда не пропадет. Тануф рассказывает, что здесь вся земля разделена на семейные участки, если же овца уже съела всю траву на своем пастбище, она переходит на участок соседа.

— Конечно, — разъясняет мне Тануф, — ведь дом принадлежит человеку, а пища — от Аллаха. Какая соседу выгода, если я умру от голода? Пусть лучше сегодня моя коза поест у него, а завтра, глядишь, его скотину придется выручать.