Дьявол с любовью переводил взгляд то на Маньку, то на оборотней.
– Да-а, замечательный урожай, – мечтательно, с блаженной улыбкой, произнес он, не спеша потягивая вино.
От песен Дьявол перешел на стихотворения.
– Перед восходом, при Луне, я оборотня пожалел однажды, и дал ему пространный путь, чтобы ко мне его вернуть! – продекларировал он таинственным, замечательно поэтичным голосом. – Он был один, и я один, но помнил я, а он успел забыть, что я есть Господин… Летели долгие года. Я ждал, – и вот отмщения час настал, он на костер взошел. И в миг исчез! И снова обрела земля покой и широту небес…
Голос изменился, надломился, и стал унылым.
– И снова жду я при полной Луне, на какой широте, на какой долготе, полнолуния наступит час, и родится такой герой, чтобы полететь над этой нечистью звездой… Смотри, обширный луг! – Дьявол повеселел, сделав жест, будто и Манька могла видеть поле битвы, не сходя с места, через стены. – Освещенный луной, темная река с отражением умноженной луны, лес темный, издыхающие оборотни… Красота! – восхищенно выдавил он.
– Ну, – скептически согласилась Манька, окинув поле брани взглядом.
– Что ну? – всплеснул Дьявол руками. – Сапоги любую землю топчут. Стреляй! Утром они много сильнее станут! У этих хоть лапы, а у тех кирка и рукавички! Да в задних целься, не трать время! Передние и так подохнут, если не зеркалом, древесиной обожрутся…
Передние оборотни и в самом деле пробовали избы на зуб, вгрызаясь в бревна. Манька ухмыльнулась: избы три дня подряд пили живую воду из колодца, а, кроме того, она была пропитана серебряными растворами и надежно закрыта серебром. Но слова Дьявола ее задели – он всегда находил момент поставить ее на место, когда она этого не ждала.
– Я что, сам прославляешь себя стихами, думала, слушатель нужен. Иди, посмотри, дверь еще держится, или уже прогрызли? Интересно, как там Борзеевич…
Она схватила лук, стрелу и прицелилась. Опыт был невелик, но был: следующая стрела пролетела у самого уха оборотня, в которого она целилась, пролетела мимо, ранив по пути еще одного. Стая, увидев стрелу, вонзившуюся в дерево, бросилась врассыпную. Рядом полег еще один, но уже не от ее стрелы, а от руки Борзеевича. Стрелял он редко, но метко. Действие вина закончилось, и Манька, как перед тем Борзеевич, с выразительной завистью покосилась на бутылку в руках Дьявола. Взгляд от него не укрылся, бутылка исчезла в складках его плаща – и была, наверное, уже где-то на другом краю вселенной.
Оборотни, наконец, сообразили, что имеют дело с хорошо подготовленным противником. Четверть стаи грызла себя, еще одна четверть пыталась добраться до чердачного окна, прыгая на стену и сползая вниз. Стены были гладкими, и зацепиться когтями не удавалось, они съезжали обратно, отползали, пождав хвосты. Шипы, приготовленные Дьяволом в панцире избушки, ранили, оставляя серебро в их лапах.
В конце концов, еще одна четверть начала валиться на землю в агонии. Но те, что наблюдали за передними рядами, быстро умнели, преобразуя строй и пряча свои тела за стволами деревьев. После первой неудачи звери стали приходить в себя. Часть оборотней ушла в лес. Остальные чего-то ждали, сверкая красными углями глаз в темноте на опушке.
Теперь Борзеевич не стрелял вовсе, а Манька стреляла, но чаще промахивалась. Тот, кто руководил оборотнями, имел опыт ведения боевых действий, решив сохранить остатки своей армии.
Дьявол вылетел в окно, повисел снаружи, наблюдая за происходящим. Через пару минут он влетел обратно.
– Двери держатся пока, – доложил он. – А вот что думают те, – Дьявол указал пальцем в сторону леса, где сидело несколько огромных и спокойных зверей, беспристрастно наблюдая за происходящим, – мне бы хотелось подслушать да понять!
– Это вожаки?
– Да! – ответил Дьявол. – Верхушки. Именно они уважают вампиров более, нежели другие. И я, похоже, недооценил противника… Трое вожаков из личной гвардии Их Величеств.
– Это они разговаривают между собой? – кивнула она на вожаков, с сожалением примериваясь к расстоянию: стрелой противника было не достать. Оборотни то качали мордой, то будто кивали, то били о землю хвостом.
– Человека я мог бы послушать, но речь вампиров и оборотней необычна. У них такие голосочки есть, которые мысленные обращения друг к другу маскируют. Голосочек голосит одно, а вампир другое. Только они сами и могли бы его услышать. Я могу подливать масла, но против их огня мне свой голос не поднять, он через врата не пройдет. Они слышат только то, что Спасители велят…
– Они и мои мысли могут услышать? – удивилась Манька.
– В теле оборотней? Сомневаюсь. В своем собственном да, умеют. Но только вблизи, и когда человек укушен вампиром. Но интуиция у них необъяснимая, человека и вампира не путают. Кроме того, могут поднять собственную нечисть в уме человека, чтобы заставить угодить себе. Вот страх, интуитивный, откуда он берется у человека? Иного оборотня достаточно побить палкой, чтобы вылечить… Он, конечно, полностью не излечится, но нарываться на сильного не станет, но люди боятся и не связываются, предпочитая промолчать.
Дьявол посмотрел на Маньку с великой любовью.
– Твои мысли вампирам и оборотням ведомы, но не все. Один укус на тебя пришелся, когда ты еще не родилась. В какой-то степени у тебя выработался иммунитет. Он начинает разбрасывать их мысленные посылы, и ты то одну волну слышишь, то другую, но не всегда именно ту, которую вампир планирует. Или твой ум закрывает все посылы и отключается, а ты живешь на автопилоте, как голое сознание. Только ты не я, ты не можешь существовать независимо от земли, и все твои знания, твой опыт лежат в земле. М-да, иммунитет сослужил тебе не самую добрую службу: вампир-душа учился у головы твоей раньше, чем попал к Благодетельнице. Стать для него вампиром – было лишь делом времени.
– Это что же, получается, я виновата, что он стал вампиром? – удивилась Манька.
– Дыма без огня не бывает. Все так думают: вот я пойду и обращу гнев на ближнего, а ближний-то давно из отравленной реки мертвую воду пьет… Поэтому и надо обрезать крайнюю плоть своего сердца, чтобы не строить козни ближнему. А если строил, за ближнего ответ придется держать.
– Ой, смотри, они избушку обходят! – вскрикнула Манька, заметив, что оборотни тащат лодки.
– Покажи-ка нам, избушка, что они там творят? – попросил Дьявол, подхватывая стрелы и Манькин лук, отодвинув ставни закрытого оконца на другой стороне чердака.
Оборотни, качаясь на надутых лодках, из своих тел строили пирамиду.
– А зачем она им нужна? – удивленно спросила Манька.
– Они решили, что с крыши атаковать будет легче. До крыши они ни в один, ни в два прыжка дотянуться не смогли, решили так… Пожалуй, они правы, – Дьявол прицениваясь, посмотрел вверх.
Мишени были удобные. Манька начала палить в кучу звериных тел, выпуская одну стрелу за другой, понимая, что мимо не пролетит. Лодки были прямо под чердачным окном.
Началась свалка, где-то внутри этой кучи звери рвали людей, с которым они занимали одно тело. Манька стреляла так стремительно, что Дьявол только удовлетворительно кряхтел. Подводные бойцы, которые терпеливо дожидались своего часа, наконец, обнаружили себя. Лодки начали выпускать воздух с громким «пш-ш-ш-ш-ш», подрезанные снизу. Оборотни бросались к берегу вплавь, борясь с течением, и уходили под воду. Некоторые мирно плыли по воде уже в человеческом теле, ударяясь телами о торчавшие под водой скалы.
Наконец, оборотни отступили. Манька обрадовалась, будто уже победила.
До конца ночи небольшими группами оборотни еще раз попробовали взять избы приступом, но вяло, будто не могли поверить, что больше половины их лежат убитыми. И не оружием врага, а собственными собратьями. Трупы усеяли весь луг и вход в избы загораживали горы тел.
Луна побледнела и катилась на закат. Край горизонта на востоке стал заалел и стал светлеть. Оборотни скалились в сторону восхода и злобно рычали, пуская слюну.
Первые звери начали обратное превращение, следом остальные.
Глава 23. И один в поле воин, но трое – войско
В человеческом облике оборотни безмолвно взирали на представшую перед ними картину. Во многих взглядах сквозило искреннее удивление, и они потерянно бродили между трупами однополчан, приседая над ними и обливая слезой. Кто-то выл, как раненый зверь, над сыном или над братом…
Дьявол исчез на несколько минут убрать зеркала. Вернулся со стариком Борзеевичем, достал из-под полы две бутылки вина, открыл обе и протянул одну старику, предложив еще бокал. Но тот лишь неопределенно хмыкнул, приложился к горлышку, и не выпустил до тех пор, пока не осушил бутылку до дна. Вторую бутылку Дьявол разлил в три бокала. И от наполненного бокала старик Борзеевич не отказался. Глаза его весело заблестели, он шмыгнул носом, непристойно отрыгнул, крякнул и выпил, не дожидаясь тоста, который приготовился произнести Дьявол.
– Погоди ты, бочка бездонная, наполнять себя надо постепенно, – укорил его Дьявол, наливая ему до краев еще один бокал. – Уж и не знаю, то ли по голове тебя погладить, то ли снести ее с плеч. Удивительное у меня раздвоение: счастье, что ты у нас есть, или несчастье, что ты всеми оплаканный?
– Хе-хе! – ухмыльнулся старик Борзеевич, проведя ладонью по подозрительно чистым волосам, по ровно остриженной бороде, пригладив их. И одежда…
Старик не выглядел грязным и неухоженным, как раньше, он был чистеньким – постиранным и поглаженным, и сразу стало ясно, чем старик и изба занимались, пока оборотни атаковали их. Определенно старик парил себя по всем правилам свежими вениками, которые она навязала после пробежек. Манька слегка рассердилась: изба-баня – передовая позиция, нельзя относиться к ее охране так беспечно. Но тут же вспомнила, сколько оборотней полегло, благодаря Борзеевичу, и деликатно промолчала.
– Я и сам в себе не разберусь, – сказал он загадочно с легкой задумчивостью, потягивая вино уже не так жадно. – Но есть еще горох в кармане. Мог бы я мыться в баньке, если бы не умел объяснять, что всяк будет счастливым, если отнесется с почтением к моей прихоти? Я заслужил боголепного отношения!