– Конечно, они, кому ж еще тут быть? Наверное, дальше за нами не пойдут. Здесь еды навалом, а медведю вообще в берлогу пора. Хотя для них не самое лучше место – охотники тут частые гости. И хищников, скорее всего, будут убивать в первую очередь.
– С чего ты решил?
– Стадо, мимо которого мы прошли. Много старых и больных животных.
– Их тоже убьют? – пожалела Манька свою верную стражу.
Дьявол кивнул, потом пожал плечами.
– Возможно.
Как ни тяжело было сознавать, что дальше придется идти без охраны, Манька вздохнула с облегчением. Соседство с хищниками ее не радовало. Она помогла Дьяволу отломить большую ветку, завернули ее в старую рубаху, полив сверху черной маслянистой жидкостью, которую держали, чтобы разжигать сырые ветки. Нефть подобрали на старой заброшенной станции, на которую бочками свозили утилизированный ядовитый продукт жизнедеятельности и топили в озере. Продукт на пару километров выжег все живое, а бочки с нефтью видимо остались еще с тех времен, когда на станции жили люди. Нефть горела долго, и пламя было достаточным, чтобы напугать любого зверя.
Пока шли до туши, сердце билось где-то у горла.
Туша еще не успела промерзнуть.
Заметив ее, волки сразу насторожились. Половина стаи не спеша потрусила в ее сторону. Уж с кем, с кем, а с человеком, наверное, делиться им хотелось бы меньше всего. Медведь – тот хоть свой был…
Заметив высоко поднятый огонь в ее руке, стая замерла на полпути.
Манька отрезала добрый кусок от ляжки, сняв часть шкуры. Очевидно, олень был у стаи не первый и не второй – мясо обглодали только там, где его было больше всего и по верху, оторвав передние ноги, которые валялись неподалеку. Сунула в котомку и, не торопясь, как учил Дьявол, пошла дальше.
Коленки подгибались, живот рвался наружу, глаза лезли из орбит…
– А говорил, что падаль нельзя… – проклацала она зубами, пытаясь унять трясущиеся руки.
– Падаль, Маня, когда падают… – от болезни, от бедности, от желания добежать первым, а это, – Дьявол приподнял увесистый кусок мяса, – задранный хищником зверь. Может быть, не самый здоровый, но не падаль. Естественно, варить мы его будем долго, неизвестно чем волки сами болеют. Их слюна вполне могла попасть на мясо. Точно так же, как слюна собаки, которая ловит и тащит добычу для человека.
У опушки, когда ложбина осталась позади, шагнув под сень деревьев, она оглянулась. Стая, бросив забавляться с медведем, вернулась к порезанной туше, уселась кругом на некотором расстоянии. Один из волков прошел по кругу, приближаясь, наконец, обнюхал ее. За ним подошли другие. Манька не могла понять, что их так удивило, и было любопытно, но дожидаться конца развязки не стала. Зажжённый факел она несла еще долго, пока не стало ясно, что возвращать кусок мяса стая не собиралась.
Сытый волк – ленивый волк!
Ложбина и звери остались далеко позади. Было еще не поздно, около шести вечера, но уже час как стемнело, и они решили остановиться. Для ночевки, как обычно, присмотрели среднюю с раскидистыми ветвями ель, занесенную снегом, с уютным гротом под нижними ветвями. Собрали хворост для приготовления ужина, накидали веток на лежаки. Шалаш оставили на потом – вся ночь впереди, успеют. Пока еще не стемнело окончательно, нужно было запастись хворостом на ночь. Дьявол занялся приготовлением ужина, а Манька отправилась в ельник на обрывистом берегу, почти на ощупь высматривая сухостой. Место там было открытое и не так темно, как в лесу.
Через час от котелка приятно запахло.
От ароматного наваристого бульона у Маньки потекли слюнки, но до готовности было еще далеко, и она продолжила собирать сучья и рубить сухостой, выбирая те, что потолще и посуше.
Наконец, умаявшись, она остановилась.
Луна над горизонтом поднялась с желтовато-серебристым ореолом, а это значит, за ночь лед станет крепче. Завтра сможет пройти по реке километров двадцать, а если были бы нормальные лыжи, могли бы пройти все шестьдесят. Все-таки нужны нормальные, лучше охотничьи, чтобы Дьявол не говорил, и санки тоже, а то тащит на спине то, что можно тащить за собой или толкать впереди себя. Она уже давно об этом думала, рассуждая сама с собою, быть или не быть, и где взять инструмент, чтобы смастерить их.
Так, мечтая, она шла вдоль берега, и внезапно увидела, как на другом берегу реки, чуть дальше против течения, посреди деревьев блеснул яркий огонек…
Манька вздрогнула, тревожно всматриваясь вдаль.
Встретить в лесу человека было совсем не безопасно, так что передумала все. Может быть, было бы лучше ночевать по соседству с волками, но сбор сучьев и обустройство шалаша уже не шли на ум. До огонька по льду – а река в этом месте была относительно ровная и открытая – километра полтора, минут пятнадцать – двадцать ходу.
Спустившись за нею позвать на ужин и помочь дотащить собранный хворост, Дьявол тоже заметил огонек.
– Вряд ли в таком месте живут добрые люди, – с сомнением хмыкнул он, рассматривая огонек сквозь кругляшки пальцев, как будто они у него были окулярами.
Манька пожалела, что бинокль забрали разбойники.
– Мы тоже отсюда – не добрые что ли? – не согласилась она. – Возможно, деревня недалеко. Должен же хозяин общаться с внешним миром. Нам бы прикупить соли и крупы. И про Посредницу поспрашиваем. Пора бы уже найти ее, сколько можно?
– Маня, мы идем Благодетельницу пощупать – какие ж мы добрые? Любой нас в разбойники запишет, – скептически заметил Дьявол. – А если маньяк?
– Да ладно тебе пугать! Заимка, наверное. Дождемся, когда охотники уйдут, пополним запасы. А если просто живет кто-то, может, пустят переночевать. Вдруг им работник нужен? – Манька зажмурила глаза от предвкушения оказаться у теплой печки.
– Только сначала поужинаем, – предложил Дьявол. – А вдруг не накормят? Может, они там сами голодные сидят. На сытый желудок и умирать приятнее.
До заветного огонька добирались чуть меньше обозначенного времени. Ветер разогнал тучи, позволив огромной круглой ярко-желтой луне пролить на землю призрачный лунный свет, подбадривая мириадами переливающихся искр на снегу.
Поднялись по склону, поросшему редкими сосенками, оказавшись на широком поле. И прямо посередине его Манька внезапно увидела два домика – один большой, второй визуально чуть меньше, но ненамного, оба вросшие в сугробы, чуть ли не по самую крышу, оставив не заметенной только переднюю часть, где были входные двери и окошки по бокам от них. На крыльце обоих изб тоже лежал снег, но возле большой избы его было меньше, как будто там его изредка чистили, даже лестница просматривалась.
И чуть в стороне – бревенчатый сруб колодца…
Сердце ее радостно екнуло…
Резной колодец, совсем как тот, в который она однажды плюнула…
Со всех ног бросилась к нему, не смея поверить глазам.
Но радость была преждевременной: сверху колодец придавила тяжелая чугунная крышка, накрепко приколоченная и для надежности закрытая на большущий амбарный замок, вокруг колодца – толстые железные приваренные прутья.
– Стой, Маня, стой! – едва успел удержать ее Дьявол, схватив за локоть. – Ты в курсе, что вода бывает не только живая и мертвая, но еще питьевая, техническая, соленая, ядовитая, тяжелая и радиоактивная?
Манька застыла возле колодца с расстроенным видом, раздумывая. Дно и берега озерца и ручья, стекающего по оврагу к реке, и вокруг самого колодца, покрывал толстый слой белого вещества, который она не сразу заметила, приняв за снег.
Хозяин оберегал колодец, как зеницу ока.
Может, продает?
Первым ее желанием было сломать колодезные оковы, чтобы заглянуть в колодец, но она удержалась. Если хозяин не позволит набрать воды, тогда и будет думать, как ее добыть, а для начала все же следовало, наверное, попросить. Денег у нее не было, но были руки. Если вода живая – хорошо, если мертвая – плюнет еще раз. Запрещать брать воду из колодца в государстве было не принято, и когда просила, не отказывали. Разве что, заметив язвы и страшные опухшие десны, черпали воду сами, наливая из ведра в подставленную кружку. Возможно, хозяева пытались отпугнуть от колодца зверей, но при внимательном рассмотрении не увидела признаков того, что вода в нем мертвая. Редкие сосенки и березки поблизости стояли здоровые, и сухая трава из-под снега выставлялась – много ее было летом.
В смешанных чувствах она оставила колодец.
– Что же, люди вообще никуда не ходят? – удивленно спросила она у Дьявола, не обнаружив между домами тропинки. – На охотничью заимку не похоже. И скотину не держат. Ни сарая, ни сеновала. Забора нет, значит, и огород не сажают, тут поди зайцев полно, без ограждения сожрут и морковь, и капусту.
Она порылась в своем заплечном мешке, нашла среди прочего железа нож, сунула его за пояс, прикрыла свитером. Так она чувствовала себя разбойником, но интересная у нее мелькнула мысль, что не надо походить на хорошего человека рядом с тем, кто от людей лекарство от всех хворей прячет.
Пока шли через реку, свет в окнах погас, но хозяева были дома: из трубы все еще шел легкий дымок.
С замиранием сердца она поднялась на крыльцо, единственное место, где было кое как расчищено и подметено, и постучала в дверь.
Ей долго не отвечали.
Наконец раздался не то старческий, не то больной хриплый голос:
– Какой леший по ночам бродит?.. – голос какое-то время молчал, а потом оживился: – Фу-у, человеческим духом запахло! Никак душа девица? Щас, щас, моя яхонтовая, щас! – заторопились в избе.
– Ни хрена нюх у хозяйки! – изумленная Манька обернулась к Дьяволу, надеясь услышать от него хоть какие-то пояснения на сей счет, но Дьявол пинал ногой сугробину и слюнявил палец, отгрызая себе ноготь, пребывая каком-то пограничном состоянии.
– Бабушка, откройте, я в лесу заблудилась! – Манька встала так, чтобы ее было видно из окна. Окна избы промерзли, и сравнение такое на ум пришло, что покрыты они бельмом, потому что вроде промерзли, а вроде нет – точно грязным молоком на стекло плеснули.