– Может, просто ты несправедливый и недееспособный Бог? Справедливый Бог давно бы разобрался сверху донизу. Кто еще способен заступиться за униженных и угнетенных?
– Ну, был такой. Товарищ Ленин, – съязвил Дьявол. – Рубил нечисть налево и направо. И вздохнул народ свободно, читать и писать научился, фабрики и заводы понастроил, только никто ему спасибо не говорит, а как раз наоборот, памятники краской мажут и сносят, а самого мечтают так в землю закопать, чтобы памяти не осталось. Ох, не хотел бы я оказаться на его месте.
– Так ведь это нечисть избавляется от памяти, – взъелась Манька.
– Ты когда-нибудь задумывалась о смерти? – Дьявол стал серьезным. – Планы, наверное, строишь, думаешь, богатой станешь за муки и долготерпение, – он грустно усмехнулся. – Но сколько бы люди ни верили, что земля плоская, плоской она не стала. И Закон вашей верой не поменяется. Пока вы фантазируете, Благодетель рубит ваши головы. Сказал: все умрете, а земля ваша станет прахом, и лишь тот выживет, кто пройдет мимо ангела с обоюдоострым мечом и отведает плоды Дерева Жизни. И ни один из вас не соизволил перечитать условие. Нечисть, по крайне мере, честна, она задумалась и сказала: нет жизни, кроме той, в которой она – Бог. Так могу ли я отказать ей в последнем желании, зная, что получу гораздо больше, чем могу дать?
– На царство помазав?!
– Для того, кто хорошо делает свое дело, награда заслуженная.
– Так разбирался бы с нечистью, людей-то мертвецами за что наказываешь?
– Один из моих учеников сказал: «Будешь сеять, а жать не будешь; будешь давить оливки, и не будешь умащаться елеем; выжмешь виноградный сок, а вина пить не будешь», а Спаситель Йеся повторил: «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их». Возможно, вы решили: это хорошо, когда другой за вас работает, но речь шла не о поле. Вашими плодами пресыщаются другие, а чтобы входить в труд людей и пользоваться их плодами – нужно перестать быть человеком. Покажи мне, кто уразумел истину сию, чтобы я мог назвать его человеком.
Да, Дьявол умел поднять нечисть на недосягаемую высоту. Манька молча проглотила обиду: как будто человек должен умнее всех родиться, а не научиться уму-разуму от других.
– Обида твоя – не тебе даю. Только я не печатный станок, чтобы сыпать деньгами, и не завод, чтобы конями железными разбрасываться. Я лепил человека, чтобы он был моими руками, а вы – гири. То не так, это не эдак, то не тому дал, то не додал, то с соседом разберись, то чудеса показывай, то иди воевать вместо меня… Нечисть не просит, она сама о себе заботится, узкими вратами входит в Царствие Божье, путями пространными отправляя вас в Царство Небесное. А мои отношения с нечистью, людей не касаются: не волу указывать хозяину, кому и когда его продать.
– Ну так извели бы последнего человека да жили одни, – с неприязнью огрызнулась Манька.
– А ты у людей спроси, они этого хотят? Они как раз хотят прожить жизнь, как нечисть. И не надо их учить. Твоя жизнь – не тот пример, который способен вдохновить людей на подвиги. Господи Упыреев давно тебе предлагал уйти тихо, без скандала. И шла бы, а мы тут живи, как хотим, но тебе надо наказать нас, восстановить справедливость, изменить порядок вещей, которому тысячи лет. Если уж по истине, то праведному человеку грех жаловаться, у каждого есть столько, чтобы жить безбедно, а у тебя – царство у ног лежит.
– Вот это?! – Манька с ненавистью сковырнула ногой снег.
Дьявол озадачено почесал затылок, устало с задумчивостью глядя на огонь.
– Мне, право, смешно, когда ты обвиняешь меня. Я не говорил, что люблю нечисть… Я Судья. Я не присвоил себе эту должность, просто я единственный, кто будет решать, кому из вас жить, а кому умереть. Жизнь – награда немногим, рай – в моем чреве, это мой живот, и мне решать, кого я хочу там видеть, а кого нет. Доказательная база – непременное условие Справедливого Суда. Чтобы понять, кто есть кто, я неторопливо собираю улики, дожидаясь, когда чирей проявит себя во всей красе. Вот человек… – голод, боль, страх… – не это ли носит в сердце своем? Но не сам ли поставил над собой нечисть? – Дьявол снова повысил голос. – Да, я отдаю человека нечисти – но на добровольных началах, тем более, сам он не мыслит иное. И мне нет нужды искать доказательства его вины, она лежит на его челе и язвит пяту – он не закрыт, как нечисть, радиоволнами. А вот вампир… Всегда чист, и белые праздничные одежды приготовил себе, и, признаюсь, если бы земля искала изъяны, не нашла бы их. Чело безупречно, там только праведность и молитвы, одежды белы, как снег. И я ложу перед ним жертвы, которые пожелает, чтобы собрать дела его, и кровь, которая лежит на каждом, до кого он дотронулся. А как еще доказать, что человек был гадом?
– Ей, значит, царство, а мне смерть?
Ей вдруг стало страшно. Она сидела с Богом вампиров, который и сам любил попить кровушки через своих жнецов. Он столько времени был рядом, а так и не понял, как ей тяжело, как одиноко и смертельно страшно, и никому она не могла рассказать о своей ужасной, нелепой, бесконечно жестокой судьбе. Был ли у нее выбор? Сам того не ведая, дядька Упырь лишь открыл железо. Сейчас она была уверена, что у людей его тоже навалом, просто они предпочитали его не замечать, и, сами того не ведая, отдавали ему силу, таланты, всю свою жизнь.
Она не выдержала и всхлипнула.
Дьявол смотрел на нее с жалостью и сочувствием.
– Брось, зачем мне твоя кровь? Мне сливают ее миллионами декалитров. Твоя кровь для нас не подходит, мы любим железную, а железо у тебя снаружи, так что убивать тебя будут обычным способом. Ты, Манька, как народ Кореев, живая сошла в преисподнюю. Они тоже искали Бога. Но когда подошли к ковчегу завета, Бог открыл им железо, и они испугались, а вампиры объяснили, что Бог не желает принять их в свое общество. Но не Бог проклял их, Бог только показал. Маня, не я проклял тебя, – покачал он головой, – я только показываю. Медленно, но верно, ты подкапываешь стены твоей темницы. Молиться бесполезно, а вырвать железный клык – хороший задел на будущее, – он снова улыбнулся, как будто речь шла о чем-то приятном. – Если вырвешь, подумаю: ту ли я помазал на царство. На царстве тебя вряд ли потерпят, но власть над тобой вампиры потеряют.
– Как?! Ее драконы охраняют, армия! И ты еще…
– Может, для начала попробуешь разобраться, что за интерес толкает ее следовать за тобой неотступно? Ты ведь уже поняла, что она там, где ты, ушла ты —ушла она. Чем ты могла ее зацепить?
– Какой интерес?! – всхлипнула Манька. – Я ж со всею душой.
– Твоя душа – и есть тот самый интерес.
– Что, нет других людей с душой?
– Есть, но она твою желает.
– Да как же, разве можно чужую душу желать? – воскликнула Манька, забыв про слезы.
– Твою душу вампиры уже забрали.
– Так, стоп, – она мгновенно собралась, сама мысль, что Благодетельница желает ее собственность, вселила робкую надежду. – Если желает, почему не попросит?
– А ты отдашь?
– Нет, но… Душа – она здесь, – Манька прижала руки к сердцу.
– Как бы ни так! – мстительно позлорадствовал Дьявол, презрительно скорчив лицо. – Все так думают, да только ваша философия в меня не упирается!
– А что тогда – душа? И на кой она Помазаннице сдалась? У нее своей нет? – наивно и робко улыбнулась Манька, пощупав ребра.
– Душа – ребро, а ребро – другой человек. Бог сотворил человека не на земле, а на небе, тогда у него не было тела – он был энергетической сущностью. Что я мог взять, чтобы создать ему пару? Часть той плоти, в которой было заключено его сознание. Я никогда не употреблял «ближний» во множественном числе, имея в виду определенного человека – для каждого. Моей Помазаннице нужна не ты, а тот человек – и она его получила. Чтобы стать Господином себе, и чтобы люди видели только то, что хочет вампир, они закрывают пространство ближнего в железную темницу – мрак, наполненный безликими чудовищами. Если люди видят доброе, добром возвращают, а ужас, положенный на чело, порождает страх, вынуждая людей бежать прочь.
– Это что, моя память у другого человека? – Манька поперхнулась чаем.
– Сочувствую, но это был единственный способ сделать вас абстрактно мыслящими существами.
– Выходит, он меня знает?
Дьявол тяжело вздохнул, виновато отведя взгляд в сторону.
– Обычно не знают, душа живет среди народа, и любой человек может оказаться носителем матричной памяти, но Господи Упыреев сказал правду: ближний твой от тебя отказался, положив к ногам Ее Величества. Он, Маня, Царь сего государства, а посему это государство принадлежит тебе, как ему.
– Как… отказался?
– Обыкновенно, как все вампиры делают.
– Если это моя душа, ну, матричная память, причем здесь другой человек? – то, что ее ближний мог оказаться мужем Идеальной Женщины, больше смахивало на бред.
Дьявол подобрал сук, нарисовал на снегу две жирные параллельные черточки.
– Представь сервер с двумя жесткими дисками – четыре рабочих поверхности. Человек и его ближний – это сервер, каждый в отдельности – жесткий диск. Одна сторона – для сознания и его связи с внешним миром, а вторая – хранилище памяти ближнего. Когда твой ближний поставил себя на твоей стороне Царем, твоя душа потеряла чувство ориентации, времени и пространства, а твой надел стал его землею.
– Писец! А мне-то что с этим делать?
– Я бы радовался, что ты тут, а они там, а еще сказал спасибо, что диск твой оказался не лыком шит. Ты увидела разрушения и смрад, открыла и не убоялась железа. В конце концов, ты научилась помнить одним лишь сознанием. Многих ли ты знаешь, кто потерял память и даже не заметил этого? И каково теперь Ее Величеству, зная, что муж ее в твоей руке? Так что, не за горами то время, когда недостойный Царя прицеп начнут устранять физически, потому что сам он самоустраниться ни в какую не желает – справедливость и правду ему подавай! Если честно, Маня, я и сам в растерянности. Последний раз такое несколько тысяч лет назад было, когда одна девица Финиста – Ясного Сокола доставала из неволи, но у них хоть какая-то любовь между собой была, и Царем он не был – так, от одной купеческой девки к другой приблудился, когда ему крылья ее же сестрицы от зависти подрезали.