Йеся сказал: «Если же Я Духом Божьим изгоняю бесов, то конечно достигло до вас Царствие Божие. Или, как может кто войти в дом сильного и расхитить вещи его, если прежде не свяжет сильного?»
Как можно креститься сознанием и не попасть в рабство?
Ты скажешь: «нет» – и земля поднимет против тебя черных птиц, скажешь: «да» – и снова клюют, скажешь: «я – человек» – и обрушится на тебя весь ужас, потому что в доме твоем – вор и убийца, который стал хозяином и назвал тебя непотребными словами.
И вот ты – убогая, распятая, уведенная в полон. Память твою заменили записью, которая не меняет своего мнения от обстоятельств, прославляет вампира день и ночь, уговаривает тебя сдохнуть… – и заменяет в твоей земле одну реальность на другую. И бросают вампиры о тебе жребий, как о муже Анании и жене его Сапфире, которые продали все, чтобы положить к ногам апостолов. А когда убивают, говорят: «Вот как сильны мы и Дух Наш Святый!» И каждый раз, когда убивают, смерть человека считают знамением и чудом. Страх человека – награда им. «Ты солгал не человеку, а Богу!» – говорят они.
Но разве мне солгали Ананий и Сапфира? Что из их имущества досталось мне? Они утаили от грабителей, которые, говоря о Боге, имели в виду себя.
Видишь ли, невозможно обоих сделать вампирами – Царь в земле может быть только один, а обоих проклятыми – запросто.
– Это доказывает только то, что людям нужен Бог.
– Ну так и искали бы Бога или ту муху, которая их укусила. Почему вдруг решили, что те, кого видят впервые и не съели с ними пуд соли, праведнее их? Какой человек в здравом уме откажется от непосильно нажитого тяжелым трудом? Но они вдруг массово повредились в уме, побежав покупать вечную жизнь, которая и так была им обещана за праведность. Разве я не сказал, что человек вернется только при одном условии: если пройдет мимо ангела с вращающимся мечом и отведает плоды с Дерева Жизни? И разве человек не лист на этом Дереве, чтобы искать его далеко?
Манька долго пыталась найти в себе все те ужасы, о которых говорил Дьявол, и не находила. Сейчас в ее пространстве было снова темно, как будто она смотрит в черное зеркало. Но ведь древние вампиры были, она их смогла пощупать, так почему слова Дьявола до нее не доходят, не становятся ее внутренним эго, основой, на которую могла бы опереться? Умом она понимала, что проклята, но в себе чувствовала только несостоятельность на фоне успешных людей, которым все давалось легко. Она пыталась повторить их успех, и не помыслила бы связать неудачи со своим внутренним содержанием, а Дьявол упорно доказывал, что корень ее проблем далеко. Но правильно ли это, винить тех, кого она даже не знает?
– Маня, Святый Дух говорит во тьме и шепчет на ухо тайно, а плоды вампир получает явно. Если б темницу было просто обнаружить, проклятие открылось бы на следующий день. Сознание у всех одинаковое, содержание разное.
– Если двое не хотят быть вместе, зачем же неволить их? Я не знаю его, да и любит он другую… Тут поневоле в вампиры подашься, чтобы избавиться от ненавистного прицепа.
Конечно, Маньке хотелось, чтобы ближний любил ее и жили они долго и счастливо, но насильно мил не будешь. Как было бы хорошо, если ближний ее оказался бы простым деревенским парнем, у которого и руки, и голова на месте. Вся жизнь наперекосяк, и только ли вампиры в этом виноваты? Если бы на ее месте была Ее Высочество, которую ближний любил беззаветно и всем сердцем, ради которой готов пойти на любое преступление, стал бы он ее убивать? И тогда и она, и ее ближний жили бы со своими половинками душа в душу.
– А разве это я сказал, что вы должны стать мужем и женой? —Дьявол рассмеялся. – Ваш прародитель… А цена таким словам – ломанный грош в базарный день. Я просил помнить, что душа ваша ходит в народе, а ночная тварь – крик о помощи, крайняя плоть сердца, которую каждый должен обрезать. Но вампиры научились придавать этой твари особый смысл, делать плотной, со множеством голов. Знания – не добро и не зло, но их можно использовать и так, и эдак. Я изобрел атом и радиацию, чтобы сделать вселенную вечной, а человек использовал мое изобретение для атомной бомбы, чтобы убивать себе подобных. Кость твоя там, к душе твоей нет доступа никому, кроме ближнего, только у него есть запасной ключ, чтобы поднять, когда упадешь, но ведь и у тебя такой ключ лежит в ладони! Сейчас у тебя есть знания – распорядись ими правильно.
Манька задумалась: получалось, утвердил вампир себя Царем, принимает дары от тех, кто на него ведется, а еще вознаграждение от развенчанного Дьявола, который в это время выгоду какую-то подсчитывает. Конечно, никакого ключа у нее не было, и радио с Дьяволом тоже не соглашалось, переиначивая слова: говорило то же самое, только от себя и про себя.
– Меня распяли, и мне же в аду гореть? – повысила она раздраженный голос. – А где твоя хваленая справедливость? Я ближнего не предавала – вот с него и спрос!
– Маня, у тебя сера в ушах? Это было на твоей стороне! – вспылил Дьявол. – Царем вампира назвали в твоей матричной памяти! А поскольку они и в земле вампира есть, то плотность их достаточно твердая и непрошибаемая, чтобы использовать их в качестве стен для темницы. И если вампир отстоит от меня на одну голову – Духа Святого, которого сам же изображал, то проклятый на Духа, и на вампира, и на свидетелей, и на себя убиенного… Предлагаешь разгребать эти головы, чтобы найти под ними твою?
– И никак не спастись?
– Ну почему же… Положив начало добровольным мучениям, ты заменила одну муку другой. Но только так, принеся себя в жертву, можно вырвать жало вампира, вырвав из руки его железный жезл, в котором его сила. В Небесном ты останешься один на один с мутью, которую невозможно изменить – она станет твоим бытием, а мучители останутся здесь.
Дьявол говорил о жертве, о врагах, как будто ей предстояло забежать в кафе и выпить чашку кофе. Он не понимал той пропасти, которая лежит между страданиями и беззаботным существованием довольных жизнью Благодетелей.
Принести себя в жертву…
Оглядываясь назад и примериваясь к тому, что уже испытала, она видела впереди только ужас, и кто доказал, что это правильно? Полтора года – и всего лишь четвертинка железного комплекта. Одно дело – успокаивать себя, а другое – смотреть на пережитое трезво: чтобы избавиться от железа, понадобится шестнадцать таких же беспросветных, леденящих душу лет. Ни дома, ни семьи, ни детей… А еще тюремный срок за Бабу Ягу и Кикимору, если докажут, что их смерть – ее рук дело. Пожизненный! И как после этого разогнать малину с множеством неопределенных и неизвестных в пространстве и времени лиц, чтобы чаша геенны миновала ее, и жила бы она тихо и мирно, пока Бездна не разлучит ее с Дьяволом?
Ей вдруг отчаянно захотелось прервать этот бесконечный ужас, не придумывать счастливую жизнь, не искать оправдание ни себе, ни богоизбранным, перестать обманывать себя.
– А почему нельзя, чтобы оба стали как вампиры?
– Предлагаешь вампиру разделиться в самом себе? Все, что человек делает, он делает правой стороной. А она у тебя – разрушенная крепость. Для вампира она – левая. Щедрость твою, подкрепленную словами Святого Духа, видят люди. А правая сторона вампира – твоя левая, по ней судят о тебе люди, а там вся подлая сущность вампира, и ты, какой тебя вампирское сообщество представило миру. Если он будет раздавать и там, и там, что останется ему?
– То есть, левая сторона у меня жадная?
– До неприличия!
– И об этом тоже есть в Писании?
– «Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно».
Как можно творить милостыню втайне, чтобы люди не видели и не знали? Не на обычную человеческую благодарность вампиры рассчитывают, а на такую, которая не оскудеет во все дни его жизни. Господи Упыреев знал, о чем говорит, когда хвастался народной любовью: «Пришли к тебе разбойники, и в одну ночь осталась без штанов, а то богатство, которое на небо положено, никто не унесет, но все видят. Богатство возвышает человека, да не каждый знает, где и как его сеять… На небе его сеют, Маня, на небе, а у тебя там голод, холод, глады и разорение – и тоже видят – все, кроме тебя. Но не уразуметь тебе умишком бестолковым и приземленным».
Манька тяжело вздохнула: кто бы ей сказал, что Дьявольская правда кузнеца Упыреева есть истина, только она не от мира сего, и смысл этой правды такой вот глубокий. И у этой страшной Дьявольской правды не было ни конца не края, и чем больше Манька о ней узнавала, тем больше хотелось стереть себя из этой реальности. Вся жизнь пропитывалась нечистью, как ядом. Но голос, который шел изнутри, обрекал на смирение и молчание. Не ее, чужой и всесильный – сильнее слов Дьявола. Слова Дьявола были противоядием минуту, другую – пока она размышляла над ними, в это время вся ее земля, которую она чувствовала, как свое пространство, была заполнена какими-то неясными безликими осколками чужеродного эмоционального присутствия. Едва уловимые образы незнакомых людей выставлялись отовсюду, где бы она ни пыталась нащупать себя, свои чувства, а как только отвлеклась, ее состояние возвращалось в исходное состояние, став тьмою – давящее эмоциональное поле, в котором сама она была пустым местом.
Пророк сказал: «Всякий раз, как они захотят выйти оттуда из страданий, их вернут туда и… вкусите мучение огня! Поистине, тех, которые не веровали в Наши знамения, Мы сожжем в огне! Всякий раз, как сготовится их кожа, Мы заменим им другой кожей, чтобы они вкусили наказания…»
Вот она, прошедшая столько дорог, пьет живую воду, рядом Дьявол – Бог Нечисти, а где это все? Где ее новая кожа?! Где ее знания и ее умные мысли? Даже ужас был только в сознании, а в сердце – огромная необъятная всепрощающая любовь к мучителям, и она не понимала, откуда у этой любви растут ноги.