Зеркало было почти черным, как глаза Дьявола. Разве что чуть-чуть отражались стены подвала, и это отражение выглядело весьма зловещим.
– Ой! – радость улетучилась вместе с ее отражением. – А я там… меня там… – Манька растеряно ткнула в стеклянную поверхность пальцем.
Дьявол устало вздохнул.
– Вот скажи мне, – произнес он прискорбно, – почему ты всегда попадаешь в неприятные истории, вместо приятных, где есть эльфы, феи, волшебники и прочая нечисть с добрейшими намерениями? Почему даже какое-то зеркало пытается тебя побить?
– Потому что я с Дьяволом? – озадаченная исчезновением своего отражения, Манька шмыгнула носом. – Какое-то неправильное зеркало, – выдвинула она свою версию.
Дьявол ничего не ответил, лишь потер ладони в предвкушении интересной задачи. Она слегка струсила – ее опять будут бить, но Дьявол не замедлил бросить осуждающий взгляд.
– Проблема у нас, Маня! – сообщил он через минуту. – В этом зеркале ни один оборотень себя не увидит. Их настроение никогда не падает ниже уровня зомбирования.
Манька закусила губу и вдруг поняла: чуть-чуть ее все же видно.
– Ой, – выдохнула она, – а я там!
– Там, потому что перестала считать себя идеалом! – Дьявол пощупал зеркало. – Ты видишь в нем только свои недостатки, которые у тебя здесь! – он постучал пальцем по ее лбу. – А оборотни свои оборотнические способности недостатком не считают. Скорее всего, они даже не поймут, что это зеркало, ни один оборотень себя в нем не увидит ни зверем, ни человеком.
Маньке жутко захотелось пролить слезу: неудачи преследовали ее одна за другой – ее отражение проступило еще явственнее. Это был конец – ее конец: ей оставалось пойти в лес, чтобы не подставлять под удар избы, лечь и дождаться, когда оборотни растерзают ее бренное тело. Как в пещере с чертями, картина собственной кончины доставила ей удовлетворение.
– Не конец, не конец! Не в этот раз… – снисходительно ухмыльнулся Дьявол. – Гадом буду, если не столкну тебя лбом с Прекраснейшей из Женщин! Но если бросить прямо сейчас, это будет не гладиаторский бой, а убийство невинного ребенка. Взвалить на Прекраснейшую из Женщин такой грех, чтобы потом сомневаться в ее талантах и способностях… Или сама раньше времени сдашься, или победа будет в сухую. Да ты сама подумай, сколько у нее секретов! И покойники, и черти, и оборотни, и родственники… Маня, у тебя ни одного шанса! – он покачал головой, прощупывая раму зеркала. – Дело тут не в зеркале, надо найти вторую его часть. Мы пока даже снять его со стены не сможем!
– Вряд ли она постыдится убийства… – хмуро промычала Манька, открывая в своей внешности изменения не в лучшую сторону. Она вдруг почувствовала, что от усталости голова стала чугунная, все тело сделано из ваты, а еще что вряд ли ей хватит сил доползти до постели. Теперь она видела себя в зеркале полностью: с синяками вокруг глаз от недосыпа и камней, которые черти в нее кидали, норовя попасть в лицо, вся такая неказистая и убогая. Она вдруг вспомнила, что до полнолуния осталось чуть меньше трех недель. На чистку избы от чертей ушло слишком много времени. А зеркало, будто в насмешку, придало ее коже зеленоватый оттенок и припухлость, намекая на скорую смерть.
Да уж…
Она попыталась что-то сказать, но Дьявол решительно перебил:
– Завтра! Все оставляем на завтра. Утро вечера мудренее… Тем более чертям нужна хорошая зарядка, а то у них, наверное, сил не осталось про себя орать.
Глава 18. Крест крестов и кривое зеркало
Как доползла до постели, Манька уже не помнила. Может, Дьявол донес. Уснула на ступенях лестницы подвала, а проснулась в предбаннике и, наверное, время близилось к полудню. Солнце поднималось к зениту, но было еще далеко от него. Через открытую дверь оно светило прямо в лицо. Несмотря на лето, в земле, обогретой неугасимым деревом, солнце осталось зимним – всходило поздно, заходило рано, и не жарило, как в летние месяцы.
Дьявол хлопотал у костра, напевая под нос: «Твой образ белым облаком летит! Белым-белым-белым снегом скрыт! Я пожелать могу лишь миллион удач, – заметил. Как она подходит. Вскинулся и пропел тише: – О, королева всех ментальных передач! – а потом перешел на припев: – Скромная, милая, самая красивая…»
От победоносного настроения не осталось и следа. Сейчас, когда чертей не было, победа уже не казалась такой значительной, как ночью. Общегосударственным коллективным мнением чертей на свете не существовало – и скажи она кому, что чертей извела, кто поверит? А последние слова Дьявола и вовсе причинили ей боль. Нет, не обиделась – его право, кого любить, но столько времени вместе и в последнее время ей казалось, будто шли они, как друзья, которые делят между собой горести и радости, и не целомудренную вампиршу он любит, а ее, бестолковую, пропахшую смолой и покойниками, уязвленную до кости, с тяжелой ношей на спине, которую она несла безропотно и терпеливо.
Мог бы хоть чуток вести себя корректнее, не поминая каждый раз врагов. Мало Радиоцарице любви, которую имела от всея государства? Где справедливость?
Но нет, не желал он ей светлую жизнь! У Дьявола в этом путешествии был свой интерес: столкнуть лбами королевских кровей умницу и ее, безродную посредственность. Зачем? – она не знала. Но его интерес, в части замысла встреча лицом к лицу, с ее планами совпадал полностью. Именно поэтому все трудности она сносила смиренно, как великомученица. А после того, как узнала о природе своих врагов, решила, что будет учиться всему, что удастся разузнать. А если Дьявол учить не захочет, то попробует как-нибудь достать знания, наблюдая за ним. О нечисти он знал много, и даже вроде бы невзначай брошенные слова могли содержать полезную информацию. Все могло пригодиться!
И физические нагрузки…
А вдруг Благодетельницу за волосы придется оттаскать? Так, незаметно для себя самой, она научилась отбивать удары, падать, чтобы не ушибиться, ловко бегать и прыгать, прятать следы и готовить пищу из того, что под рукой, не бояться ни черта, ни зверя, даже управляться с топором и посохом, которые могли стать опорой в пути или мощным оружием против неприятеля…
В последнее время она все чаще завидовала нечисти, которой достался самый интересный и обаятельный Бог. Все знал, все умел, всему мог научить.
Как-то он спросил:
– Для чего тебе Благодетельница? Можно ведь в какой-нибудь глухой деревне спрятаться или в лесу остаться, кто догадается, что ты – это ты?
Манька и сама не знала, ради чего так хочет увидеть Благодетельницу, укравшую душу, соблазнившую ее вампирскими посулами. Но сама идея и ее воплощение казались важной задачей, будто от этого зависела жизнь. Раньше ей казалось, что стоит им поговорить, как женщине с женщиной, и как мудрому народу с правительницей, все встанет на свои места, поймет Благодетельница свои заблуждения, прозреет, и настанет в государстве золотая пора, а теперь вторая причина добавилась: если бы свиделась с Благодетельницей и услышала ее голос, может, смогла бы вспомнить слова, которые бросали вампиры в землю, когда она лежала перед ними без сознания.
Слова из земли были не просто слова – стрелы, облаченные в истину, хоть и лживые, каждое слово становилось перстом чужого Бога.
Ей бы только увидеть вампирское личико, которое искусственно испоганило ей жизнь! А лучше разок плюнуть и вдарить, как следует, чтобы клыки сломались. Хотелось бросить ей в лицо, что она самое мерзкое и отвратительное чудовище на свете и не сломала ее! И пусть она будет одна-одинешенька среди старой-престарой бессмертной нечисти, и пусть Дьявол будет на стороне врага, они не заставят ее считать себя побежденной.
Она зажмурилась от удовольствия, когда проехалась по приятной мечте. Манька приберегала ее с тех пор, как узнала, что вампиры делают с человеком, чтобы заполучить свое благосостояние. Мечта обречь Благодетельницу на муки приятно щекотала сердце.
И вдруг поймала себя на мысли, что рассуждения ее сходны с теми, как когда потеряла из виду вход в пещеру, и черти завладели ее головой. Первое, что пришло в голову, что у мечты нет ни начала, ни конца, будто мысли застыли во временном пространстве. Сам собой напрашивался вопрос: а что она будет делать потом? Она уже не думала, как раньше, когда отправлялась в поход, что Радиоведущая поймет ее или утрется плевком и начнет оправдываться перед нею. Осознала: губительница – не человек, ее благословляли оборотни, черти блюли ее счастье, сам Дьявол помазал на престол, народ служил ей верой и правдой.
Что потом?
Ответ так красиво не приходил.
«В том-то и дело, что верой!» – подумала Манька с горечью. Стали бы люди служить, если бы знали, что правит ими вампир, упиваясь людской кровью?
И ответила себе с ужасом – да, стали бы! Никто не поверит, а если поверит, еще гордиться начнет. Люди с легкостью опускались до уровня неразумных, отвратительных созданий, лживых и угодливых, готовых на все, ради того, чтобы вампиру услужить, даже те, кто был предназначен на «мясо». Каждый человек старался показать себя лошадью, на которой можно пахать и пахать. Жили какой-то своей сумрачной жизнью, ожидая каждый день, что судьба-злодейка проявит жалость, боялись стать изгоями, которыми насытились вампиры. Даже когда рвали глотку, люди не проклинали мучителей, покорно подчиняясь судьбе. А могли бы собраться и отстроить крепость. Мало разве камней на угорах и реках, или глина перевелась? Или деревья у Царицы радиоэфира пересчитаны? Ради чего терпели здоровые мужики и бабы?
И тут же стало стыдно, она вдруг вспомнила похороны растерзанных нечистью людей. Кто-то пытался изменить судьбу, но им не так повезло, как ей. Без Дьявола к нечисти лучше не соваться.
Интересно, как они себя вели перед смертью: просили, умоляли, или же все-таки сопротивлялись? Наверное, сопротивлялись, и отчаянно – висели в цепях. С некоторых Баба Яга не сняла кандалы, даже когда от человека не осталось плоти.
А она – смогла бы так напугать нечисть?