Там избы ждут на курьих ножках — страница 117 из 119

– Не могу знать, – ответил Дьявол. – Болезнь, знаешь ли, по части выздоровления нередко бывает непредсказуемой. Кто-то переносит ее бессимптомно, нарабатывая иммунитет, а кто-то умирает.

Манька расстроилась в конец. Стрел оставался еще целый арсенал, но не сказать, чтобы много. Она раскладывала их так, чтобы если отступить, то под рукой обязательно нашлось другая. Но как угадаешь, что будет, когда оборотни нападут в образе человека? Манька мало знала людей, которых бы смогла побороть. Впрочем, сроду она ни с кем не боролась, разве что в школе, а если били, закрывалась подручными средствами и пыталась нападавшего образумить.

Можно ли помыслить, что женщина против здорового мужика осатанеет?

А оборотни сплошь состояли из таких…

И на следующий день, если верить Дьяволу, на крыше надо ждать десант. Одна из птичек-невеличек, вращая пропеллерами, уже пролетела пару раз над избами, разведывая обстановку. В битву вступали подготовленные бойцы, которые не лезли на амбразуру, выискивая в обороне врага слабые места.

Наверное, они уже сообразили, что бойцов немного, раз решили атаковать с неба.


Борзеевич ушел спать. Манька подремала на боевом посту, пока Дьявол на пост не поставил Борзеевича, отправив отсыпаться ее. Выспалась она как следует. Оборотни оживились, когда солнце поднялось высоко. Видимо, они тоже уставали: не легко всю ночь бегать зверем, а потом стать человеком и сразу идти в бой. Борзеевич разбудил ее ближе к обеду, заметив шевеление в стане неприятеля, и пока неприятель вел приготовления, хорошенько поели и еще раз проверили боевую готовность. Карманы Борзеевича оттопыривались заполненные его собственным оружием.

Коротая время, Манька показала Борзеевичу чудесный камень-кристалл, с которым он расстаться уже не пожелал. Она завернула камень в старую газету, перевязала алой лентой, нацарапала чернилами пожелания и вручила, как подарок, поздравив его с Новым Годом. Мысли Борзеевича камень отражал такими мирами, которые захватывали дух, показывая то прошлое, то настоящее, то миры далекие, то параллельные.

Борзеевич долго восхищался камнем, сравнивая его с плащом Дьявола, только круче. Плащ не уставал и не изнемогал, показывая свое, а камень рисовал в красоте неописуемой мысли, открывая их по-своему. И стоило подумать, как там враз обнаруживался и сам Борзеевич, и Манька, и расплывчатый Дьявол в виде темного пятна.

Потом он послонялся по чердаку, заглядывая в каждый угол, заглянул в сундук, выбрал книжку со сказками, перевязал той же лентой и вручил ей, поздравив с Новым Годом ее. Это было приятно, ей никто никогда ничего не дарил. Она тут же раскрыла подарок и прочитала книжку от корки до корки.

После пили чай с печеньем и медовым земляничным вареньем. Получился настоящий Новый год.

Празднование прервалось на самом интересном месте, когда Манька, неожиданно для себя открыла, что можно вот так, без всяких головных болей, посидеть в добром здравии с умным человеком, не думая о том, что у тебя разваливается печка, что нет дров, что поесть на завра нечего. У нее все было, и она даже представить себе не могла, что можно пожелать что-то еще. Могла ли она мечтать о такой жизни?! О чем бы она не подумала, все было исполнимо. И ей хотелось показать кому-нибудь из прошлой жизни, как хорошо ей стало, поделиться своими впечатлениями, рассказать о том, что Дьявол – только по разговорам как злодей, а на самом деле добрый, а Борзеевич…

Дьявол, как всегда, испортил обедню.

– Поделись, Маня, поделись! Покажи! – согласно кивнул он головой. – Вон она, идет к тебе – твоя прошлая жизнь!

– Мы предупреждаем, вы окружены, выходить с поднятыми руками! Сопротивление бесполезно! Сдавайтесь! Вы находитесь на территории суверенного государства, мы предупреждаем… Их Величества обещают помилование всем, кто сдастся добровольно!

Громкий и скрипучий голос шел отовсюду.

– Они что, больные? – опешила Манька, уставившись на присмиревших Борзеевича и Дьявола. – Пришли, напали, нагадили, полегли… И нам же сдаваться?

– Надо посмотреть, не крадется ли кто сзади? – оскалился Борзеевич, как шелудивый кот. – сейчас они будут облаживать нас по всем правилам военной стратегии. Сначала попробуют договориться, потом пощупают окна и двери, а после надо ждать десант. Ну до чего предсказуемо! – разочаровался он.

Борзеевич скользнул тихо, как мышь в избу-баню, а Манька прильнула к чердачным окнам на своей позиции. Продолжение битвы разгоралось с новой силой. И сейчас было самое время доказать, на что она способна.

Оборотней было больше, чем она ожидала увидеть. Двенадцать сотен, не меньше. Многие выбрались из горящего леса, но пожар обезоружил их. Это было заметно по тому, как они стреляли: одиночные выстрелы звучали реже и оборотней прикрывали бронежилеты, которые им, наверное, доставили ночью.

Манька начала стрелять. Она стреляла так, как учил ее Дьявол, иные стрелы достигали цели, пробивая защиту. И тогда под щитами начиналась возня. Стрелы приходилось тоже экономить. Оборотни на этот раз были настроено решительно, каждый неукоснительно исполнял свою роль, отведенную вышестоящим начальством. Они не лезли к избам, а окружили их, сжимая кольцо, прячась за бревенчатыми укрытиями, которые двигали впереди себя, и в воронках от предыдущих взрывов. То, что гранат и прочего взрывчатого оружия у них нет, не ускользнуло от оборотней. И стреляли они теперь редко, но метко – еще четыре или пять пуль прошили ее навылет.

Дьявол украдкой смахнул слезу, поливая живой водой. На голову пришлось водрузить чугунок, на грудь привязать котомку с железным караваем. Это не облегчило ей задачу, но теперь она могла выбирать цель и бить наверняка. Очень скоро оборотни подошли близко, приставляя лестницы, так что избы не успевали отбрасывать их. Группы оборотней рубили топором двери – трое рубили, остальные прикрывали.

Голос по радио все еще вещал: «сдавайтесь! сдавайтесь!»

Про окна пришлось забыть, избы зарастили их, чтобы никто не смог пролезть на чердак, а битва сместилась на крышу. Манька и Борзеевич носились по, как две гарпии. Борзеевич оказался опытным бойцом, владеющим многими военными искусствами – и сунь-вынь-фу, и ай-кидай, и бес-в-замес, и один-удар-четыре-дырки… Манька только диву давалась, когда краем глаза ловила, с какой легкостью Борзеевич разбрасывал оборотней вокруг себя, вращая посохом, ударяя в такие места, после которых они уже не вставали, мешаясь под ногами и скатываясь с крыши вниз.

Ей до Борзеевича, наверное, было далеко.

В ход пошли кинжал Дьявола, железный посох, и крепкие натренированные ноги.

Только теперь Манька оценила уроки Дьявола, и поняла, как изменилась с тех, когда оставила свой дом и пошла по белу свету искать счастья. Она была сильнее многих бойцов, и отработанными ударами, которым учил ее Дьявол, могла метнуть бойца через себя, как куль с мукой. Оборотням от нее тоже не хило доставалось.

– Наверное, и ты бы меня полюбил, такую! – говорила она, ничуть не задумываясь, отбрасывая ударом ноги оборотня, который рискнул поднять голову над краем крыши, отбрасывая его далеко назад, потом разминала ступню, и тихо с сочувствием добавляя: – Не все то золото, что блестит! Поверь, та я была просто душка!

– Неужели ты думаешь, что соблазнюсь? Посмотри на свою харю! Ряху отъел, мозгам места не осталось! – следующий оборотень, летел далеко от крыши.

– Ну, вот зачем я тебе? Че те надо?! Звали тебя?! – Манька пожимала плечами, и со всего размаха всаживала кинжал или стрелу в лоб оборотня, и он съезжал, увлекая за собой остальных:

– Я ж не умею готовить!.. Борзеевич, тот накормил бы… – следующий оборотень катился по лестнице вниз, подминая остальных.

– И избы! – и еще один оборотень летел, как Икар, растопырив руки, как крылья.

Пару раз, когда оборотням удалось влезть на крышу и закрепится, гребень избы крутанулся вокруг оси по кругу, сгрудив их и раскатав в сочни. Кто-то сначала выставлял лишь голову, чтобы метко прицелится, но Борзеевич почему-то всегда успевал достать стрелка первым, швыряя горстями гороха, выигрывая время для пританцовывающей между пулями Маньки, которая порой уже просто бросала стрелы, как дротик, заметив, что брошенная рукой стрела достает оборотня на близком расстоянии не хуже, чем выпущенная из лука. Борзеевич метался рядом, используя в качестве оружия в основном горох и свой посох, которым вращал с такой скоростью, что его почти не было видно – и когда очередной оборотень старался поймать его в свои растопыренные лапища, проскальзывал между ног, успевая позабавиться с его достоинством.

Оборотни лезли, как муравьи. Порядка десяти заняли позиции на гребне.

Прилетел вертолет, с него спустились веревки, несколько десятков бойцов скатились вниз, на гребни, сразу вставая на колено и начиная стрелять. Манька и Борзеевич едва успевали уворачиваться от пуль, и хватать одного из противников, чтобы прикрыться им. Дьявол пришел на помощь, время для них замедлилось, пули пролетали мимо лениво, а бойцы и вовсе превратились в неподвижные статуи. Борзеевич изловчился и пустил в вертолет горящую стрелу, тот медленно, как в замедленном кино, занялся пламенем, отклонился и, врезавшись в пальцевые гребни на реке, упал в воду, начав медленно тонуть.

Но оборотни не отступали: продолжали лезть, радуясь тому, что часть профессионалов из вертолета смогли закрепиться на крыше.

– Дьявол! Пусть избы зажгут костер вокруг себя! Там хворост остался! – страшно закричала Манька, заметив, что детинушки окружили ее с двух сторон, перепрыгнула через перила, пробежала по скату, оказавшись позади всех.

Да, эти оборотни тоже умели махать ногами. Пару раз ей досталось, припечатали ее знатно. Она чуть не скатилась вниз, но изба вовремя подставила ей сук.

– Так пусти стрелу! – крикнул ей он в ответ.

Манька скрипнула зубами, скатываясь к краю.

Дьявол метался между воюющими, закрываясь от ударов и рассматривая проткнутые места, которых не было, поправлял свой плащ, зловеще грозил кулаком. Несколько ударов на него пришлись от Маньки и Борзеевича. Наконец, сообразив, что он больше мешает, нежели помогает, и перевес сил на стороне оборотней, занял место на самом верху чуть в стороне, где никому не мешал, и начал молиться, всеми способами, которыми молился человек, то перстом, то щепотью, то складывая руки перед собой, то поднимая их к небу и падая ниц, самым кощунственным образом выставляя в небо мягкое место, громко пуская газы, или просто о чем-то беседовал с воюющей стороной противника, прорвавшимися на крышу, успевая перекрестить перед тем, как в очередного оборотня воткнется стрела.