Такие картины меня никогда не радовали, поэтому я быстро отворачиваюсь и, пробурчав под нос «ненавижу его», иду к лестнице на первый этаж.
– Эй, подожди! Я его тоже ненавижу! – кричит незнакомец и догоняет меня на ступеньках.
– С чего бы это, интересно? – удивляюсь я.
– Ну, раз ты его ненавидишь, то я тоже его ненавижу.
Я смотрю на парня так, как, мне кажется, должны смотреть на законченных идиотов.
– Я – Андрей, кстати, – игнорируя мой взгляд, говорит он. – А ты можешь не представляться, я и так знаю.
– Что ты знаешь?
– Твое имя.
Мои руки мгновенно леденеют, я пугаюсь так, как будто этот совершенно незнакомый мне человек сейчас возьмет и назовет мое тайное имя. Имя, которое знаем только я и ты. И это будет значить, что всему конец.
– Тебя зовут Аня.
Я выдыхаю.
– Отлично, – говорю я, – я – Аня, а ты – Андрей, видимо, псих, который следит за мной. Приятно познакомиться.
– Не такой уж я псих. И вряд ли то, что я узнал тебя по фото из соцсетей, можно считать слежкой восьмидесятого уровня.
– Ну, ты как минимум долго торчал на моей странице, чтобы запомнить, как я выгляжу.
– Да не особо, просто у тебя запоминающиеся фотографии. Интересные, странные, немного безумные. Ты художница?
– Пока что нет, и вообще-то я абсолютно нормальная.
– Охотно верю. – Андрей усмехается. Я замечаю, что у него зеленые глаза, прямо как у тебя и меня. Он смотрит на меня так, как будто хорошо меня знает. Это немного жутко, но я не успеваю как следует это прочувствовать, потому что вижу тебя. Ты наконец одна и идешь ко мне.
– Ладно, не буду мешать, – говорит Андрей, – я напишу тебе сегодня или завтра.
Не дожидаясь моего ответа, Андрей уходит, широко размахивая длинными тонкими руками.
– Прости, – говоришь ты, – я тебя в какой-то момент потеряла.
– Да ничего.
– А кто это был, кстати?
– Какой-то псих. Следит за мной во ВКонтакте.
Андрей пишет мне в тот же вечер. Мы начинаем общаться каждый день, перекидываясь едкими сообщениями. Андрей остроумный, мне это нравится. Он старше меня на два года и учится на программиста заочно. Он не ест мясо, родители Андрея больше любят его младшего брата, а начальник Андрея ходит с калоприемником из-за какой-то болезни. Андрей говорит, что покончил бы с собой, если бы с ним такое случилось. Тут я с ним, в общем-то, согласна.
Окончательной симпатией друг к другу мы проникаемся, когда во время одной из прогулок мне в ногу втыкается несколько здоровенных художественных кнопок, которые я неосторожно положила в карман джинсов. Мы с превеликим удовольствием выковыриваем их из моей плоти и смеемся.
– Теперь мы с тобой связаны кровью, – продолжая смеяться, говорит Андрей.
– А вот и нет. Кровью – это если бы ты тоже поранился, – со знанием дела замечаю я.
– И тогда бы мы смешали нашу кровь?
– Я бы без этого обошлась, заразишь еще чем-нибудь.
– А разве смысл не в доверии? – спрашивает Андрей и хлопком втыкает кнопку себе в ладонь. Он явно хочет произвести на меня впечатление, но я и виду не подаю, что удивлена.
В квартире Андрея, которую он снимает вместе с другом, меня больше всего привлекает шкаф. На всякий случай я всегда проверяю шкафы во всех местах, в которых оказываюсь. Я знаю, что уже довольно взрослая для всего этого, но знать – это одно, а верить – совсем другое. Знать что-то наверняка почти всегда невозможно, поэтому недалек момент, когда ты непременно разочаруешься в своем знании и поймешь, что ничего-то ты и не знал. Ведьмак, например, знал, что выходит замуж за обычного мужчину, а после пятнадцати лет брака обычный мужчина превратился в Сатану.
Вот так и понимаешь, что тебя обманули, обвели вокруг пальца, поставили лицом к лицу перед разочарованием – и тем, что ты идиот.
С верой все по-другому. Особенно если ты хранишь ее в тайне. Она принадлежит только тебе, никто никогда не доберется до нее, а значит, разочарован ты не будешь. Разочарование приносят другие.
Я верю в то, что однажды путь в королевство откроется, это настолько вошло в привычку, что я уже не могу представить себя без нее. Это просто буду не я. Поэтому, первый раз оказавшись у Андрея дольше, чем на полчаса, я первым делом иду к шкафу.
– Это просто шкаф, – говорит он.
– Я в курсе, – отвечаю я и открываю дверь. – Да тут жить можно!
– Это что-то типа кладовки. А почему тебе так интересно? Хочешь покопаться в моих вещах?
– Если бы я хотела покопаться в твоих вещах, то выбрала бы момент, когда ты засядешь в туалете. Я просто люблю шкафы, мне в них хорошо, – говорю я и сажусь на пол под свисающую одежду.
– Какая ты все-таки странная.
– А это так плохо? – Мне нравится, что тон Андрея скорее одобряющий, а не осуждающий.
– Нет, милая, это замечательно.
– Ты назвал меня «милая»? У нас даже секса еще не было.
– Ну, мы можем легко это исправить. – Андрей смеется и садится на пол рядом со мной.
– Хорошо, – говорю я, – только прямо здесь.
– В шкафу? Серьезно?
– Только в шкафу!
– Ну, не знаю. – Андрей притворно возмущается.
– Это мое последнее слово.
– Хорошо, уговорила. Но только ради тебя. И знаешь что?
– Что еще?
– Это будет мой первый раз.
– Ты шутишь?
Вижу, как Андрей смеется, глядя на мои нахмуренные брови.
– Мой первый раз – в шкафу, – выждав, добавляет он.
– Ну, это радует. Смотри, как бы он не стал последним, – подкалываю я.
Не знаю, на что я рассчитывала, когда смотрела на покачивающиеся надо мной вещи. Может быть, на то, что они погладят меня рукавами по голове, как в детстве? А может быть, на то, что вход в королевство наконец-то откроется, благодаря такому вот странному ритуалу?
Но Андрей – это не ты, а секс, кто бы там что ни утверждал, – никакое не волшебство. Поэтому все остается на своих местах, кроме пары упавших свитеров.
Все всегда остается на своих местах, и мне так грустно от этого, что хочется плакать. Зато будет, что тебе рассказать, – решаю я и проглатываю непролившиеся слезы.
– Для тебя это что-нибудь значило? – спрашивает Андрей, пытаясь придать произошедшему какую-то завершенность.
– Не знаю, все занимаются сексом, что в этом может быть особенно значимого?
– Значит, вернемся к кровавым ритуалам? – усмехнувшись, предлагает он.
– Что-нибудь придумаем, – без особого энтузиазма говорю я.
Проходит пара недель, и вместо кровавых ритуалов мы изобретаем новые. Андрей, как я уже говорила, был парнем с хорошей фантазией, поэтому вскоре он начинает называть меня доченькой, расчесывать мои волосы, гладить одежду и даже рвется отработать за меня практику в Художественном, куда я поступаю, забросив обучение на учителя истории. Мне такое странное отношение нравится, все-таки интереснее обнаружить рядом с собой отца, который старше тебя всего на два года, чем очередного парня.
– Ты похожа на маленькую злую капризную девочку, – часто говорит он мне.
– А ты, похоже, хорроров пересмотрел про маленьких зловещих девочек.
– Нет. Просто ты вызываешь у меня желание постоянно о тебе заботиться. Это даже меня самого удивляет.
Не помню, чтобы кто-то сильно рвался обо мне заботиться. Обычно ты заботилась обо мне, а я о тебе, и мы вместе заботились о нашем королевстве. Это было правильно.
Что-то меняется, но пока я не чувствую опасности.
В общем, все складывается таким образом, что я и Андрей собираемся жить, если и не долго, то уж точно счастливо, поэтому приходит время познакомить Андрюшу с тобой. Я долго не могу на это решиться, так как раньше ни мне, ни тебе не удавалось подружиться с бойфрендами друг друга. Но раньше это и не имело значения. А теперь неожиданно я обнаруживаю, что с Андрюшей можно делать все то же самое, что и с тобой и даже кое-что сверх того. Единственное, что с ним делать нельзя – это пытаться попасть в другой мир через шкаф.
Несмотря на мои опасения, ты и Андрюша легко находите общий язык. Вскоре он начинает называть тебя сынком. У Андрея, как и у нас с тобой, серо-зеленые глаза и каштановые волосы, так что он вполне может называться нашим отцом. В это, конечно, никто не поверит, а вот на то, что я и он – брат и сестра, некоторые покупаются, что приводит нас в страшный восторг.
Несмотря на это, мы не можем впустить Андрюшу в наше королевство, поэтому создаем еще одно поверх нашего. В нем мы трое можем быть неразлучны как самопровозглашенная патологичная семья, в которой все друг с другом в сомнительном родстве.
С появлением Андрюши наше веселье утраивается: мы смеемся над теми, кто старше; теми, кто младше; над влюбленными парочками, мамашами с детьми, вегетарианцами, неформалами, старухами, младенцами, девушками на каблуках, мужчинами в остроносых туфлях. Но больше всего мы смеемся над Андрюшиным соседом – Пашей, получившим от нас прозвище Old fart за чрезмерное для своего возраста занудство и любовь к традиционным ценностям.
– Old fart просит, чтобы ты не приходила, когда он дома, – как-то вечером сообщает мне Андрей.
– Это еще почему? – не особо удивившись, спрашиваю я.
– Он говорит, что у тебя слишком темная энергетика, – давясь со смеху, отвечает Андрей.
– Не знаю, как насчет темной энергетики, но чесотка у меня точно есть.
– У дочки чесотка? – притворно сюсюкая, спрашивает Андрюша.
– Похоже, что да. Помнишь, мы нашли в парке спящего бомжа, и ты фотографировал меня с ним?
– Конечно, это же теперь твое лучшее фото.
– Вот. Думаю, тогда я ее и подцепила.
– А меня заразишь?
– Если хочешь, но вообще у меня есть идея получше. Дай мне полотенце Old fart’а и еще какие-нибудь его вещи. Пора ему столкнуться с реальными проблемами, а не энергетическими. Ты же не против?
– Нет, конечно! Дочка, ты отлично придумала. Кстати, должна приехать его сестра с ребенком, думаю, им чесотка тоже не помешает. В прошлый их визит они меня дико достали: ходили туда-сюда, что-то постоянно ели и аж лоснились от своего мещанского позитива.