– Выходит, мертвее мертвого оборотень, и ничем не лучше вампира?
– Истинно! Но не просто так вампиру приходится уводить оборотней в леса!
Манька живо заинтересовалась, обратившись в слух. Она еще не знала, что именно, но какие-то их слабые места, наверное, против оборотней можно было использовать.
– Если в образе зверя оборотень посмотрит на себя в зеркало, он вместо хозяина вдруг увидит зверя! И человек увидит! Зверь на взводе, он чутко принюхивается к себе, в ожидании хозяина, а у человека в это время сильный эмоциональный всплеск, паника – и вот тут-то зверь обнаруживает человека! Для зверя человек не только приблизился к нему – занял место хозяина и выставил против него зверя! И зверь начинает рвать свою собственную плоть! – закончил Дьявол торжественно.
– Получается, оборотня можно зеркалом убить? – догадалась Манька, слегка волнуясь и пытаясь вспомнить, где она видела зеркало. – А серебро?
– Не серебро убивает оборотня, а зверь. Серебро способно обличить зверя в человеке и прервать связь с вампиром. Когда зверь остается с человеком один на один, он перестает чувствовать хозяина и сразу же набрасывается на него.
– Выходит, зверя может убить только зверь?
– Именно! – рассмеялся Дьявол. – Когда прерывается связь между вампиром и зверем. Остальное время он неуязвим. Почти. Можно еще голову отрубить, тоже связь прерывается. Но, боюсь, это не для тебя, ты вроде как собралась сдаться? А вообще, грустно, конечно, что, возможно, видимся с тобой последние дни! Привык я к тебе что ли… – он тяжело вздохнул. – Именно поэтому я добрый. Дань уважения человеку, который понял свое проклятие, принял его и готов мужественно погибнуть от руки нечисти, оставаясь человеком. Вот, по дружбе, даю тебе возможность умереть, как нечисть!
А Манька мысленно выдохнула: если она убьет оборотня, то как бы не убьет.
– А вампирам все равно, что с человеком, который оборотень? – спросила она.
– Абсолютно! Для вампира оборотень – животное, и оно не отнимает у него много времени. У него их может быть несколько или ни одного, кому как нравится. Это раньше, когда люди на них охотились, они окружали себя зверями, а сейчас им заняться нечем, вот они и хвастаются ими друг перед другом, а иногда стравливают между собой, устраивая бои. Человеческое сознание при этом в расчет не принимается. Это же вампиры! Так что жди стаю больных животных, не обученных ходить строем.
– Все же у вампиров хоть какие-то радости есть, – заметила она. – И то хорошо, что осиновые колы выстругивать не надо. Где-то я видела в избе зеркало. Помню, посмотрела еще на свою запущенность. А полнолуние долго длиться?
– Полнолуние длится ночь, но не совсем же от полной луны процесс зависит, – ответил Дьявол, зевая. – Бывает и такое, что не в полнолуние вдруг трансформация наступает, просто зверь вошел в силу. Неделю примерно. Вампиры в это время отдыхают, а звери резвятся. Биоритмы!
– Кончай прикидываться, – сказала Манька, натягивая железные обутки. – Я же знаю, что ты даже когда спишь, не спишь. Пошли, посмотрим зеркало!
Она достала из костра ветвь неугасимого полена, ветвь сразу полыхнула огнем жидкого пламени, освещая путь. Старшая избушка, пристроившись рядом с банькой, уже, наверное, задремала: дверь открылась, но не сразу, пришлось несколько раз громко постучать. Наверное, это не Баба Яга долго дверь не открывала, а изба не могла спросонья впустить ее в себя.
Манька повернулась к баньке и наказала, погрозив пальцем:
– Двери не запирай! – и проворчала себе под нос: – А то вас потом не добудишься!
Глава 17. Черти
Вроде и отмыла все, и хлоркой прошлась, но в большой избе все еще неприятно шибало в нос протухшим горелым мясом. Запах вроде должен был выветриться. С ног не валил, но оставался, а откуда шел – непонятно. Пока дверь была открыта, запах уходил, а за ночь копился снова, с утра в избу не сунешься. Манька подумала: надо еще раз проверить, не было ли у Бабы Яги в избе тайных комнат. Ее передернуло от одной мысли о покойниках, а каково было избе носить в себе такой кошмар? Любой бы на ее месте заболел!
– Да-а, память твоя все еще у вампира! – заметил Дьявол, глядя, как она озирается по сторонам и топчется на месте. Зеркало она видела, а вот где, забыла.
– Ты, давай, вспоминай, а я избу проверю! – предложил он. Подозрительно передернулся, принюхиваясь и прислушиваясь к скрипу половиц. – Что-то мне этот запашок тоже не нравится, жутко не люблю мертвечину, а изба нам еще пригодится!
Дьявол слегка смутился, когда Манька удивленно приподняла бровь.
– Я, конечно, не ругаю нечисть, даже поощряю, когда она привносит нетрадиционные способы наказания проклятому народу, – оправдался он, – но только не в случае, когда я сам выступаю в качестве передовой позиции. Будет неприятно в пылу битвы обнаружить за спиной черта… – и, заметив ее опешивший взгляд, пояснил: – Избы решили выступить с тобой одним фронтом, а я не могу дать убиться ни за грош имуществу Совершенной Помазанницы, так что не накручивай себя, ты тут как бы ни при делах.
Он прошел по избе взад-вперед, а Манька вдруг с нескрываемой радостью поняла, что на этот раз Дьявол собирается объединиться с ней, а не с нечистью. Наверное, потому, что она собиралась воевать с нечистью, которая уже ее боялась, рассудила она. По крайней мере, вероятно, нечисть забеспокоилась, узнав, что некто разделал старую-престарую нечисть, как самую настоящую свинью. Даже с обычным хряком мало кто мог справиться в одиночку, трое держали, а кто-то один вскрывал артерию на шее, а Баба Яга по размерам превосходила взрослого откормленного хряка раза в три. А может еще про Кикимору проведали, хотя это вряд ли, все болота сейчас были подо льдом, она надеялась, что о ее кончине узнают только весной, а до весны было еще далеко.
Лицо Дьявола стало по-деловому озабоченным.
– Черти – мои слуги, работники Небесного царств… Они меньше всего хотели бы выступить шпионами на стороне противника, – объяснил он, наталкивая ее на мысль, что в избе есть некто нестрашный.
Манька напряглась.
– И уж если я могу дать вам шанс подружиться… Чувствую, пространство изогнулось в нескольких местах, больнее пространства я не видел, – сделал он заключение. – Но о пространстве твоим умом не понять! – Дьявол тяжело вздохнул, прошелся по ней безнадежным взглядом, шагнул вперед и застыл перед стеной. Но, заметив ее недовольное лицо, напомнил ворчливо: – Ты не забывай, до совершенства тебе еще далеко! Я, между прочим, не в угоду тебе тут медитирую. Пространство – мой конек. Многие пытались с ним шутить, но у меня получается лучше всех, потому что тренирую себя каждый день. Вот если бы ты себя так изнуряла!
Манька и сама знала, что была неуклюжей. Когда Дьявол бил ее дубиной, удары иногда пропускала. Ко всем ранам, полученным в походе от железа, добавлялись синяки. Но кое-какие приемы, которые он показывал, она запоминала, и нет-нет, но в последнее время Дьяволу тоже от нее досталось.
Бы!
Он как всегда уходил от ударов, перестав существовать в плотном теле. Призрачные следы от посоха он потом еще долго рассматривал и рассказывал, что многие в таком поединке перестали бы существовать. Манька принимала похвалу на свой счет, но на десятом или двадцатом разе догадалась, что Дьявол над нее глумился, а не хвалил, потешаясь над ее самолюбием. Было обидно, но втайне она радовалась, что показала себя Богу Нечисти с плохой стороны.
А Дьявол забыл о ней, уставившись во все пространство сразу. Она догадалась, что он стал больше, чем она могла его увидеть. Лицо его окаменело, в уголках губ заиграла зловещая ухмылка, и обычно черные, как провалы в бездну глаза, вдруг зажглись призрачным голубым сиянием. От Дьявола повеяло холодом. Руки ее занемели, она в мгновение продрогла до костей, а ведь держала в руках живой огонь. Ей даже показалось, что из него выползают толстенные щупальца. Она шестым чувством улавливала их тень и искажение пространства, которое подернулось маревом – и эти щупальца начинают прощупывать стены избушки, проваливаясь в стены. Плащ, всегда черный снаружи и красный внутри, вдруг стал снежно-белый, совсем как у того старика, которого она однажды видела во сне. Ветра в избе не было и в помине, но плащ развевался, как грозные крылья. А еще его трость вдруг превратилась в белый посох с прозрачным камнем, и от камня тоже лился свет.
Со всех сторон к нему стекались лучи, сначала прозрачные, а по мере приближения явные, и получалось, будто он стал столпом огня. Света в его глазах хватило бы осветить, или освятить не одну горницу. И вроде он был, но как будто не был. Когда Манька хотела посмотреть на то, что творится вокруг, она видела сквозь него даже лучше обычного. И она немного струхнула. От света, озарившего его, хотелось упасть на колени и каяться, но вовремя удержалась: каяться ей как будто было не в чем, а в чем было, она уже сто раз покаялась. Ей захотелось подойти и ткнуть в него пальцем, но вид грозного Дьявола заставил ее тут же отказаться от этой глупой мысли. Она даже подумала, что, возможно, он и не врет, когда рассказывает о себе, что он кого-то судит, наказывает и отправляет в Небытие.
Если Дьявол такой, то, пожалуй, мог бы… Дьявол был уже не черный, а белый… Но черный он нравился ей больше. Белый Дьявол показался ей непривычным и беспощадным. Видели бы его таким вампиры царства государства, может, сто раз бы подумали, прежде чем становиться вампирами.
Заметив, что Дьявол медленно поворачивается в ее сторону, она сиганула на чердак что есть мочи. «Свят, свят, свят!» – мысленно помолилась она, когда Дьявола не оказалось рядом. И с облегчением вздохнула, принимаясь за поиски.
Когда она впервые увидела чердак, он был забит барахлом доверху. Теперь вещей осталось немного, только те, которые могли пригодиться избушке и тому, кто будет в ней жить. Были тут инструменты, которые гвозди вбивали исправно и пилили тоже по-человечески, добротный пиломатериал, печные новенькие кирпичи, краска для наличников и стен, ткацкий станок, прялки, соль, спички, свечи, облезлый пишущий стол, украшенный резьбой и золотыми вензелями. В ящиках стола нашлись и высохшая чернильница, чернила порошком, перья и промокашки. Два шкафа, один для одежды, второй для книг или всякой всячины, с такой же резьбой, что и стол. И хозяйственные принадлежности: запасные чугунки, ухваты, кочерги и совки для углей, печные щипцы и прочая кухонная утварь. А еще чудо-метла, которая сама мела и немного помогла с уборкой изб, в основном, когда надо было вышаркать половицы, а мела она, пританцовывая, и получалось, что гоняла мусор туда и обратно, чудо-коромысло с двумя бадьями, которое само ходило по воду и от работы не отлынивало, разве что запиналось за ступени, да и деревянные бадьи высохли, вода проливалась сквозь щели, так что их работоспособность оказалась нулевой.