Кое-как одевшись, Миша выбежал на крыльцо. Да так и замер на месте.
Посреди двора на жерди, прибитой к столбам, висела сеть, вся-то, вся серебряная от рыбок, а вокруг стояли мама, бабушка и дед Егор. Проворно перебирая пальцами, они вынимали из ячеек сети продолговатых рыбок, бросая их в большой эмалированный таз.
— Дедушка! — закричал Миша с горькой обидой в голосе. — Что же ты наделал? Почему меня не разбудил?
Оглянулась мама, помахала сыну рукой:
— Беги скорее помогать! Видишь, сколько на твоё счастье поймалось ряпушки?
— Заспался наш Микко, — всплеснула руками бабушка. — Дед Юрги не добудился тебя на рани!
— Да-а, не добудился, — протянул Миша, ни на кого не глядя. — Туули добудился, а он — нет.
— Ну, хватит дуться, — засмеялась мама, кончиками пальцев поправляя на голове цветастую косынку. — Помогай-ка лучше.
Миша остановился возле мамы, приглядываясь, как она вынимала застрявших в ячейках сети длинных плоских рыбок.
— Бери правой рукой ряпушку за голову. И легонько тяни к себе, левой же придерживай сеть, — говорила мама, то и дело бросая в таз поблёскивающих мелкой чешуйкой рыбок. — Просто ведь, правда?
Но Мише ряпушка не поддавалась. Тянул он её и так и этак, пока не оторвал совсем голову.
— Ай да неумеха! — раздался над ухом чей-то звонкий насмешливый голос.
Покосился Миша, а рядом с ним — щуплая девчонка в алом сарафане до колен и с таким же алым, похожим на петушиный гребень, бантом на макушке.
— Ещё нам подмога подоспела! — одобрительно пропела бабушка. — Микко, доченька, в степи родился. Ему, Нинчу, тут всё в диковинку!
Стоило Нинчу прикоснуться тонюсенькими пальчиками к сети, и в таз одна за другой полетели послушные ряпушки.
— Понял, что к чему? — девчонка повернула к Мише смуглое лисье личико с лукаво мерцающими из-под бровей крыжовинами глаз. — Или ты без понятия человек?
Миша снова промолчал, лишь запыхтел тяжело. Немного погодя ему всё же удалось высвободить из ячеи увесистую рыбёшку с травянисто-чёрной спинкой. За ней — другую.
«Ого! — приободрился Миша. — В следующий раз, когда мы с дедушкой поймаем рыбы целый воз, я эту Нинчу за пояс заткну!»
И он посмотрел на деда Егора, стоявшего по ту сторону сети. У деда работа тоже спорилась.
«Надо ж! — подивился Миша. — Руки у дедушки вон какие лопаты, да и пальцы что тебе прутья толстые, а он ни одной ряпушки не раздавил».
Только сейчас Миша заметил, что жгуче-смолянистая борода деда Егора вся была усыпана мелкими сверкающими блёстками.
«ПОМОГИТЕ! ПОМОГИТЕ!»
Все молчали, занятые делом. Эмалированный таз был почти полон, а скользкие рыбки всё падали и падали одна за другой.
Внезапно с огорода донёсся истошный приглушённый вопль:
— Помогите! Помо-огите!
Пёс, смирно лежавший в ногах у Миши, бросился стремглав на призыв о помощи. Не зря его прозвали Туули — ветром. За собакой помчался и Миша, а следом — Нинчу.
Завернув за угол дедушкиного дома, Миша увидел «кубика» Васька, братца Пеши. Малыш топтался на тропе, не в силах справиться с толстым, в палец, полосатым свитером. Перепуганный не на шутку «кубик» задыхался, орал дурным голосом. А над Васьком, чем-то напоминающим огородное чучело, кружил молодой грач, тоже надсадно каркая: «К-ка-арр! К-ка-арр!»
— Подними руки, — сказал мальцу Миша. — Кому говорю: руки подними! — и он потянул вверх тяжёлый свитер.
С добрую минуту глотал кумачово-потный Васёк воздух. Грач, успокоившись, опустился «кубику» на плечо.
— Он ручной, этот грачик, — сказала Нинчу, обращаясь к Мише. — Его весной Пеша в лесу подобрал… из гнезда выпал. Прижился!
Девчонка собралась было погладить грача по гладкой угольно-вороной головке, но тот зашипел и чуть не ущипнул её за руку.
— Экий ка-апризный! — Нинчу надула губы и отошла в сторону.
— А ты… лиса! — сказал Васёк. — Мой грачик тебя не любит!
Нинчу показала Ваську язык и побежала к обрыву.
— Мишка, айда купаться!
Подошёл Пеша. Сказал степенно, видимо подражая отцу:
— Терве! Добренького вам утра!.. А ты, Васлей, чего вопил на весь наволок?
Улыбаясь, Мишина мама рассказала о только что случившемся забавном происшествии.
— У-у, стыдоба бестолковая! — побранил Пеша братца. Посмеявшись со всеми, предложил Мише: — Пошли, Микко, купаться. Сейчас водица в озере, — он прищёлкнул языком, — безусловно пять с плюсом!
Миша замялся, а мама сказала:
— Он, Пеша, плавать не умеет.
— Не умеет? — удивился Пеша и кулаком сбил назад кепку, с которой, похоже, расставался лишь на ночь. — Пустяки, тётя Оля. Я вашего Микко в два счёта научу. Честное пионерское! Вон Васёк и тот по-собачьи плавает.
К берёзам подошла бабушка. Рукава её фланелевой муравчатой кофты были засучены до локтей.
— Нинчу, Пеша! Соберётесь по домам, за ряпушкой заходите!
ХИТРАЯ НИНЧУ
Раз Миша с мамой собрались в лес по ягоды. Накануне лёгкая на ногу Нинчу принесла полную плетушечку наливной земляники.
Утро выдалось серенькое. С озера нет-нет да и задувал сырой отволглый ветришко. Бабушка Марья пророчила скорый дождь, отговаривала дочь с внуком идти сегодня в лес.
— Нет, пойдём! — упрямо твердил Миша, надевая сандалеты. А вспомнив папину поговорку, утешил бабушку: — Мы ведь не сахарные, не размокнем. У нас в степи ливни случаются… ого-го какие! Прошлым летом отправился к папе на буровую, а дождище и припустился! Помнишь, ма?
— Ладно уж, отправляйтесь, — махнула рукой бабушка. — Только с полной плетушкой возвращайтесь!
Миша первым выбежал в калитку.
Короткая улочка с приземистыми избами скоро кончилась, и справа, и слева на дорогу стали выбегать ершистые кургузые ёлочки и тонюсенькие берёзки. И чем ближе подходила мать с сыном к лесу, ёлки встречались всё чаще и чаще. А одна — отчаянно отважная — тянулась к небу из расщелины внушительного угрюмо-сизого валуна.
Камни — большие и маленькие — встречались на каждом шагу. Иные валуны Мише до того приглянулись, что будь он великаном — непременно забрал бы к себе в родной степной Сурган!
Старая заглохшая дорога, обогнув тусклое крошечное болотце, вильнула в подлесок, из которого потянуло горьковатым запахом хвои и можжевельника. Навстречу шла девчонка, горланя во весь голос:
Летом люди загорают,
Загорают, отдыхают!
Ой, ля-ля-ля! Ой, ля-ля-ля!
Приостановившись, Миша сказал маме:
— Нинчу-то опять с ягодами.
Тут и Нинчу приметила гостей бабушки Марьи. Сдёрнув с головы васильковый в белых звёздочках платок, торопливо прикрыла им свою плетушку. Поздоровалась и хотела пройти мимо, да Мишина мама спросила:
— Где, Нинчу, ягоду собирала?
— Ой, далеко-далеко, тётя Оля. Вам туда не дойти!
— Почему же?
— Ой, комары закусают!.. Да там и земляники-то нет. Миша с мамой переглянулись и пошли дальше своей дорогой, выпугивая из дремучих зарослей багульника соек и зимородков. Они бродили и по старой вырубке, куда мама девчонкой бегала по ягоды, и по окрестным полянкам — скучным без солнышка. Но огнистые ягодки встречались редко-редко.
Когда часа через три с низкого неба упали первые увесистые дробинки, в кошёлке у них земляники набралось не больше горсточки. Но ни Миша, ни его мама не отчаивались. В следующий раз непременно нападут на счастливую полянку, сплошь усыпанную ягодами.
На старой высоченной сосне Миша приметил озорную белку, бросившую в него обглоданную шишку, а потом винтом взвившуюся к самой вершине. Возле трухлявого пня нашёл он первый в эту пору подосиновик с оранжево-маслянистой шляпкой. Неподалёку от покосившегося пенька мама обнаружила трёх младших братцев Мишиного кряжистого подосиновика.
Домой они возвращались не спеша, прикрыв головы листьями папоротника. Несерьёзный этот дождь-брызгун скоро перестал, решив, по-видимому, поднакопить силёнок к вечеру. Теперь уж по всему было видно — не миновать в скором времени ливня: из гнилого угла выползали тяжёлые, клубившиеся чернотой, тучи.
У самой калитки дедушкиного дома Мишу окликнул Пеша.
— Поздравь, Микко! — выпалил запыхавшийся Пеша, спрыгивая молодцевато с велосипеда. — Я нынче на тракторе… целых три часика робил!
— Да ну-у! — восторженно воскликнул Миша. — Неужели сам отец тебе разрешил трактор водить?
— Ага! — кивнул Пеша. — Отец рядом сидел, ну… ну и подсказывал безусловно что и как.
— Здорово ж тебе везёт! — Помолчав, Миша вздохнул. — А мы по ягоды ходили.
Пеша заглянул в Мишину кошёлку и разочарованно присвистнул.
— Эко мало-то как!
— Неудачливы мы, Пеша, — сказала мама. — Зато Нинчу повезло. Встретилась нам с полной плетушкой.
— А вы не там искали, — сказал Пеша. — Надо во-он в ту сторону от той вон обожжённой молнией сосны. И всё время вдоль берега озера держаться. Что же вам Нинчу не подсказала?
Миша пожал плечами. А мама улыбнулась:
— Забыла, наверное.
— Схитрила безусловно Нинчу. — Пеша провёл ладонью по расцарапанной до крови щеке. — Завтра, хотите, вместе пойдём?
— Хотим, хотим! — сразу же согласился Миша. — А щека у тебя…
— Ерунда, — отмахнулся Пеша. — Возвращался домой, ну, и на камень нечаянно наехал.
НА ОСТРОВЕ
Миша очнулся внезапно. Почудилось: кто-то наотмашь бросил ему в лицо горсть колкого песку. Огляделся — ни души вокруг. Солнца уже не было видно, а на берег косо накатывались, одна за другой, пенные волны. Дедушкина же лодка, покачиваясь валко, медленно удалялась от берега.
— Пе-эша-а! — вскричал испуганно Миша, вскакивая на ноги. — Пеша, где ты?
Ни звука в ответ. Лишь крикливые чайки стремительно носились над хмурым, в пенных барашках, неспокойным озером.
Вот тебе и удачная рыбалка! Унесёт лодку, что им тогда делать на этом пустынном острове с насупленными, строгими даже в погожий день, соснами?