«Интересно, – подумала Манька, – а если их проткнуть кинжалом Дьявола, они умрут?»
– Не советую подпускать оборотня близко, – посоветовал Дьявол, как всегда вырастая из неоткуда с двумя чашками горячего чая. Три раза сплюнул через плечо и добавил: – Не приведи Бог биться с ними в рукопашную! И прыгают высоко, как будто летят. Красиво! – с восторгом восхитился он.
Манька уставилась на Дьявола, понимая, что он сущий Дьявол.
– И до чердака могут допрыгнуть? – с тревогой спросила она.
– Ну… – он высунул голову в окно, и смерил расстояние до земли, – в два приема, пожалуй, допрыгнут. Но на крышу еще забраться надо.
– Поражаюсь я тебе, если меня убьют, ты хоть чуть-чуть пожалеешь? – проворчала Манька, принимая кружку с горячим чаем из его руки.
– Некорректный вопрос, – ответил Дьявол, как всегда увильнув от ответа прямого. – На тебе живого места нет, а ты о смерти думаешь. Намедни еле-еле от костра оттащил, а сегодня вон как запела! – состроил скорбную мину. – Я не могу, Маня, я ж бессмертен, а сытый голодного не разумеет. Я пережил столько людей и нечисти, что воспринимаю смерть, как иронию судьбы смертного существа. Горько мне, что не надеешься жить вечно, как Помазанники мои, поэтому придется мне оттянуть тебя за уши от окошка, – он резко рванул Маньку за рукав. – Тебя заметили, а это уже реальный шанс попасть, или не попасть в книгу живых и мертвых, а там, как я положу, так и будет. Не видишь, они стрелять собрались ради смеха. Смешно будет умереть еще до начала битвы.
Зрение у Маньки было не таким острым, как у Дьявола, но она тоже различила, что один из подвыпивших изрядно к тому времени людей, поднял руку – и пуля ударилась о наличник сразу за выстрелом. Оборотень промахнулся. То ли пугнул, то ли не метился, то ли не умел стрелять. Пуля отскочила от гвоздя и срикошетила рядом, задев другого оборотня, который мгновенно побледнел, рассматривая простреленную ногу, а спустя минуту, после того, как пришел в себя, покрутил пальцем у виска. Еще один ругнулся, и сразу несколько пуль влетели в окно и ударились в обрешетку, пробив Дьявола навылет.
Дьявол побледнел, как оборотень, осматривая застрявшие в обрешетке пули. Потом как-то нервно ткнул пальцем вверх, обращая на пули Манькино внимание, которая и без того не могла оторвать от них взгляд.
– Вот так вот! Награда обещана за головы бунтовщиков и приказ, стрелять в любую мишень в лесу за рекой на поражение… С другой стороны, напрашивается добрый вывод: вампиры пока не догадались, кто укокал Бабу Ягу и свистнул у Благодетельницы наследство… Тебя ловили бы живьем…
– Это… а то, может, белый флаг выбросим? И напишем: у нас бомжа в заложниках? Стреляют они лучше, чем я, – предложила Манька, ткнув пальцем в пули.
Она зябко поежилась: все пули предназначались ей. Дьявол хмыкнул, нисколько не опасаясь, высунулся в окно и пересчитал противника поголовно.
– Смотри сама, тебе решать, твоя это битва… М-да, многовато их, – сообщил он, поседев в одно мгновение, когда счет перевалил за полторы тысячи. – Не приручим мы их… – скорбно покачал головой и ухмыльнулся, возвращая волосам естественный черный цвет, похлопал ее по плечу: – Наберись терпения!
Внизу собиралась толпа, показывая пальцами на окно, за которым спряталась Манька. Дьявола в природе не существовало. Для Маньки, в принципе, тоже – он стоял в окне, и она прекрасно видела через него. Но слишком резко отличались люди в ракурсе Дьявола – лица у них и вправду были какие-то двойные: лицо, а под ним размытый звериный оскал.
На душе было погано. Она понимала, что ей придется убивать людей, которые ни в чем перед ней не виноваты, и, пожалуй, не виноваты в том, что оборотни. Так случилось. Не верилось, что они будут убивать ее – она тоже перед ними ни в чем не провинилась. Шутка Дьявола, что она сможет выжить в неравной битве, была оригинальной, но не настолько, чтобы поверить в свои силы. Она не Дьявол, в ней пули застрянут. Желание выбросить белый флаг, стало почти навязчивым.
Но что это даст? Разве что выдаст себя. Оборотни сразу сообразят, что их много, а ее мало…
А кроме того, сюда пожалуют вампиры!
Оборотни раздевались, удивляясь по-летнему жаркой погоде, сожалея, что никто не догадался взять мяч, разминались, стреляя по деревьям, по избе, в подброшенные шапки и бутылки, которые осколками разлетались в разные стороны, гоняли по земле консервные банки, вытаптывая огород и поле изб, разводили костры. Манька с удивлением отметила, что ни одна ветвь неугасимого полена в костре оборотней не горела.
– Им не взять неугасимый огонь. Им и ветвь не поднять, – спокойно объяснил Дьявол, заметив Манькино волнение.
Потихоньку подтягивались отставшие, выискивая свободные места. По возгласам, которые эхом отдавались по поверхности реки, стало ясно, как оборотней много, и большая часть их сокрыта кронами деревьев.
На первый взгляд ничто не выдавало в них оборотней – люди как люди. Человек всегда себя вел на природе именно так, нисколько не сомневаясь, что природные кладовые как-нибудь сумеют справиться с хвалеными признаками цивилизованности царя природы. Конечно, рыбу динамитом глушили, помочились на углы изб, предав их осмеянию, поляну изгадили, разворотили колодец с живой водой, деревья рубили так, что лес трещал и кряхтел скрипом падающих деревьев, на костре готовилась, может быть, та самая лань, которая отдала крынку парного молока. Но все же, Маньке не хотелось воевать с ними, и она не понимала, почему не может жить среди людей.
Так муторно и тоскливо она не чувствовала себя давно. Окажись она внизу, была бы она лучше или хуже? Вот парень с девушкой целуются – она видела, как набросил он свою куртку на ее плечи, как девушка зябко поежилась от холода вечерних сумерек, как паренек вставил в ее волосы цветок ромашки, и она убрала ее, бросив под ноги.
Может, ее тянуло к людям?
Вглядываясь в их лица, Манька пытаясь понять, чем же она-то хуже, где и как они понимают, что она одно, а они другое? Она долго жила среди них, но они не приняли ее, и, может быть, ее проблема была в том, что она не умела искать радость, которую они считали радостью? Или она и в самом деле, имея комплекс генерала песчаных карьеров, так и не поверила, что нужна обществу, и дело совсем не в Благодетельнице, может быть, все дело в том, что она ищет спасение там, где его нет, и еще не поздно протянуть им руку?
Стемнело.
Только отсвет костров и неугасимый огонь, зажженный на крыше, освещал веселые и уверенные лица, которые показались Маньке много человечнее, чем ее собственное.
Она оглянулась.
Дьявол сидел на тахте, полуприкрыв глаза, и вглядывался в такую даль, которую она объяснить себе не могла. Не многие хотели бы оказаться на ее месте, рядом с тем, кого боялся весь белый свет. Для людей Дьявол был символом наказания, устрашением, угрозой. И только уверенность, что он заперт в Аду, как простой смертный, который по непонятной причине передал свои полномочия не поклонившемуся ему Спасителю, который уже две тысячи лет собирал всех в том же Аду, чтобы судить всех разом, тешили самолюбие, отодвигая Дьявола куда-то, откуда он не смог бы человека достать. Но он был, настоящий – Земля и Небо, нисколько не постаревший, как встарь, имеющий подход к каждой нечисти, играющий то в одни, то в другие ворота, паскудно издевающийся над той и над другой стороной, способный показать все царства земли в мгновение ока, затворивший врата Рая и отверзший врата Ада…
Слабое утешение, когда жизнь висит на волоске.
Она вдруг подумала, что ей нравится Дьявол, и чтобы он не говорил, она не могла представить, что он способен не любить землю, потому что земля любила его, и каждый, кто жил в его земле, жил в согласии с Дьяволом.
Кончиками пальцев Манька провела по месту, где с другой стороны застряла пуля.
«Не долго мне пришлось бы жить среди них!» – подумала она, прислушиваясь к тому, что делалось внизу. Сомнения разом оставили ее. Да, она умрет, но одного, а то и трех оборотней заберет с собой – и пусть ее ближний – вампир, который проклял ее до Судного Дня, им не будет покоя. Вряд ли она будет сидеть на могилке и охранять аршин земли, который принадлежит и будет принадлежать Дьяволу…
Крест крестов на груди пылал, пульсируя и слегка обжигая тело, но золото было холодным, как лед. Манька чувствовала, как прислушиваются к каждому движению за пределами стен избы, молчаливо и грозно. «Только бы не встали!» – подумала она, понимая, что если избы выдадут себя, то война начнется с этой самой минуты.
Может быть, еще все обойдется?
А внизу ощущалось заметное волнение. Оборотни распалились. Теперь они были хозяевами цветущего луга.
– Убить не можно, а нужно! Это ж какая свинья засела в этой груде серебра-злата? Если с наружи столько добра, то внутри сколько?!
– Чисть мои ботинки! После всего ты мне еще должен остался!.. Карточный долг – долг чести!
– Не лезь к ним, сами разберутся. Мы пришли-ушли, а они положат здесь друг друга, отвечай потом!
– Я хочу пи-и-ить! Мне принесет кто-нибудь попи-ить?
– Бери воду выше колодца. И эта зараза течет в реку.
– Может, взорвать его? Если тут строить пансионат, то колодец и серебряное озеро лучше забетонировать. Там будет лодочная станция, а там… коттеджи. Посмотри! Ну, так как, вкладываемся?
– Я посоветуюсь с Ее Величеством. Если государи возьмут на себя строительство подъемника…
– Горы? Это проклятые горы! Ты хоть представляешь, сколько там народу сгинуло? Я сама в библиотеке читала…
– Ерунда! Глупости! Горная гряда закрывает нас от холода северных и восточных ветров.
– А как ты это объяснишь, уважаемый коллега, лето? А на дворе январь!
– На Новый год? Не помню… Валялся где-то, пил где-то, сношался с кем-то…
– Не долго они его… Может, лесник? Сказано же, отстреливать всех!
– Да лешак его подери, может, сам леший был?
– Слыхал я, что Бабушка Яга водила дружбу со многими несовершенными духами. Может, за водой приходил? У Бабушки Яги такой же колодец был. Говорят, вода в нем не то она мертвая, не то живая…