– Меня мачеха за подснежниками послала! – тоненьким голосочком подвыл Дьявол, передразнивая ее.
Манька шикнула на него, притопывая замерзшими ногами.
Несмотря на то, что там внутри вроде оживились, дверь еще долго не открывали. Между тем, луну снова сокрыли тучи, на улице внезапно стало темно, хоть глаз выколи, и когда окна, наконец, засветились, за дверью что-то застучало, скрипнуло, щелкнула щеколда и дверь слегка отошла, выпустив полоску света, на мгновение она ослепла.
Обрадовавшись, шагнула за порог…
И сразу задохнулась от вони гниющей плоти. Запах в избе стоял тошнотворно-спертый, будто она попала в отапливаемый морг, куда свозили покойников со всей округи и оставляли гнить. Изба разила трупными разложениями, помоями, чем-то кислым – да так, что сытый ее желудок сразу вывернулся наружу. Хорошо, что пока шли, пища успела протолкнуть себя в кишки, желудок оказался пустым. Она зажала нос, борясь с порывами рвотных потуг. Повернула назад, но когда обернулась, не то бабка, не то женщина отрезала ее от двери, защелкнув сложно устроенную щеколду, повернув крюк, вбитый в стену.
Дышать в избе она научилась не сразу, и не сразу привыкла к тусклому свечному освещению. На столе в подсвечнике в виде многоглавого драконе из двенадцати свечей горели только два свечных огрызка.
«Посредница! – догадалась Манька – Она нашла ее!»
Фу-у-у!
Радости Манька не испытала. Трудно было поверить, что кузнец господин Упыреев имел в виду ее натуральные внутренности, но, судя по запаху, с Посредницы станется. Она пощупала нож, примериваясь, как скоро сможет его достать, и крепче сжала посох. Глаза от едкой вони слезились, хотелось оказаться на улице, чтобы глотнуть воздуха. С трудом заставила себя дышать мелкими вдохами. Через несколько минут пребывания в избе, то ли от аллергии, то ли от попавшей в организм инфекции, нос заложило – дышать ртом разу стало легче.
Наконец, она смогла осмотреться.
Сама хозяйка выглядела бы молодой, если бы из-под лица у нее не выставлялось еще одно, которое выдавало в ней старуху. Не так, чтобы выставлялось, просто видела Манька и морщины, и скрюченность – а ум отверзал увиденное, придумывая старуху приятной женщиной без определенного возраста. Каждый палец старухи-молодухи украшало золотое кольцо, а то и два, шею – дорогое колье, губы ярко накрашены помадой, глаза обведены сурьмой, крашенные в рыжий цвет волосы собраны в узел на макушке. И одежда выдавала в ней, скорее, городскую жительницу: теплые вязанные лосины, обтягивающая водолазка, поверх шерстяная туника с золотым шитьем, на ногах кожаные сапожки, богато отороченные мехом и каменьями, точно хозяйка встала не с постели.
Горница была большая, но пустая. Кровать да широкий стол с лавками вдоль стены, в углу, рядом с дверью – большой резной сундук, на котором стояла огромная ступа с метлой, и над ним приколоченная к стене вешалка. Вдоль стены натянуты веревочки, с которых свисали высушенные связки из разных трав, в банках под лавками и на лавках – высушенные змеи, лягушки, порошки, снадобья и сушеные грибы. Были здесь и дорогие вещи: на столе – подсвечник в виде дракона на двенадцать свечей – сто пудов из чистого золота, на вешалке новехонькая широкая с капюшоном соболиная шуба, тут же, рядом со ступой, на сундук небрежно брошены кожаные перчатки на меху и дорогая сумка с каменьями.
Старушка в деньгах не нуждалась…
Кухня располагалась за печью, полузакрытая сдвинутыми занавесками, а зев печи – что-то среднее между камином, русской печью и печами для обогрева – непривычно выставляла себя напоказ длинному широкому столу, занимающему весь передний угол.
Маньке даже показалось, что, когда она вошла, печка была повернута в ее сторону.
На плите, перед зевом в большую печь, в чугунном котле, булькало зеленое варево, явно не овощи. И все кругом было покрыто толстым слоем пыли с немногочисленными отпечатками рук и ног хозяйки, как будто женщина жила где-то в другом месте, а в дом заглянула только что.
Манька с любопытством уставилась на печь, изучая ее устройство. Когда строила дом, она мечтала именно о такой: у огня посидеть, пироги испечь, избу обогреть, или истопить один ее угол, чтобы приготовить еду. Уложить ее задумку в одну не получилось, пришлось печнику заказать две, но доделывал печи уже кузнец Упыреев.
– Проходи, ласточка моя, думала, не дождусь, уж домой собралась, – проскрипела женщина по-старушечьи и не по-доброму хихикнула, не особо скрывая сивушное любопытство.
– Откуда вы знали, что я буду мимо проходить? – изумилась Манька, смекнув, что Посредница дожидалась именно ее, подгадав ее приход день в день. Она испытующе взглянула на старуху-молодуху, закрывая варежкой нос и рот от зловония.
Знак был недобрый: неужели вампиры знают, где ее искать?!
А про Кикимору?
Она еще крепче сжала посох.
– Ворона на хвосте принесла, – съязвила Посредница и помягче добавила: —Заприметили тебя неделю назад охотники… – голос у старухи остался недовольный. – Как тебя не заметишь: где прошла – там нагадила. Надо ж было народится такой тварью, ведь даже в лесу от тебя житья нет! Чего учудила – людей пугать! Да кем ты себя возомнила?! – она придвинула табуретку к столу.
Манька виновато шмыгнула носом.
– Зеленым Миром… Лес хотела уберечь… Государственный, – присела на краешек стула, положив котомку с железом к ногам.
Обвинять ее в убийстве Кикиморы старуха-молодуха с елейным масляным взглядом, похоже, пока не собиралась. «Наверно, не поняли еще, что болото высохло, думают, замерзло…», – догадалась она. Но на сердце было неспокойно: старуха-молодуха казалась выше ее на две головы С крепко сбитым, широким в кости совсем не старушечьим телом. Если при изъятии внутренностей завяжется драка, неизвестно, кто кого. Дьявол ее, конечно, неплохо подготовил, только на силу всегда найдется другая сила. У этой спортивно-подтянутой фурии, по виду, своя физическая подготовка имелась. С такой биться – не по воздуху Дьявола молотить, и не полусгнившие мощи Кикиморы шилом протыкать – эта могла легко пришибить с одного удара, вон какие кулачищи с толстыми пальцами-сосисками. Манька себя худой и карлицей не считала, но на фоне женщины она смотрелась малорослой и хрупенькой. Эта запросто не только коня на скаку остановит, но пришибет – не заметит.
– Зеленым Миром? – передразнила хозяйка, перекосившись в лице. – Ты в своем уме? Мы и без тебя свое поберечь умеем! Благодетельница наша миллионы из казны выделяет на охрану, а ты этот самый зеленый мир по ветру пустила! Как теперь разоренным и ограбленным в глаза будешь смотреть? Люди деньги зарабатывали по велению самой Государыни, добывая для нее мясо и пушнину, а ты их грабила и имущество уничтожала. Ведь за все спросят! Ох и бестолковая ты, ох и бестолковая!
– Так ведь жалко зверей, – возмущенно отозвалась Манька.
Никаким Зеленым Миром в домиках браконьеров не пахло. А если судить по куче высушенных песцовых и енотовых шкурок, сваленных в углу между стеной и сундуком, и сюда охотники часто наведывались, щедро отсыпая лучшие шкурки убитых зверей Посреднице.
– А мне-то как жаль, что тебя эти звери не сожрали… Проблемы бы и твои, и наши закончились. Как же ты уцелела? Боязно, небось, было? – прищурилась старуха-молодуха.
Умасливать елейными речами, как Кикимора, Посредница ее не собиралась. Видимо, сразу догадалась, зачем Манька к ней пришла и особо не церемонилась, сразу давая понять, что она тут хозяйка и правила у нее свои.
– Нет… Может чувствовали, что я им вреда не причиню.
Старуха-молодуха надсадно загоготала, помешав зеленое варево на плите.
– А вы здесь живете или в другом месте? – осмелела Манька. – У вас вон, пыли много. Может, я вам полы помою, воды наношу, снег уберу, дров наколю – я все умею!
– Еще через порог не переступила, а уже деньги клянчишь, – с брезгливостью оборвала ее Посредница.
– Ну что вы, я ж бесплатно, – Манка покраснела. – Может, воды вам наношу… Из колодца?
– Ишь, чего удумала… Да нешто снега мало?! Нельзя ту воду пить, ядовитая она, – смягчилась старуха-молодуха.
– А почему вы так далеко от людей решили поселиться?
– Да ведь мы с тобой, Маня, соседи, – рассмеялась Посредница. – А тут я так, редко бываю, траву собрать лечебную, отдохнуть от просьб и мирской суеты… Дача тут у меня, – сухо пояснила она. – Слушала бы умных людей, так давно бы дело порешили. Между прочим, пока сижу тут, там меня люди ждут. Ишь, сколько жалоб на тебя, и все расправы требуют, – ткнула она пальцем на бумажки на столе. – И куда ж ты пропала?
– Вдоль реки шла, как дядька Упырь посоветовал.
– И-и-и? – выставила женщина глаза, недоуменно округлив их. – Как умудрилась пройти мимо? Крупными ж буквами написано: «Усадьба уполномоченного представителя Ее Величества».
Манька сразу вспомнила замок с башнями и огромную усадьбу рядом с уездным городком, расположившуюся на берегу Безымянной Реки. На поклон в тот замок ходили толпами, и мзду везли караванами, а очередь из просителей растягивалась на километры. А кузнец господин Упыреев так и вовсе там жил, как у себя дома, когда в деревне не был занят богатым хозяйством и пожалованными ему в собственность окрестными угодьями.
Туда она ходила…
Отнесла письмо на кузнеца Упыреева, которое потом к нему же вернулось.
– Я была, но меня не пустили. Потом я к кузнецу пошла, потом в другую сторону, а потом…
– Да нешто я б тебя не встретила, кабы не пришлось присматривать за этими взбесившимися курицами?! – лицо Посредницы перекосило злобой, она недовольно ткнула клюкой в половицу, и смачно выругалась.
От половицы или еще откуда-то донесся виноватый болезненный стон, заставив Маньку от неожиданности поджать ноги.
– И кормлю досыта, и кровушку пьют бочками, так нет же, еще нос воротят и все время норовят с цепи сорваться, – злобно похулила женщина избы.
– А вы та самая Посредница? – решила убедиться Манька в своей догадке, хмуро взглянув на молодящуюся ведьму.