– Как может раб не бояться своего Господина? Я прихожу не вдоль, а поперек, из среды вас самих, и, в отличии от Спасителя с раем и вечной жизнью, сулю только ад и смерть. Но их слова – лай собаки, а мои – Бога, который своих решений не меняет.
– Но он учил каяться… добрыми быть… почитать родителей, а ближним считать только тех, кто помог… Йеся… – Манька не могла поверить, что всю жизнь обманывалась.
– Значит, правильно подобрал слова, раз люди добровольно идут в рабство. Одних сделал нищими, других богатыми, одних отправлял в ад, вторых в рай, одни были ему овцами, других поставил пастырями. Судил, одним словом. Что ни церковь – музей, что ни пастырь – тормоз прогресса, что ни верующий – поле непаханое. Это нечисть, у нее отсутствуют понятия справедливость, честь, совесть, но она знает, как их использовать.
– Люди не жалуются.
– Маня, умные пастыри на то и рассчитывали, чтобы человек беду не видел, а когда пришла – выхода не было. Если люди принимают участие в кровопролитии и позволяют себя пить, разве они не рабы? Почему принимают то, что не ведет к лучшей жизни, не защищает их, не дает им быть честными?
– Но ведь это не ты пьешь, – ужас, поведанный Дьяволом о себе, никак не вязался с тем Дьяволом, которого она знала.
– А мерзость в голове не мною поднимается?
– А зачем ты нас соединил-то? Нашел бы нормального…
– Это черви в земле предсказуемы, а пути сознания неисповедимы.
– Плохой Закон… ужасный Закон, – содрогнулась она.
– Я жив и кошмары меня не мучают, – не согласился Дьявол.
В отблесках костра Манька сидела мрачная, как туча. В голове не укладывалось, что где-то там живут настоящие вампиры. Ну ладно бы жили, так она помогала им обманывать людей.
По крайне мере, одному из них.
И Дьявол… здесь…
Подбрасывает хворост в костер, третью кружку чая пьет… Такое ощущение, что попала в другое измерение… Казалось, за пределами пляшущего света, отбрасываемого огнем, и мира-то нет.
Но был.
– Расскажи мне о них, – попросила она, чувствуя свою беспомощность.
– Все известно давно.
– И много их?
– На твой век хватит.
– Не понимаю, как можно желать добровольно стать вампиром…
– Вот Йеся и двенадцать его учеников – едят досыта, пьют вино, ублажают себя оплаченными женщинами, гости ловят каждое слово. Не заработали, но получили. А почему? А с чего вдруг тысячи людей начали продавать имущество, чтобы облагодетельствовать апостолов, став босяками?
– Ну, наверное, народ их просто полюбил. И сейчас такое бывает.
– Тогда почему ученики прятались? Думаешь, у Йеси не было заступников? Два его ученика были с первосвященником на короткой ноге. Ведь сидели во дворе суда, в то время как народ свободно приходил и уходил. Неужто, ради исполнения писаний, обрекли Учителя на смерть?
– Ну, Йеся еще Царем себя называл, а царем нельзя было…
– «Пилат сказал Ему: и так Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь». А после этого вышел и сказал: «Я не вижу вины сего человека.»
Манька нахмурилась, закусив губу. Писание она знала почти наизусть, но как-то плохо она его читала. Дьявол подмечал такие мелочи, что удивительно становилось, каким куриным мозгом она вникала в прочитанное.
– А сколько раз Йеся обнаружил в народе праведника? – рассмеялся Дьявол. – Ни одного! Кроме тех, естественно, кто проливал над ним слезу. Он так ненавидел людей, что готов был облить грязью всех, включая родителей.
Или вот: «В это время пришли некоторые и рассказали Ему о галилеянах, которых кровь Пилат смешал с жертвами их. Йеся сказал им на это: думаете ли вы, что эти галилеяне были грешнее всех галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам, но, если не покаетесь, все так же погибнете…»
Как Пилат мог смешать кровь с жертвами?
И перед кем каяться? Перед Пилатом? А если перед Богом, что считал раскаянием?
– Йеся сказал «покайтесь!», он не сказал «пейте кровь!» – Манька почувствовала, что Дьявол отбирает у нее последнюю соломинку, удерживающую над пучиной веру в добро, в справедливость, в то, что дело можно решить миром. Сознанием она понимала, что он прав, но все ее нутро сопротивлялось жестокой и неумолимой правде. – Может, ты просто трактуешь по-своему?
– Представь, если бы сподвижники Йеси написали: «бойтесь ближнего своего и торопитесь отправить в мир иной, чтобы он вас наперед вперед ногами не отправил!» Кто бы их в дом пустил? Но будут думать, что мудрости учат, если написать «Кто не возненавидит души своей, тот не получит жизни вечной».
– Получается, что теперь Благодетельница вместо меня?
Дьявол тяжело вздохнул.
– Это не так уж и плохо. Если замаячила образина, значит, вор подкапывает. Или срубили, как негодную смоковницу, и ты не дерево уже, а падаль, в глазах твоих Смерть, в глазах ближнего – Вечная Благодать. Выход есть: примеряй на себя железо и искореняй стервятников. Непростых стервятников – знания, как выдавить сознание, есть только у вампиров, но и у тебя они есть. Во-первых, писание со скрытым смыслом, а во-вторых, ты сама, чтобы открыть этот смысл.
– А «выкуси!» по радио мы вампирам послать не можем? Пусть на собственной шкуре испытают, каково это, когда не музыка сфер, а грязевая ванна.
– Ты странная, просишь, чего не знаешь, – отшатнулся от нее Дьявол. – Ты зенки-то свои завидущие на копчик натяни, а то я смотрю, ты себя уже в палате белокаменной возомнила! Поймал лев добычу, а я ему: «Не трогай этого буйвола, потому что он всем буйволам буйвол!» И что он ответит? «Если он такой, как ты сказал, то не попал бы на клык!» Вот я, Бог Нечисти, вдруг скажу самой ярой и ненасытной нечисти: «Притормози, мы там с Манькой по-дружески побеседовали, и я понял, хороший она человек!» И что отвечу, когда удивится: «Помолиться я должен, или, может, человеком стать?»
– Ну тогда помоги мне стать нечистью. Я вдруг поняла, что быть нечистью не так уж плохо.
– Посмотри на волка, – Дьявол жестом указал на пустое лежбище, взъерошил ей волосы со снисходительной сердечностью. – Вспомнил, наверное, как грелся у костра. А давай снимем шкуру, и будет тепло голове – первый шаг. Сумеешь использовать тушу с толком – второй шаг. Или дерево, что ж мы костер-то жжем, а не хай все сразу горит, а еще лучше, если лес полыхнет синим пламенем, зато ни одного зверя не останется – третий шаг.
– Я себе не так представляла, – Манька расстроилась.
– А нельзя по-другому! Нечистью человек становится шаг за шагом, или одним днем, когда распинают душу.
Дьявол дал ей время подумать.
– Ну как, переболела, или все еще есть желание приобщиться? Пойми, наконец, я зачем-то иду с тобой! Разве молимся мы или железо не снашиваем? Чего ради собралась становиться нечистью? У каждого человека есть несколько вероятностей будущего. Идешь домой, доживаешь век, умираешь, а там я: ба, знакомые все лица! Или снашиваешь железо, прытко плюешь в лицо Помазаннице, умираешь, а там я: ба, знакомые все лица! Или не идешь уже никуда, избу твою давно уже спалили, просто смотришь на мир, и вампиры за тобой сами бегут, догоняют, умираешь, а там опять я: ба, знакомые все лица! Я как перекресток, встречи со мной не избежать. Вероятностей много – конец один. Так стоит ли мне торопить события? Ты против правил раньше других вышла на этот перекресток, при жизни, когда еще можно образование получить, исправить ошибки, прийти подготовленной. Так обрати, наконец, внимание – вот он я, или зрение притупилось?
– Странно слышать, как перекресток благословляет вампира, обрекая человека на унижение, – Манька отхаркнула и с ненавистью сплюнула в снег, который окрасился в цвет крови. – Пока ты тут по лесам, Маня, мы там кофеями давимся!
– Я ведь сейчас соберусь да уйду! – пригрозил Дьявол. – Ты даже не знала, куда идешь! Думаешь, твоя компания доставляет мне удовольствие? Ошибаешься! Я пока только предвкушаю его. И не будь бестолковой, не святая, до праведницы тебе далеко. Между прочим, это я зверям объясняю, что мы тут по делу. Не в зоопарке сидим, думаешь, огня испугаются?! Смотри, сколько снегу навалило – голодно им, без меня давно бы слопали.
– Вот-вот, – она подозрительно прищурилась. – Почему это одни хищники по моим следам идут?
– Обидеть хочешь? В больное место ударить? А нет у меня больных мест! – отрезал Дьявол на повышенных тонах. – Если звери тебе не по нутру, как собралась воевать с Матушкой всея государства? Да появись вблизи нас оборотень, волк сразу завоет, предупреждая стаю! Нюхом ему оборотень в подметки не годится, а куда волк, туда и нам ноги вострить! А если что, и следы затопчут. И медведь, ему ведь спать давно пора. Но кто, как не он, способен остановить оборотня? А рысь? Смышленей зверя нет, она дракона за девять жизней чует. А когда это в октябре снега было по пояс? Вампиры давно разыскали бы тебя, если б не боялись окочуриться в полете!
Манька изумленно уставилась на Дьявола. Она вдруг почувствовала, как прошла по ее телу волна теплой любви к Дьяволу, который все это время переживал и заботился о ней. Конечно, такой расклад у нее в уме не поместился бы, не заглядывала она так далеко.
– А почему они о тебе по радио не вещают, и не обращаются к тебе? – перевела она разговор, настраиваясь на безобидную тему.
– Ну так, я ж бесплотное существо! Я выше электромагнитных волн, – объяснил Дьявол. – Я вот сижу с тобой, а как будто нет никого, будто ты одна. Радары их шарят, а никуда не упираются. И тебя не видят, потому что ответки нет.
Дьявол накрыл ее краем своего плаща.
А она вдруг вспомнила, как ее приволакивали в органы правосудия и требовали обещанную награду, будто украла или убила, и о чем говорили, пока вязали веревками и укрывали от чужих, чтобы не пришлось делиться. Первый раз она молилась. Второй понимала, что не отпустят. На третий ей показалось, что, если она расскажет о первых двух, люди образумятся. Но нет. На четвертый и пятый она молча давала себя связать, чувствуя раздражение. Шестой и седьмой смеялась, пока угрюмые люди искали причину ее веселого настроения. Прискорбная весть начальника службы обесточила их: они провожали ее без ненависти и превосходства уже не было в их глазах, а только недоумение и тупая боль. И никто из них не мог улыбнуться в ответ. А она шла дальше и смеялась над этими людьми, не замечая, как прошел день и еще один, и раны, пока она смеялась, не напомнили о себе.