Она скосила взгляд в его сторону. Дьявол, конечно, сразу утонул в снегу, застрял, покрыв трехэтажным матом и материальность, и свое любопытство.
В общем, как был Дьявол Дьяволом, так им и остался, но он мог не спать, поэтому за костром следил исправно, если приготовить хворост заранее. Хоть это ему можно было доверить.
А еще, как выяснилось, он мог запросто запалить костер, но делал это редко. Обычно, когда она долго не могла высечь искры из отсыревших камней кремния. Спички давно закончились, а бить сырой камень о камень она могла часами, особенно если искры падали на сырые дрова. Дьявол корчил недовольную физиономию, ворчал, потом садился, уставившись в одну точку, пока в этой точке ни от чего не начинало полыхать пламя. Даже сырые ветки от его огня занимались сразу же. Взяв это на заметку, Манька в последнее время старалась идти так долго, чтобы Дьявол прекратил ее мучения после нескольких высеченных искр.
Однажды летом Дьявол запалил дерево молнией. Всю ночь горело, хоть хороводы води. И она спросила, почему зимой он не может повторить свой фокус – было бы здорово просушится, помыться и просто хоть раз нормально согреться. На что Дьявол ответил, что воздух зимой не наэлектризовывается, потому что, в результате холодной температуры, столько влажности нет, и понес какую-то пургу про то, сколько должно быть отрицательно заряженных масс, сколько положительных, и как располагаться должны, а еще про то, сколько должно падать космических излучений на миллиметр площади экзосферы, и про какие-то процессы взаимообмена разных энергий, плавно перешел на атомный и субатомный уровень, про устройство атомной структуры электростанций, про слои материальности…
Связь между тем, как Дьявол вызывает молнию и почему не может вызвать ее зимой, Манька потеряла окончательно где-то на десятом предложении. Больше она никогда об этом не заикалась…
На осинник набрели на второй день. Осинки тоненькие, как на подбор, как раз для кольев. Манька срубила пару осин и выстругала тонкие колья в локоть длиной, с толстой рукоятью и острым концом. Проткнуть вампира – должно было хватить. Она не сомневалась: если вампиров окажется больше одного, колья ей не понадобятся – ее убьют раньше, чем успеет убить хоть одного. Так зачем таскать лишнюю тяжесть? Даже один вампир, наверное, был не дурак, чтобы подставить грудь и спокойно ждать, когда его проткнут.
Дьявол придирчиво осмотрел колья, пока Манька грызла свой железный каравай, разрыл снег и попробовал его воткнуть в замерзшую землю. Кол вошел, но неглубоко. Конец его обломился.
– Ох, Манька, – только и вздохнул он, – Колья тебе не помогут, если ты до вампира головой не достанешь.
– Это как? – поинтересовалась она.
– А так, – ответил Дьявол, – надо предугадывать действия вампира. А воткнуть кол, в лучшем случае, ты сможешь, только если он добровольно перед тобой поляжет. Ну, или в гробу его застанешь. И даже так кол в грудь надо будет вгонять обухом топорика. Силу, махать такими кольями, надо иметь нечеловеческую. На, вон, потренируйся, проткни-ка землю. Думаешь, в плоть эту деревяшку воткнуть легче? Но разве ты достанешь то место, где он спит, если ничего о вампирах не знаешь? Или решила, что я сейчас возьму, да все тебе выложу? – Дьявол помолчал, заметив, что Манька последними словами заинтересовалась, и закончил печально: – А мне, Манька, то место не ведомо! Вампир, когда спит, мыслей не имеет, холодный он, как айсберг в океане, никакого инфернального излучения. Прах прахом. Но это древние вампиры так время проводят, а современные времени не теряют, получая от жизни многие радости – их в гроб никаким калачом не заманишь.
– Ладно, отыщем, – успокоила Манька себя. – А может, и проскочим, авось не заметят.
– Куда проскочим? – опешил Дьявол, – Мы что, передумали по Благодетельнице пройтись? Испугалась, значит?
– И ничего не испугалась, – разумно рассудила она. – Голову можно за так сложить, а можно за дорого. Мне не всякий вампир нужен, только Их Величества. Один должен ответить за поруганную землю, – перешла она на язык Дьявола, – а вторая – за бессовестное вранье. Но сначала я все же попробую уладить дело миром, – пошла она на попятную. – Если, конечно, Ее Величество еще не знает о смерти своей тетушки. Я вообще думаю, что она ничуть не переживает, а то с чего бы ей свою родственницу в болоте держать.
– Потому что кикиморам в болоте самое место, им там вольготно, там они у себя в родной стихии.
– Чудны дела твоей нечисти, – осталась Манька в сомнениях. – Я вот вроде в сказку попала, а жизнь у меня отчего-то не сказочная. В сказке у добрых героев жизнь намного легче. И везет им. Обязательно встретят того, кто их направит и поможет, а где мое облегчение?
– А кто тебе сказал, что ты добрый герой?! – опешил Дьявол от ее наглой концепции.
– Ну, не я ж мужика увела у Ее Величества.
– Скажи ему об этом, – засмеялся Дьявол. – Маня, человеку свойственно видеть мир через призму убеждения в своей праведности, да только недолго музычка играет. Вампиры правят миром, а человек его пища. И если его на фарш пустят, никто имя не вспомнит – и где добро его? А если вампир ушел в мир иной, в мученики записывают и молятся на лик – и где зло? Время все расставляет по своим местам, даже товарища Ленина.
– Вот опять ты все перевернул. А как жить без веры в свою праведность?
– С верой в неправедность, – отрезал Дьявол.
Шел четвертый день после того ночного разговора. За три последних дня прошли больше, чем за предыдущие две недели. В снегоступах Манька бежала, не останавливаясь на передышки, на этот раз не позволив адреналину погрызть здоровье – бежала, скорее, от страха.
В прямом смысле…
Сначала чужой яркий сон, как будто все происходило на самом деле, не выходил из мыслей, – не иначе Благодетельница похвасталась. Да так обозлилась, что даже сны и те чужими стали – злость придала ей сил. Она была полна решимости разобраться с мучительницей. Но время шло, сон потихоньку стал забываться, а вместе со злостью ушла сила, которая гнала ее, но пришла другая, вместе с осознанием сущности Ее и Его Величеств и тех Благодетелей, с которым она сталкивалась в своей жизни. Могли ведь запросто сожрать. Так что два последних дня она бежала, чтобы поменьше думать. Но к концу четвертого дня и эта сила истощилась. Она так устала, что готова была сдаться на милость хоть вампиров, хоть драконов, хоть железа – и снова ползли, как черепахи. Настроение поднялось лишь ближе к вечеру, когда набрели на трухлявый высокий пень, в котором добыли немного меда.
Ночью устроили пляску вокруг костра, импровизируя танец духов огня…
Утро пятого дня началось как обычно. Встали, позавтракали тем, что осталось, быстро собрались, спустились на лед. Снегоступы пришлось снять. На железных подошвах башмаков, до того места, где лед становился непрочным, Манька катилась, как на коньках. В последнее время это получалось у нее ловко. А потом, когда река свернула в очередной раз, да еще ломая лед течением, недолго думая, потопали напрямик. Весь предыдущий день стояла оттепель, за ночь снег подморозило, днем мороз усилился, скрепляя корку, так что идти по снегу тоже оказалось легко.
А в обед достигли обширной ложбины в основании гряды холмов.
Большое сборное стадо жвачных животных – олени, лоси, яки, дикие козы – паслось неподалеку, объедая побеги ивы и торчавшие из-под снега метелки амаранта. Как он вырос здесь, неизвестно, в государстве по большей части он считался декоративным растением, им украшали сады. Здесь было еще много всякой травы, которая тоже ушла под снег едва подвяленной. И такая густая, что снег не смог придавить ее своей тяжестью. Даже в снегоступах она проваливались уже не в снег, а в пустоту под снегом.
Очевидно, ложбина по весне затапливалась водами с плодородным илом.
И вдруг, когда почти пересекли низину, наткнулись на оставленного волками недавно задранного крупного оленя.
У обглоданной туши сидели три лисицы, отгоняя ворон. Других зверей поблизости было не видать, но Манька насторожилась. Оленя мог задрать только большой хищный зверь, и вряд ли он оставил бы добычу по доброй воле. Сейчас для нее были опасны не только хищные звери, но и охотники.
Вооружившись ножом, она сразу спряталась за деревьями, внимательно осматриваясь по сторонам. И внезапно увидела, как на другом конце ложбины стая из двенадцати волков, в трехстах метрах от нее, обступила медведя, который пытался разодрать тушу второго оленя, крупнее по размеру, видимого задранного немного раньше. Он то закапывал ее в снег, то сидел на ней и ревел, то тащил за собой, не давая волкам утащить оленя из-под носа.
Волки явно дразнили его, развлекаясь всей стаей. Обходили и слева, и справа, и тягали тушу за ногу, за голову, но без энтузиазма, удивительно напоминая людей, которые изводят безусых и малочисленных…
В такой близости после той встречи с волками она хищников больше не встречала. И снова стало так холодно, будто внутрь плеснули ледяной воды. Хоть и далеко, вряд ли волки не следили за добычей. Она не раз убеждалась в их необыкновенной мудрости, которая помогала им выжить.
Пока ее не заметили, Манька попятилась назад, наткнувшись на Дьявола, который стоял позади и смеялся, наблюдая за потасовкой.
– Запасемся мясом – устроим праздник желудка, – сказал он, зашагав прямо к туше. – Такой шанс нечасто выпадает!
– Ты что, сдурел? – опешила Манька, клацая зубами, не смея выйти на открытое место. То, что собирался сделать Дьявол, начисто затмило и мысли о вампирах, и железо, и мысли о возмездии, и даже Благодетельницу, она почувствовала, как ее потряхивает и подгибаются от страха коленки.
Дьявол вернулся.
– Чем мы хуже лисиц или тех же ворон? Волки существа умные. Не было бы их, не было бы всей этой шушеры. Здесь еды для всех достаточно. Звери сытые, не побегут за нами. Тем более привыкли уже. Ну, ладно, – смягчился он. – Доставай факелы.
– Это они? – Манька кивнула в сторону волков и медведя. – Они охраняли?