Сиюминутная слабость прошла, она уже на себя сердилась: конечно, Дьявол прав, если умирать, почему бы не помочь? Избы нуждались в помощи. Может, конечно, шли потихоньку за ней, потому что плохо быть, как она, сиротой, у которой на всем белом свете никого нет, но разве важно, какая причина толкнула их с нею объединиться? Наверное, будь она такой больной, слезами бы обливалась, а избы не плакали, и не бросили друг дружку, крепко за дружбу держались, да и не просили сами у нее ничего, просто старались быть рядом.
– Так как ты, говоришь, этих чертей изводят? – спросила Манька с видом прилежной ученицы, заложив руки за спину.
Дьявол довольно ухмыльнулся.
– Я знал, что ты пока еще дура, но немного ума прибавилось. Все дело в том, что черти необычные существа, которые не имеют материальности вовсе. Но некоторые нечистые умом люди умеют придать им материальность, заключая в пространственной материи. Пощупать ее ты не можешь, но для чертей она – самая настоящая тюрьма. Так они остаются на земле рядом с человеком, в устроенных скрытых жилищах, и ждут, когда плюнет кого-то в человека, или в глаз ему заедет, или позавидует. И тут-то черти предстают во всей красе, потому что мысль умеют сделать материальной, чтобы их заметили и вызволили. Черт – старый проверенный способ вывести объект на чистую воду. Естественно, материализуют они только плохое. Если хорошее, кто ж станет вызволять? И пошло-поехало, пока человек не поймет, что злобу таит на пустом месте или зависть у него себе в убыток, но это – если умеет провериться, а не умеет – тут уж черт нечисти доброе подспорье. Про человека, у которого черт на привязи пасется, говорят: у него дурной глаз, улетает удача к вампиру, а люди и вампиры думают, будто это они сами от себя такие везучие и невезучие.
– А зачем Бабе Яге у себя дома черта привязывать, если он – дурной глаз? – удивилась Манька.
– Нечисть, она на то и нечисть, чтобы не иметь против себя нечистую силу, – Дьявол щелкнул ее по носу. – Вот твою землю вампир полонил, а Баба Яга полонила избы. У избы тоже своя земля есть, а она разобралась и отрезала. Своей-то нет, не вернула в свое время, когда душу отправляла на тот свет, а безземельной среди вампиров долго ли походишь? Страшное дело делали две избы против себя самих. Обе они украденные у поленьев. В земле должны быть неугасимые поленья, а изба – на земле, а получилось, что деревом неугасимым сами топились, которое им самая что ни есть душа, а черти их ума лишали.
– Так мне нельзя с ветками неугасимыми сюда заходить? – ужаснулась Манька, бросив взгляд на ветвь, которая стояла в вазе и горела вместо свечей.
– В печку положить нельзя, а освятить избу – святое дело! Дерево в земле, а ветвь – мудрое начало. А теперь представь, что оборотни каверзу задумали. Где бы ты не пряталась, черти выведут их прямо на тебя: «Мы, Маня, здесь! Выпусти нас на волю!» – Дьявол посмотрел на нее и успокоил, заметив, что она сама не своя: – Да не бойся, черт убивается взглядом. Вернее, не убивается, а разваливаются стены его темницы, а сам он уходит в свою обитель.
– И только-то? Не будет никаких трупов? Ни с кем не надо биться? Никакого кровопролития?! – не поверила Манька, сверля Дьявола прищуренным взглядом.
– С чертями не будет, – пообещал он.
– Ну, хорошо, – с сомнением согласилась она. – А как мне в пещеру-то попасть? Я ж не могу пройти сквозь стену!
– Не спеши! Стань спиной к пещере, – Дьявол приставил ее к тому месту, где она видела вход. – Так, теперь смотри и иди назад себя, и не думай о стене, просто иди, и, когда будешь в пещере, главное, не оборачивайся. Выйдешь так же. Запомни, потеряешь след, заплутаешь! Смотреть на черта можно только затылочным зрением, и убивается он так же.
– Тогда как я их разгляжу? – засомневалась Манька в который раз. – Сам сказал: убиваются взглядом, а на затылке разве есть глаза?
– Разглядела же, – спокойно ответил Дьявол.
– Услышала я их, – поправила она.
– А пещеру кто описал? – напомнил Дьявол, подталкивая ее в грудь.
И вдруг Манька поняла, тупо уставившись на Дьявола – опять он прав! Было у нее другое зрение, о котором никогда бы не догадалась, если бы не надоумил. Ведь не смотрела глазами, а пещеру запомнила зримо! Как такое могло быть, если не смотрела?
Как видела, объяснить она себе не смогла. Там стеночка была, и были какие-то мысли, но пространство за стеной просматривалось ясно. Голова ее при этом стала сумрачной, обе мозговые доли налились свинцовой тяжестью, заломило в височных областях, но как-то неправильно, не в самой голове, а снаружи. Но она точно знала, что никто в этот момент ее не бьет, а значит, боль была ненастоящей. Может, это оттого, что заработал третий глаз, тогда причин паниковать не было, но как она туда попадет, если у нее за спиной стена? И пусть она видит вход, но ведь реально-то его не существует!
Она приноровилась, настраиваясь на пещеру, попятилась назад. И вдруг обнаружила себя в пещере. Но видела впереди не стену, а только вход, за которым маячил Дьявол.
Задом пятиться было неудобно. Пару раз она споткнулась, и чуть было не потерялась, но вовремя сумела остановиться и нащупать твердую почву, восстанавливая равновесие. Она двигалась назад себя не спеша, прощупывая своим открывшимся затылочным зрением тропинку. Немного заболела голова, то ли от напряжения, то ли сама пещера на нее так подействовала. То, что она приняла за тропинку, оказалось черным маслом, которое натекало со стен, и было разлито везде, замазывая видимость. От этого в пещере стояла густая темень, но оказалось, что для затылочного зрения свет как таковой не требовался, масло мешало, но столько же выдавало спрятанные в нем объекты, у которых светились красными угольками глаза.
Масло оказалось масла масленей, оно само по себе имело некоторую способность отводить глаза, когда капало с потолка – сразу появлялось необъективное желание получать от жизни удовольствие, хотелось все бросить и расположить к себе хоть одного вампира. И сомнений не возникало, что вампир протянет ей руку и поднимет до себя, но это было ее состоянием, а не мыслью, потому что умом она могла размышлять над этим состоянием.
Сначала она чувствовала только присутствие и неясное ощущение, что некто за ней следит, а еще независимые эмоциональные волны. Слева недовольство, униженность, отчаяние, презрение и услышала явный вздох, а справа – уверенность, направленная на нее, которая подавляла ее собственную самооценку. Это состояние можно было определить, как; «Мы были, мы – есть, мы – будем!», и эта уверенность была где-то выше ее самой.
Наконец, она заметила, что искала. Умасленный черт, черный, лохматый, сливаясь со всем, что было в пещере, непонятно как удерживаясь, сидел на стене. Выдали его глаза – красные угольки, излучающие эмоциональную грусть. Он тоскливо пялился на выход и как будто не замечал ее. Она смотрела на него во весь затылок, но отдавать концы он не собирался, даже не свалился со стены, продолжая висеть, точно приклеенный.
– А я тебя вижу! – в качестве эксперимента, попыталась она привлечь внимание, чтобы проверить реакцию черта.
Тот на секунду замер, глазки его забегали, весь он стал жалким и несчастным, и внезапно залился горючими слезами, сползая по стене под ноги.
– Ой, жалкая я, несчастная я, все-то у меня не как у людей, из рук валится, ой, дура я, дура! Посмотрите на меня, люди добрые, свихнулась я в чреве матушки, горюшко я, ноша тяжелая… – черт уже катался по пещере, хватался за шею, и голосил, голосил, голосил…
Манька растерялась. Ей жутко хотелось обернуться, и она едва сдержалась, а еще она не понимала: зачем надо убивать это несчастное существо? Пожалеть разве что, никакой злобы черт не выказал. И она бы продолжала его рассматривать, но он вдруг схватил огромный булыжник и залепил ей в глаз.
Этого она никак не ожидала. Кинул он с затылка, а угодил именно в глаз.
– Ах ты свинья! – разозлилась Манька, схватившись за глаз рукой. – Я тебя посчитала человеком, а ты что?! А ну как пну сейчас?! – пригрозила она, понимая, что сделать ему ничего не сможет, но ответить стоило.
Как-то нехорошо получалось – разве это дружба?
О том, что черти умеют драться, Дьявол не предупредил. Открытие оказалось не из приятных. Самое время обругать себя: она не знала про чертей ровным счетом ничего и сунулась в пещеру, не собрав о них сведения. С другой стороны, конечно, он будет плакать, он же в темнице сидит! Она взяла себя в руки и пожалела черта. И тут же пожалела, что пожалела его…
Черт неожиданно подрос, слезы из него полились в три ручья. Он голосил про себя, не останавливаясь.
Манька растерялась. Похоже, зря она согласилась на эту сомнительную аферу. Дьявол определенно что-то напутал или заманил ее в очередную ловушку.
– С чертями надо дружить, как нечисть между собой дружат. А по душам они не говорят, у них души нет, – услышала она насмешливый голос Дьявола. – Один говорит: у меня все хорошо, второй отвечает – а у меня лучше! Один говорит: плохо мне, а второй отвечает – а мне хуже! Если подарки, то на вечер, если в глаз – то навечно. Подумай-ка, разве знаешь, с чего он так голосит? Вот нечисть, готовит стены темницы, и слеза должна упасть кому-то в руку. Кому?
– Мне с ним поплакать что ли? – догадалась Манька. – Он, наверное, избу изображает, чтобы она умнела с ним, а ее видели жалкой и убогой.
– Ну, или человеку, который в избу войдет… – Дьявол ответил не сразу, в доме что-то грохотало и падало. – Печка тут… Убираю золу… Баба Яга подъемник кирпичами завалила, а во внутренностях яму выбила и железный желоб вставила. Хитрая конструкция! Подкинула дровишек, и злато-серебро по желобку стекает, а для избы это кровь… Манька, я занят! Разбирайся с чертями сама!
Манька постояла еще немного, звуки в избе стали походить на разное: то он простукивал, то ломал, то обратно складывал, а черт уже не плакал, он придвинулся к ней и наступил на нее, но не раздавил, а вошел в нее, и ей показалось, что ее засунули в воздушный шар, наполненный густым туманом.